“Я убила его? Нет! Не может быть! Я же ударила в подбородок, он должен был только потерять сознание…”

— Отведи меня к Коджи! — заявление Камы со слезами в её разных по цвету глазах на мгновение заставило оторопеть ветвь Ели, как назывались советники и помощники глав Великих домов.

— Чертовка! — пощёчина впечатала рабыню в каменную стену. — Думай о чём просишь! Когда госпожа захочет с тобой говорить, она сама тебя позовёт! А сейчас… — Хейч взял девочку за шкирку, словно подранную кошку, и закинул в противоположный конец её камеры.

Ночь беспросветным полотном накрыла город. Камалия уснула быстро, но даже во сне видела лицо, истекающего кровью Шиона. Затем, когда она должна была покинуть яму, её обволокла тьма, а под ногами оказалась бездонная пропасть. Дым, взявшийся из ниоткуда, начал обволакивать Камалию, постепенно приобретая очертания змеи, а когда девочка моргнула, то её и вправду обволакивала огромная тёмного окраса змея. Гладкая чешуя тёрлась о кожу, а голова змеи медленно, по спирали, поднималась вверх к голове Камы. По рассказам мамы, такие змеи должны были сжимать своих жертв, а затем и съедать, переломав ей все кости, но эта огромная анаконда не сжимала Камалию, скорее наоборот, нежно гладила её своими кольцами и согревала. От неё чувствовалась какая-то защита и умиротворение. Затем невидимый клинок ударил сквозь тьму, и голова змеи начала падать на дно бездны. Юная Бадд резко проснулась и почувствовала под собой от чего-то влажные шкуры. Её подстилка, на которой она спала, была насквозь мокрой, а когда Кама поднесла руки на свет свечи, то закричала от ужаса. Бардовыми от крови руками девочка забарабанила в дверь, которую тотчас открыл охранник Олаф.

— Чего стучишь? Все уже давно спят. — низкий тембр охранника смог остановить начавшуюся истерику.

— Там кровь! Там всё в крови! Я в крови! — Кама не понимала, что происходит. Ей казалось, что всё это плохой сон, но страх лечь обратно пересилил все остальные эмоции, включая былой страх перед тёмной королевой.

— Эх… Госпожа приказала сообщать ей обо всех странностях. — охранник протянул свою огромную руку маленькой рабыне. — Пойдём со мной, я провожу.

Большой, медленный и неповоротливый воротила с алебардой в одной руке вёл за руку девочку. В его хватке не чувствовалось злости, он казался просто добрым дядькой, что ведёт её к родителям. Когда парочка дошла до двери кабинета, то мужчина пару раз постучал толстыми пальцами в дверь. В начале было тихо, но затем она распахнулась и в темноте показался силуэт молодой девушки.

— Госпожа, ты приказала…

— Я помню, Олаф. Возвращайся к обязанностям.

— Хорошо, госпожа!

Олаф ушёл дальше по коридору, оставив Камалию перед порогом.

— Заходи, Камалия, или ты уже передумала?

— Я… Конечно! — рабыня зашла в кабинет, который постепенно начинал освещаться свечами, что зажигала Коджи.

— Итак, я смотрю, ты уже такая…храбрая.

— Ты сказала, что я должна тебе доверять и доказала это, поэтому…

— Значит, не выучила мой урок.

— Если никому не верить, как же тогда жить?

— Я тоже часто задаю себе этот вопрос, поэтому ты мне так нравишься.

— Нравлюсь?

— В тебе ещё не угас тот огонь надежды, тот огонь веры в людей. Поэтому я и заключила с тобой договор. После как станешь чемпионкой ямы, сможешь уйти из этого жуткого места. Хотя отпускать тебя жуть как не хочется.

— Ты странная, Коджи.

— Ахах! Странная?

— Да.

— Это почему?

— Потому… — кинжал, что Камалия стянула у ничего не подозревающего Олафа оказался у самой глотки смеющейся тёмной королевы.

— Ха! Ты хороша. Даже смогла меня растрогать. А теперь убери эту игрушку, пока я не отобрала её вместе с твоей рукой.

Взгляд. Разве нужно что-то большее для сильного человека, чтобы заставить паниковать своего врага? Рука девочки задрожала и медленно опустилась вниз. Змеиным взглядом сверху вниз, словно хищник, взирающий на свою добычу, Коджи Ренней смотрела на Камалию.

