Я тогда сказал Тарковскому, что если он откажется от полка при всех офицерах и урядниках, то я согласен принять полк.

Сейчас же по принятию полка (при всех) передо мной стал вопрос об урегулировании взаимоотношений между полком и жителями. По всему было видно, что отношения крайне обострены и население раздражено.

Собрав сельчан, я доложил им, что полк признал поведение командира полка Нуха Тарковского неправильным, и Нух оставил полк. Теперь полк принял я. Полк имеет задачу бороться против большевиков и будет продолжать выполнять эту свою основную задачу, в другие же дела полк впредь вмешиваться не будет. Затем я их прямо спросил: «Изменят ли они своё отношение к полку?»

Крестьяне выслушали мою речь очень внимательно, но, видимо, изменить свою отношение к полку не могли. Репутация полка была испорчена. Они в один голос требовали, чтобы полк ушёл из селения, что держать его в селении они больше не могут.

«Мы не за большевиков, но заставить нас идти с вами тоже вы не можете. Уходите, и мы сами решим, как нам быть».

Видя, что тут ничего не поделаешь, я сказал им, что заставлять их идти и драться в наших рядах мы не хотим, заставлять их содержать полк тоже не намерены, но что я требую, чтобы они не выступали против нас. Что же касается полка, то полк уведу я из селения сегодня же.

На этом мы с ними разошлись.

В тот же день я собрал полк и оставил селение Нижний Дженгутай. Часть полка – 2 сотни – я оставил около Али-Тала на хуторе Нурича (по дороге из Дженгутая на Аркас, а с остальными отправился на Аркас. Тарковский поехал со мной в Аркас). В первом полку тогда было человек 200, он был сформирован Тарковским в Хунзахе из всадников 1 и 2 полка, в моём полку было тоже человек 250.

О шуринских событиях в середине сентября слух дошёл до меня, когда я прибыл в Аркас. Там же я получил извещение, что Махач выехал из Шуры в направлении на Дженгутай–Леваши. Посоветовавшись с Нухом (хотя я и принял командование, но по всем вопросам советовался с ним), я решил его перехватить. Для этой цели я выслал в Дженгутай сотню под командой Нуредина Акаева. Перед самым отъездом я предупредил его, чтобы он был осторожным при исполнении поручения, что Махач нам нужен живой. С другой стороны, я обратил его внимание на то, что нам с Нижним Дженгутаем ссориться в этот серьёзный момент совершено невозможно. Поэтому всю операцию окружения и захвата Махача он может произвести только в том случае, если нижнедженгутаевцы не будут этому противиться. В противном случае лучше ему вернуться назад.

Нуредин выехал, но вернулся, даже не доехав до Дженгутая. Я в тот момент не занялся этим вопросом и не знаю сейчас, почему он вернулся: настроение всадников показалось ему подозрительным, или у него самого не было охоты ловить Махача, не знаю.

Дня через два ко мне в Аркасе прибежали два типа. Один из них – бывший прапорщик из Нижнего Дженгутая. Он командовал у большевиков сотней.

– Убили, – говорит.

– Кого?

– Его.

– Кого его?

– Махача…

Я был поражён и крайне возмущён. Нух, сидевший тут же, тоже был в замешательстве. Мёртвый Махач никому не был нужен. Одна эта жизнь никакого вопроса не решала. Нам Махач нужен был живой. Но было уже поздно.

Лазарь Бичерахов

– Ты, вероятно, это сделал, чтобы загладить свою службу у большевиков, – презрительно бросил ему Нух.

– Нет, – был ответ.

Сейчас не помню подробностей, но, по его словам, вышло так, что он сам, по своей инициативе, организовал верхнедженгутаевскую молодёжь, устроил засаду, схватил Махача и расстрелял его.

Родственница дженгутаевского бека мне потом рассказывала, что она видела, как проводили Махача мимо их дома. Он остановился и попросил воды. Ему вынесли воды, но что было дальше, она не знает.

В это время у нас с Верхним Дженгутаем не было никакой связи. В то время, когда я с полком шёл из Нижнего Дженгутая в Аркас, мне встретились Казалинцев и Патимат Тарковская, которые спустились с гор и уехали в В. Дженгутай.

