Алукайский гарнизон не был воинской частью в том понимании, к которому привыкла Сидни. За безопасность и защиту стаи, а также за охрану прилегающей пограничной зоны отвечал бета Рихетч. Он выбирал себе сильных воронов, подходящих на роль защитников, и готовил их. Он же потом отправлял их контролировать территорию, которую занимала стая. В километре от города размещалась база, где регулярно проходили занятия и тренировки, но это трудно было назвать плацем. А одноэтажные домики, какие-то странно узкие, вытянутые вверх, мало походили на казармы. В один из них и поселили сову. Кораксы не любили чужаков, но «ночники» были востребованы даже у них.

Ритис Рихетч хмыкнул, насмешливо разглядывая прибывшую оборотницу.

- Кого мне прислали? – он внимательно перечитал бумаги. – Ещё и после ранения... Что ж… - авилак вздохнул. - У нас, конечно, тише, чем в Кутах, но тоже всякое случается.

Сидни кивнула, мол, поняла и пошла заселяться. Шлёпала под проливным дождём, стараясь держать спину ровной и не зажиматься от чужих взглядов. В Мренго- са к оборотнице ожидаемо отнеслись с опаской. Никто не бросался с распростёртыми объятиями и не рвался в провожатые, но в то же время никто не комментировал её грубой голос или маленький рост.

В первые недели Сидни пришлось полностью перестраивать свою жизнь и представление о службе. Здесь не было сборных групп, как в других воинских частях, и услугами боевых магов кораксы тоже не пользовались. Вороны патрулировали свою территорию по очереди, от рассвета до заката. А вот после захода солнца вылетала Сидни. Она тщательно осматривала окрестный лес и луг и, убедившись, что нарушителей нет, опускалась на берегу Алукайского озера. Там, где вода переливалась через запруду и с шумом срывалась вниз, бедная девушка давала выход своим чувствам. Рыдала навзрыд, оплакивая несчастное, разбитое сердце.

Понятно, что дежурные кораксы замечали покрасневшие глаза и опухшее от слёз лицо. Они смотрели на девушку как на чудачку и даже предполагали, что она под проклятием. Но Сидни не реагировала ни на что: ни на просьбы, ни на намёки - и упрямо отказывалась от визита к лекарям. В другое время оборотница пришла бы в ужас от своего упрямства, но сейчас ей было всё равно на мнение окружающих. Лучше сказать, она не замечала никого вокруг. Исправно ходила на службу, чётко выполняла приказы – и всё. Выследить передвижение волков – она следила. Проконтролировать миграцию диких рысей – контролировала. Любое распоряжение беты сова выполняла беспрекословно, отвлекаясь только на еду и сон. Сидни не задевали обидные шуточки, она не отвечала, когда кто-то пытался завязать разговор. Не до того было. Девушка собирала себя по частям.

Шли дни. Дни складывались в недели. Когда первая, самая острая обида улеглась, наружу вылезли другие чувства. Сидни тосковала безумно, по Кутам, по ребятам, а больше всего по Стивену. Да, она понимала, что всё кончено, но продолжала любить авилака. И это ощущение ненужности тому, кто для тебя дороже всех, мучило оборотницу! Память раскалёнными углями жгли гадкие слова Энджи Крофтон. Сидни вспоминала их чуть ли не каждый день. Оказывается, любят не за покладистый характер и верность. И забота не так важна, как учила её мать, выготавливая отцу ужины и каждый день стирая ему одежду. Мужчинам важна красивая картинка. Чтобы спутница была ухоженная, нарядная. Чтобы не стыдно было перед друзьями... И так обидно стало! Ведь Сидни не виновата, что у неё нет денег на наряды и личного стилиста!

Весь рюен и листопад оборотница металась между злостью и тоской. Звонила ребятам и мысленно возвращалась в Куты, где за два года успела изучить каждый уголок. О Стивене оборотница не спрашивала, в разговоре контролировала каждое слово, чтобы не выдать свой интерес. Но когда друзья случайно упоминали Эгертона, замирала, жадно впитывая любую информацию. Белль как-то обмолвилась, что Энджи, переведённая в другое гнездо, не потеряла надежды помириться с орлом и продолжала виснуть на нём. Сидни словно окунули в кипяток. Как бы там ни было, но осознание, что Крофтон тоже вылетела из группы, всё это время хоть немного утешало сову. Неужели Эгертон вернёт журавлиху?.. Девушка представляла Энджи с её светлыми, словно платиновыми, волосами и красивыми голубыми глазами. Вспоминала, какими взглядами мужчины провожали её стройную фигуру. Самооценка, и так невысокая, опускалась ещё ниже.