— Ты не смогла бы меня убить, даже если бы захотела. Ещё не доросла до убийцы. Ведь убийца никогда не думает о том, кого убивает, ведь это его ежедневное занятие.

— Ты вырвала язык Шиону?

— Да, это сделала я. Зачем? Ну это просто. Раб слишком много знал.

— Он не раб! Он человек!

— О нет, моя сладкая. Он стал рабом уже давно, но ты не рабыня. Даже если я закую тебя в кандалы, даже если буква «Р» будет выжжена на всем твоём хрупком теле. Ты никогда не сможешь стать рабом.

— Это почему?

— Слишком глупая. — Коджи рассмеялась, а лицо Камы в миг стало красным. — Шион умер. И можно было бы сказать, что его убила ты, но, боюсь, старость тебя опередила.

— Но почему он тогда сражался со мной и пытался меня убить. Он чувствовал приближение своей смерти?

— Оу… Нет, моя сладкая. Люди могут всю жизнь ждать смерти и бояться её, но никогда не могут смириться с её приходом. — Коджи набила трубку табаком и белые струйки дыма выкатились из её маленького изящного носа. — Шион не хотел принимать скорую погибель и попросил копьё у моего стражника, чтобы иметь хоть какие-то шансы против такого бойца как ты…

— Но я не хотела его убивать!

— Но хотела выжить! И он тоже хотел выжить! Двоих выживших в яме не бывает. Лишь единицы удостаиваются такой чести. Поэтому он бился за жизнь, а ты встала у него на пути.

— Мне приснился сон, что меня обволокла огромная змея, а затем я начинаю тонуть в крови, а когда проснулась… — Камалия показала на окровавленную рубаху и штаны.

— Ахаха! Не бойся детка. Это мин-мин.

— Мин-мин?

— Ну да. Мин-мин. Такое бывает только у женщин, но похоже, что духи сочли тебя достойной зваться женщиной, поэтому теперь мин-мин будет случаться каждый месяц. Но знаешь, что придумали гринтерские жрецы для женщин?

— Мама мне никогда не рассказывала про мин-мин…

— Жрецы придумали вот это… — черноволосая девушка достала из одного из многочисленных ящиков своих шкафов маленькое растение, напоминающее по размеру палец. — Но сначала тебе нужно помыться.

После того как Коджи вымыла свою подопечную в личной бане, она выдала ей новую одежду: короткие шорты и новая бардовая рубаха с широким кожаным поясом, как нельзя кстати пришлись Камалии по размеру.

— Откуда у тебя эта одежда?

— Сменила как-то раз кожу рановато, вот и гардероб свой пришлось обновлять.

— И всё-таки ты странная, Коджи.

— Все мы немного странные, Лия. Разрешаю тебе сегодня спать на этом диване. Завтра твои шкуры заменят, и ты вернешься обратно. И, быть может, я покажу тебе город. Кстати… — темноволосая женщина наклонилась и взяла со старых одежд Камалии две серебряные монеты. — Это я заберу, в уплату твоей обновки.

Голова трещала по швам, будто всю ночь лежала между молотом и наковальней. Глаза отказывались открываться, признавая лишь мрак, которым окутывали их веки. Но тем не менее Ганджи лежал не где-то в переулке, в грязи, среди шатающегося сброда, а в очень мягкой и уютной постели. И хотя он уже начинал чувствовать амбре от своего долгого путешествия, а отросшая борода на лице заставляла чесаться, среди всего этого он почувствовал чей-то знакомый, давно позабытый запах — из аромата еловых иголок и терпкого виноградного сока. Открывать свои глаза и, тем более, отрывать голову от подушки, было невыносимо. А тело, что верой и правдой, привело Ганджи в эту дальнюю точку его путешествия без отдышек и долгого сна, ныло и болело, умоляя своего хозяина дать ему отдых. Но бывший рантар не смог удержаться и сделал то, чего столько времени ждала женщина, сидящая на резном деревянном стуле в дальнем углу комнаты.

— Хвала Духам Природы… Ты всё-таки проснулся! — женщина в чёрном свободном платье перекинула одну ногу на другую. — Я уж думала, что Нурмурот слишком сильно тебя приложил, но, наверное, его обида на тебя гораздо больше пары синяков и намного меньше той, что таится у меня в сердце.