Убийца Махача ни тогда, ни после у нас не служил. Он после сообщения передал нам взятые у Махача, кажется, 150 тыс. руб. денег и ещё какие-то бумаги, и больше его не видели.

В моей памяти сохранились слухи, которые тогда ходили среди крестьян. Говорили, что Махач выехал из Шуры с Джамалдином Кулецминским. С ним же он приехал в Нижний Дженгутай. Махач будто бы сказал Джамалдину: «Если мы пойдём дальше вместе, то можем оба погибнуть, а если разойдёмся, то один из нас дойдёт до места». Они поделили деньги, которые были при Махаче, и пошли разными дорогами…

Роль и значение появления отряда Бичерахова в Дагестане мне долго не были понятны, да и до сих пор неясны.

Бичерахова я знал раньше и имел случай оказать ему как офицеру большую услугу однажды в Пятигорске. Но я никак не мог себе представить его роли в революции.

Переговоры с Бичераховым Нух начал совершенно самостоятельно, значительно раньше, чем я приехал на Араканский фронт, и, следовательно, до занятия нами Шуры и до убийства Махача.

Во время этих переговоров Нух Бек однажды ездил к Бичерахову в Петровск. Насколько мне сохранила этот факт память, эта поездка была совершена с ведома большевиков. Автомобиль был подан Тарковскому в Буглен, на участке фронта, где стояли большевистские части. Нух приехал в Буглен верхом, оставил там свою лошадь, а сам сел в автомобиль и поехал в Шуру. Здесь, не задерживаясь, он поехал прямо на вокзал, сел в поезд и приехал в Петровск. Таким же путём он приехал обратно. Результатов переговоров я не знаю.

Переговоры эти велись с ведома и согласия Зубаира Темирханова, который всё время был с Нухом. Но, конечно, об этих переговорах ничего не знали турки. От турок эти переговоры скрывались.

Вообще Нух был больше на стороне Бичерахова, чем турок, но об этом, конечно, он нигде громко не говорил. Нух был уверен, что Бичерахо в сохранит ему его титул, чины и главное – его земли. Сделают ли то же турки, он сомневался.

Эти его сомнения впоследствии подтвердились целым рядом фактов и прежде всего отношением турок к Махачу и Коркмасову. Однажды в присутствии Исмаил Хаки Бея зашла речь о дагестанских социалистах. Нух и я осуждали Коркмасова и Дахадаева за их непатриотичность и большевизм. Исмаил Хаки Бей заступился за Коркмасова. Он сказал, что знает его лично давно и считает его весьма полезным человеком, вполне достойным уважения.

По его словам, Коркмасов стремится к тем же целям, что и турки. Махач, по его мнению, как товарищ Коркмасова не может быть иным человеком. Раз они оба вели свою линию, то, вероятно, в данных условиях это и была более правильная линия.

После этого у меня с Нухом по поводу турок был разговор, и Нух высказал подозрение, что турки могут спеться с Коркмасовым и Дахадаевым, и мы можем остаться ни при чём.

В то время, когда Нух ездил к Бичерахову, турок ещё не было. Только пронесся слух, что в Леваши прибыли инструкторские кадры с пулемётами. Переговоры у Нуха с Бичераховым, видимо, были о борьбе с большевиками. О турках разговора не было. По борьбе с большевиками Нух достиг с Бичераховым соглашения.

Как случилось, что большевики исчезли из Шуры, ни Нух, ни я не знали. Однажды мы обнаружили, что на фронте большевиков уже нет, а стоят бичераховские посты.

25 сентября мне пришлось по вызову Бичерахова поехать к нему в Петровск. Собственно, должен был ехать Нух, но он отказался. Думаю, что это он сделал, боясь вызвать у турок подозрение. В это время мы уже вошли с турками в контакт. Зубаир Темирханов поехал в Леваши, откуда непрерывно сносился с Нухом. Наша главная задача в эти дни была занять Шуру раньше турок. Думаю, что у Нуха было всё согласовано с Темирхановым, а через него и с Исполкомом. Без согласия Исполкома едва ли Нух решился бы на какие-нибудь самостоятельные шаги в эти смутные дни. Во всяком случае, без согласия Исполкома Нух не занял бы Шуру.