После полудня мы подняли якорь при ветре WNW. Направление или курс Вайгача такой: сначала на O до Крестового мыса, затем на NO до мыса Разногласия, и дальше опять на O. Остров Вайгач простирается на NNO и NtO, затем N, и чуть-чуть к W. Мы прошли курсом на NO и чуть-чуть на O две мили мимо мыса Разногласия, но вынуждены были вернуться из-за большого количества льда, и взяли курс на вышеописанный рейд. На обратном пути мы нашли у Крестового мыса хорошее место для того, чтобы бросить якорь[170].

Утром 26 августа подняли якорь и поставили фоксель[171], и вернулись на наш старый рейд, чтобы дождаться там более подходящих условий[172].

28, 29 и 30 августа и до 31-го дул преимущественно ветер SW, и наш капитан Виллем Баренц отправился на южную сторону пролива Вайгач, на материк, где они нашли несколько очень диких людей (называющихся саминтам/самоедами), но не совсем диких, потому что они в количестве 20 человек разговаривали с нашими девятерыми. Это было примерно в миле от берега, когда мы совсем не ожидали увидеть людей (поскольку до того на Вайгаче мы побывали на суше и совсем не нашли там людей). Мы увидели их при туманной погоде, стоящими двумя группками, в два ряда по пять человек, и мы были очень близко от них, прежде чем их заметили. Тогда наш переводчик пошел вперед, чтобы с ними разговаривать; когда они это увидели, то тоже послали вперед одного человека. Подойдя к нашему переводчику, саммит вынул стрелу из своего колчана, намереваясь стрелять, из-за чего наш человек, не имевший при себе ружья, испугался и закричал по-русски: не стреляй, мы друзья. Услышав это, другой бросил на землю стрелу и лук, показывая тем самым, что хочет разговаривать с нашим переводчиком. Увидев это, наш еще раз крикнул «мы друзья», после чего другой сказал «добро пожаловать», и они поприветствовали друг друга, оба поклонились до земли, по русскому обычаю. По такому случаю наш задал вопрос о расположении суши и моря к востоку от Вайгача, на что получил хорошее описание. Они нам сообщили, что если миновать мыс, то примерно через пять дней пути — они показывали на NO — там будет большое море в сторону SO[173]. Они сказали, что совершенно точно это знают, так как один из них был там по приказу Царя с группой людей, из которых он был старшим.

Их платье выглядит так же, как у нас изображают платье дикарей, но они не дикари, так как у них есть здравый смысл. Они с головы до пят одеты в оленьи шкуры, за исключением знатных особ, которые (и мужчины и женщины) одеты так же, как остальные, но только головные уборы сделаны из цветного сукна с подкладкой из ценного меха, в то время как все прочие носят шапки из оленьих шкур, мехом наружу, плотно прилегающие к голове[174]. У них длинные волосы, заплетенные в косички, которые сзади висят поверх одежды, лица широкие и плоские, глаза маленькие, ноги короткие, колени смотрят наружу, они очень проворно бегают и прыгают. Незнакомым нациям они не доверяют, потому что как мы ни доказывали им нашу дружбу, они все равно нам не верили. Это проявилось в том, что когда мы 1-го сентября снова высадились на землю и один из наших попросил осмотреть их лук, то они отказали в этом, и подали знак, что не хотят этого позволять. У того, кого они называют своим царем, есть часовой, который постоянно следил за всем, что происходит, и что продается и покупается. В конце концов один из нас приблизился к нему, чтобы заключить с ним дружбу, и оказал ему знак внимания способом, который у них не принят, дал ему печенье. Тот взял его с большим почтением и тотчас же съел, и пока ел (как и до того, и после), внимательно следил за всем, что происходит вокруг. Их сани все время стояли наготове, запряженные одним или двумя оленями, которые, если в них сидит лишь один или два человека, могут мчаться с такой скоростью, что никакая лошадь их не догонит. Один из наших выстрелил из мушкета в сторону моря, отчего они так испугались, что стали бегать и прыгать как сумасшедшие, но все же сами успокоились, увидев, что это было сделано без злого умысла. Мы передали им через нашего переводчика, что мы используем это оружие вместо луков, чему они очень удивились, из-за большого грохота и шума, произведенного мушкетом. И чтобы показать, насколько это сильное оружие, одни из наших положил плоский камень, размером с пол-ладони, на гору на большом расстоянии от себя. Они, видя, что мы хотим что-то показать, встали кругом человек 50 или 60. Тогда тот же, у которого был мушкет, выстрелил в камень, попал и него и расколол его на части. От этого они удивились еще больше, чем прежде[175]. Потом мы попрощались друг с другом с большой почтительностью с обеих сторон. И когда мы были уже в нашей лодке, мы все снова сняли шляпы и почтительно склонили головы и протрубили в трубы, точно так же и они оказали нам на свои манер всевозможные почести, а потом разом пошли к саням.

После того, как они таким образом попрощались с нами и умчались вглубь суши, одни из них выехал на берег верхом, чтобы забрать грубо вырезанное деревянное изображение[176], которое наши взяли с собой с берега и положили в нашу лодку. Взойдя на нашу лодку и увидев его там, он подал нам знак, что мы совершили большое зло тем, что взяли это изображение. Поняв это, мы отдали его ему, и когда изображение снова оказалось у него, он поставил его на гору, рядом с берегом, и не забрал с собой, а прислал за ним сани, и на санях его увезли. Судя по тому, что мы видели, они почитают такие изображения как своих богов. Потому что напротив Вайгача на мысу, который мы назвали «Мысом Идолов»[177], мы нашли несколько сотен подобных вырезанных голов, очень грубых, сверху круглых[178], посередине с выпуклостью, изображающей нос, выше которого две зарубки в качестве глаз, а внизу еще одна зарубка в качестве рта. Перед этими изображениями мы нашли пепел и кости оленей, из чего можно догадаться, что здесь совершалось жертвоприношение[179].

Распрощавшись с саминтами, когда солнце было приблизительно на S, наш капитан Виллем Баренц снова предложил адмиралу поднять паруса, чтобы продолжить путь, однако был не так многословен, как днем раньше. Адмирал и вице-адмирал выслушали его, и адмирал сказал, к радости капитана: «Виллем Баренц, что ты считаешь нужным сделать?» и Виллем Баренц ответил на это: «Мне кажется самым правильным поднять паруса и продолжить путь», на что адмирал снова сказал: «Виллем Баренц, делай, как считаешь нужным». Это произошло, когда солнце было примерно на NW.

2-го сентября незадолго до восхода солнца мы подняли якорь, чтобы отправиться в путь, так как благоприятный для нас ветер дул с SSW, и была подходящая погода для того, чтобы двигаться дальше, и неподходящая для того, чтобы стоять на месте, так как мы были у низкого берега. Увидев это, адмирал и вице-адмирал также решили сняться с якоря и поднять паруса на своем корабле.

Солнце было на OtS, когда мы поставили наш фоксель[180] и пошли к Крестовому мысу, где бросили якорь и стали дожидаться фрегата вице адмирала, который из-за долгого стояния с большим трудом высвободился изо льда, несколько раз забрасывая свой верп-анкер[181] и подтягиваясь.