Оборотница собирала давно не стриженые волосы в хвостик и, понурив плечи, спешила в свой дом. Погружённая в переживания и самокопание, она иногда налетала на неспешно идущих кораксов и тихо извинялась. Те ругались в ответ, недовольно глядя на улепётывающую со всех ног чужачку. Это было воистину жалкое зрелище!

Раздавленная оборотница звонила Белль, чтобы хоть ненадолго почувствовать прежнее тепло и дружеское участие. Но никогда не роптала и не плакалась: боялась, что это дойдёт до Эгертона. Его жалости она бы не вынесла.

- Какой-то у тебя невесёлый голос, - однажды заметила орлица.

- Устала, - уже привычно отмахнулась сова.

Оборотницы поговорили всего ничего, и Белль, извинившись, завершила разговор.

- Сид, у меня запись к парикмахеру. Хочу на Йолль блистать! Так что, извини… Надо лететь!

- Тогда пока!

Сова отложила гилайон и впервые после перевода задумалась: когда она стриглась в последний раз? Девушка повернулась к зеркалу и ужаснулась! Оттуда на неё смотрела бледная моль, с неаккуратными бровями. Волосы были закручены в невыразительный, обвисший пучок, а отросшая чёлка постоянно лезла в глаза.

Когда вечером Белль сбросила магоснимок с новой причёской, Сидни позавидовала подруге белой завистью, и что-то встрепенулось в её душе. Девушке тоже захотелось прихорошиться к празднику. Она полистала местную страничку в Сейпонете, почитала рекомендации и на следующий день полетела в салон красоты. Маленький и не самый популярный в городе, но Сидни понравился отзывы, да и цены там были вполне демократичные. Казалось, вместе с остриженными волосами на пол падает всё неприглядное прошлое оборотницы. Сидни встряхнула непривычно лёгкой головой и улыбнулась, глядя на своё отражение.

- Вам очень идёт! – сделал комплимент стилист.

- Спасибо! – искренне поблагодарила девушка, почувствовав какой-то кураж. – Ещё бы проредить эти заросли, - она указала на брови.

- Всё сделаем!

Оборотница послушно замерла, когда другой мастер занялся её лицом, а во время массажа вообще задремала. Всё-таки совы – ночные птицы.

Через пару часов из салона выходила обаятельная девушка с аккуратными бровями и свежей причёской. На губах, покрытых розовым блеском, порхала нежная улыбка.

- Будем ждать вас, - улыбнулась на прощание девушка-администратор. – Если хотите, я вас заранее запишу.

И повеселевшая Сидни охотно согласилась.

Так по чуть-чуть, незаметно для себя девушка начала возвращаться к нормальной жизни. Зелёные глаза больше не пугали пустотой, в них вернулся прежний тёплый свет. А Сидни перестала смотреть вниз. Всё чаще её взгляд был устремлён к небу. И некоторые кораксы наконец смогли разглядеть сову. Молодая свободная самка, без головной боли в виде семьи, ревностно охраняющей честь дочери и сестры! К тому же весьма симпатичная девушка!.. Одним словом, смысл шуточек изменился. Со стороны мужчин всё чаще поступали завуалированные предложения встретиться или прогуляться вечерком. Но Сидни не отвечала, молча проходила мимо. Она не понимала, что для некоторых игнорирование - зелёный свет, свидетельство слабости, неумения давать отпор.

Однажды, вернувшись из полёта, оборотница натолкнулась на двух молодых кораксов. Она знала их: младший сын беты - Линас Рихетч и его дружок-подпевала Мариджус Бурич. Это были сильные авилаки и поэтому наглые и до крайности самоуверенные. Лидеры. Они поджидали «ночника» у насеста и, стоило сове перекинуться, начали нагло рассматривать её.

- А ты ничего так… - Линас изучающе, не скрывая похотливый интерес, оглядел девичье тело. - Я всё думал, на что Эгертон повёлся. Оказывается, есть мясо на косточках.