Я наклонил голову в ответ и, оглянувшись на девушку, которую Амрак уводил за руку, сказал начальнику стражи из двадцати человек, ожидавших меня с глазами полными удивления и трепета:

— Я готов. Шагайте, время не ждет.

Они выстроились, десять впереди и десять сзади, а между ними шел я с капитаном, сопровождавшим меня так угодливо, как раб сопровождает хозяина, потому что сам Тигр-Владыка назвал меня другом, а я стоял перед ним, пока он говорил со мной, так что в тот день не было в Ниневии более великого человека, чем я, который вошел в город без друзей и скорее в качестве пленника, а не гостя.

Вы, наверное, уже догадались, что я говорил царю о кольчуге Илмы. Как ни жаль мне было расставаться с дорогой реликвией, но это было все, что я мог отдать, чтобы избавиться от ненавистной мысли о той, которую судьба создала в образе моей потерянной Илмы, живущей в качестве рабыни и игрушки того, кто будет какое-то время забавляться ее красотой, а затем выбросит, как увядший цветок или надоевшую побрякушку.

Я мысленно смерил Тиглата, пока разговаривал с ним, и когда я добрался до своего шатра и достал кольчугу, то понял, что не стоит опасаться, что она ему не подойдет, ибо, как ни крепки и выносливы были эти ассирийцы, они были гораздо ниже ростом людей прекрасного племени Армена, и, если бы моя милая величественная Илма встала рядом с Тигром-Владыкой, она оказалась бы на дюйм его выше. Более того, она надевала кольчугу поверх шерстяного жилета, мягкого и тонкого, как шелк, но плотно простеганного, чтобы еще больше ослабить силу случайных ударов, которые она могла получить в бою.

С тяжелым сердцем, я все же почистил и отполировал кольчугу, и пересмотрел все застежки. Шлем Илмы из стали и золота я тоже нашел в песке, но оставил его себе, потому что не мог вынести мысли о том, чтобы увенчать чужую голову этой боевой короной, которую она надевала как Владычица меча. Было уже около полудня, когда я закончил, и все это время моя стража неподвижно стояла у дверей моего шатра под палящим солнцем, чтобы никто не отвлекал и не подглядывал. Приготовив кольчугу, я завернул ее в тонкую тирскую ткань и, как раньше в сопровождении телохранителей отнес во дворец.

Амрак встретил меня в тронном зале со словами:

— Царь будет говорить с моим господином в своих покоях. Пусть мой господин следует за своим слугой.

Взмахом руки он отпустил мою стражу, и я последовал за ним через залы и галереи, каждая из которых была великолепнее остальных, пока мы не вышли в обширный сад, раскинувшийся между дворцом царя и высоким храмом Бэла, возвышавшимся над всеми другими зданиями города. Он провел меня через прохладные тенистые рощицы, защищенные высокими деревьями и украшенные цветами из разных стран, к маленькому дворцу из чистейшего мрамора, каждый камень и колонна которого были привезены более чем за 500 км из каменоломен Эльбурса.

Здесь обитал Тигр-Владыка во всем великолепии и роскоши царя, подданные которого — его слуги, а царство является его собственностью, и в зале, великолепие которого ослепило меня, Тиглат ждал нас один. Амрак упал на пол, согласно раболепному обычаю этой страны, я же остался стоять, только склонив голову, когда приблизился к ложу, на котором возлежал царь. Он встал, когда я вошел, и приветствовал меня с искренним дружелюбием, которое, казалось, исходило скорее от одного солдата к другому, чем от могущественного царя к чужеземцу без друзей, из чего я заключил, что Амрак сказал ему достаточно, чтобы воззвать в мою пользу к тому доверчивому суеверию, от которого величайшие и храбрейшие в те дни никогда не были полностью свободны.

— Ты верен сделке, ты самый удивительный из всех чужестранцев, которых я видел, — он смотрел на меня дружелюбно и с любопытством, которого не мог скрыть. — Я вижу, ты принес кольчугу, поэтому тебе остается только спросить Амрака о девушке, и она твоя.

— Кольчуга здесь, — сказал я, разворачивая ткань. — И, если мой господин царь пожелает, я поработаю оруженосцем и помогу надеть ее.

— Да будет так, если хочешь. Нет, постой — кольчуга еще не испытана.

