26 августа ветер усилился, и поэтому мы рассчитывали вернуться к мысу Желания и оттуда начать плавание домой, раз уж мы не смогли пробиться к проливу Вайгач. Но когда мы миновали Ледяную гавань, лед начал так сильно напирать, что сковал нас со всех сторон. Как мы ни старались продвинуться вперед, весь труд был напрасен. Мы чуть было не потеряли трех человек, которые спустились на лед, чтобы проделать проход для корабля, мы потеряли бы их, если бы лед продолжал двигаться в том же направлении. Но поскольку нас понесло обратно, как и их льдину, а у них были очень ловкие и сильные руки, то, когда их льдина оказалась около корабля, они схватились один — за канат, которым крепится большой парус, другой — за канат, прикрепленный к мачте, третий — за канат, свешивавшийся с кормы, и таким образом счастливо и ловко взобрались на корабль, за что от души благодарили Бога, потому что казалось, что их унесет на льдине. Но Господь Бог и сила их рук спасли их из смертельно опасного положения, смотреть на которое было ужасно: ведь не ухватись они руками, как сказано, они несомненно погибли бы.
В тот же день под вечер мы добрались до западной стороны Ледяной гавани[270], где нам суждено было провести всю холодную зиму в великой нужде, в страданиях и тоске; ветер был ONO.
27 августа лед дрейфовал со всех сторон от корабля, погода была хорошая, и мы отправились на землю. Когда мы отошли от берега на порядочное расстояние, задул крепкий ветер SO, который погнал лед на наш корабль со стороны носа с такой силой, что нос поднялся вверх почти на четыре фута[271], так что корма опустилась, как будто села задом на дно[272], и казалось, что с кораблем уже все кончено. Поэтому находящиеся на корабле немедленно спустили на воду бок, чтобы спасти свою жизнь, и распустили флаг по ветру, подавая нам сигнал вернуться на корабль. Увидев развевающийся флаг и то, как поднялся корабль, мы поспешили изо всех сил к кораблю, полагая, что он уже треснул. Но когда мы пришли туда, то нашли все в более благоприятном состоянии, чем опасались.
28 августа лед немного отступил, и корабль стал опять выравниваться, но прежде чем он совсем выровнялся, Виллем Баренц вместе с другим штурманом подошли по льду к бугшприту[273] посмотреть, в каком состоянии корабль и насколько он приподнят. Когда они, стоя на четвереньках, производили измерения, корабль треснул с таким громким звуком, что они подумали, будто пробил их последний час, и не знали, куда спрятаться.
29 августа, когда корабль вернулся в обычное положение, мы приготовили много орудий, железных фомок и других инструментов, чтобы ломать льдины, которые налезли одна на другую; но труд был напрасен, так что нам оставалось надеяться только на Бога, потому что лед не уходил, а только это помогло бы нам.
30 августа ледяные глыбы стали еще сильнее прежнего нагромождаться одна на другую у самого корабля, при мощнейшем ветре StW и густом снеге. Корабль был полностью окружен и сжат льдом, так что все стало трещать и раскалываться, и показалось, что он разламывается на сто частей; это было страшно и видеть и слышать; волосы вставали дыбом при таком пугающем зрелище. В эту опасную минуту (когда лед, до тех пор крепко сжимавший корабль с обеих сторон, прошел под его днище) корабль вытолкнуло вверх, как будто его подняло домкратом[274].
31 августа дел опять понесло с огромной силой, и форштевень оказался торчащим надо льдом на 4 или 5[275] футов, а корма находилась в трещине между льдинами. Поэтому мы думали, что руль не пострадает от движения льда, но льдины напирали с такой силой, что и руль тоже разломался на части, вместе с пером. Если бы лед начал напирать со стороны кормы, то вся носовая часть целиком поднялась бы на лед или, возможно, уткнулась бы, наоборот, в дно, чего мы чрезвычайно боялись. Поэтому мы заранее спустили на лед наши шкоут и бок, чтобы спастись в случае беды. Но приблизительно четыре часа спустя лед сам собой ушел прочь, чему мы весьма обрадовались, как будто мы вернулись к жизни, оттого что корабль был снова на плаву. Потом, починив руль и его перо[276], мы привесили их таким образом, чтобы в случае следующего сжатия во льду они были бы свободны.
СЕНТЯБРЬ 1596 г.
1 сентября, и воскресенье, во время нашей молитвы, лед начал снова напирать, так что корабль всем корпусом поднялся вверх на два фута, оставаясь, однако, целым. После полудня лед продолжал двигаться, и глыбы налезали одна на другую, так что мы приготовили все к тому, чтобы перетащить лодки по льду на берег; ветер дул с SO.
2 сентября валил густой снег при ветре с NO, корабль опять пришел в движение из-за движения льда, и он трещал так сильно, что мы сочли благоразумным, несмотря на непогоду, перетащить на берег шкоут с тринадцатью бочками хлеба и двумя бочонками вина, чтобы иметь пропитание в случае беды.
3 сентября ветер, дувший с NNO, оставался таким же сильным, но снег шел не так густо. Лед, к которому был прижат корабль, снова стал напирать и толкать, так что оторвал основание кормы от ахтерштевня, но доски, которыми был обшит корабль, еще удерживали эту корму, так что она продолжала висеть на досках. Под страшным напором льда сломалась в щепки также якорная балка с новым канатом, которым мы были привязаны ко льду; но канат все равно остался на месте, так как полностью вмерз в лед. То, что корабль все еще оставался целым, было удивительно, поскольку лед напирал со страшной силой, по морю двигались настоящие горы льда размером с Соляные горы в Испании[277] они шли на расстоянии всего лишь ружейного выстрела от корабля, и нас в таком окружении охватил великий страх.
4 сентября ветер начал утихать, опять показалось солнце, но все еще было холодно, ветер дул с NO и нам пришлось оставаться на месте.
5 сентября солнце светило ярко, погода была тихая. После ужина лед опять стал напирать, и так мощно нас сжал, что корабль начал сильно ложиться на один бок и при этом основательно пострадал, но по милости Божьей он все еще оставался целым. Мы очень боялись, что корабль погибнет — такой страшной опасности он подвергался. В таком ужасном положении мы сочли благоразумным отнести на землю наш старый парус с фок-мачты[278] с порохом, свинцом, ружьями, мушкетами и другим оружием и соорудить около нашего шкоута, который мы уже раньше стащили на землю, палатку. Мы взяли также хлеб, вино и плотничьи инструменты, чтобы починить наш бок, если он в нашем тяжелом положении нам понадобится.
6 сентября погода опять была неплохая и тихая, солнце светило ярко, ветер дул западный, так что мы несколько ободрились, надеясь, что лед уйдет и мы выберемся.
7 сентября погода была неплохая, но мы нигде не видели открытой воды и оставались так крепко зажатыми во льду, что рядом с кораблем невозможно было бы зачерпнуть даже ведро воды.
В тот же день пятеро из нашей команды отправились на сушу, но двое вернулись, а остальные трое пошли дальше. Они прошли несколько миль прочь от берета и нашли там реку[279] с пресной водой, а около нее много дерева, принесенного туда по морю[280] (плавника). Они заметили также следы оленей и лосей, как они полагали, так как следы были от раздвоенных копыт, одни больше других; потому они так и решили.