Я улыбнулся подозрению в его голосе:

— Пусть мой господин обнажит свой меч и проверит ее, но предупреждаю, что меч будет сломан.

— Это лучший меч в Ашшуре, за исключением твоего, — ответил царь, вынимая оружие, — и, если он согнется или сломается о кольчугу, я добавлю к цене десять талантов золота.

Я обнажил правую руку, положил на нее кольчугу и протянул руку к царю:

— Теперь пусть царь бьет или колет, как заблагорассудится, и, если моя кожа будет поцарапана, пусть царь убьет меня моим же мечом.

Он поднял свой незакаленный железный меч и опустил его со всей силой. Я напряг мышцы, чтобы принять удар, и когда меч ударил, клинок согнулся вокруг моей руки и отломился у рукояти. Я снял кольчугу и показал, что на моей светлой коже нет ни царапины.

— Клянусь глазами Иштар, ты сказал правду! — воскликнул он восхищенно, глядя на мою руку и на погнутый и сломанный клинок. — А теперь быстро, друг Терай, надень на меня кольчугу, чтобы я знал, что никакое оружие не сможет пронзить меня. А потом поспеши и сделай мне меч, который ты обещал, и ты покинешь Ниневию с десятком верблюдов, груженных моими подарками, и, если когда-нибудь тебе понадобится друг, пошли это кольцо в Ниневию, и все армии Ашшура придут тебе на помощь.

Он протянул мне перстень, снятый с пальца, и после того, как я поблагодарил его самым любезным образом, я надел на царя кольчугу и показал застежки. По счастливой случайности кольчуга оказалась ему впору, и после того, как он дал Амраку указания, как меня развлекать и как обеспечить мне условия, необходимые для ковки меча, мы оставили его любоваться собой в длинном зеркале из полированного металла и радоваться новым доспехам, как женщина новому платью, а я последовал за верховным жрецом в храм, чтобы получить плату за то, что сделал Тигра-Владыку неуязвимым для его врагов.

Когда мы миновали дворцовую стражу, Амрак провел меня через сад по другой дорожке, которая вела к подножию широкой лестницы, ведущей на нижнюю террасу Храма Бэла. Оттуда мы прошли под большим квадратным дверным проемом, увенчанным крылатым кругом, который, как вы знаете, является эмблемой Верховного божества, частичными проявлениями которого были все боги Ашшура. Из этих ворот широкий прямой коридор привел нас в самое сердце пирамиды, где была квадратная комната, а оттуда еще один лестничный пролет доставил нас к концу еще одного прохода, ведущего наружу к стороне пирамиды, и когда мы прошли его, Амрак хлопнул в ладоши.

Тяжелые занавеси, закрывавшие еще одну арку, были раздвинуты невидимыми руками, и, отойдя в сторону и склонившись почти до земли, Амрак сказал:

— Пусть мой господин почтит жилище своего слуги, и пусть присутствие сына звезд принесет благословение дому служителя Бэла!

Я отвернул голову, чтобы скрыть непрошеную улыбку над напыщенностью его речи, но не успел переступить порог, как улыбка исчезла с моих губ, и холодок пробежал по моему сердцу, из которого в эту минуту испарились все мысли о гордости. Широкие затененные окна комнаты выходили на третью террасу храма, и половина Ниневии с полями и садами за городской стеной, исчезавшими в серой бескрайней пустыне, которая сливалась с серым небом, являла вид, который вполне мог бы внушить созерцателю мысли о величии этого города.

Однако я лишь мельком взглянул на великолепный пейзаж, потому что в этой комнате, сжавшись в комочек на краю крытой шкурами кушетки, сидела живая, дышащая копия той, что умерла рядом со мной в песке две тысячи лет назад. Тогда на свете не было более прекрасной и гордой царицы, чем та, кого мы называли Владычицей меча. Теперь это была съежившаяся, дрожащая рабыня, которую я купил у ее владельца за кольчугу, которую она надевала на нашу последнюю битву. Была ли когда-нибудь более удивительная встреча девушки и возлюбленного?

Но как же надо было толковать эту загадку? Действительно ли это была моя гордая, несравненная Илма, вернувшаяся к жизни, как и я, чтобы продолжить исполнять нашу удивительно связанную судьбу?