— Мама… — через тяжести похмелья изверг из себя Ганджи.

— Уже неплохо: «Мама…». — Коджи Ренней встала со стула и прошлась вдоль дальней стены комнаты. — Хоть это ты не забыл — что у тебя есть мать. Потому что уже более тридцати лет я ждала весточку от собственного сына, который сбежал, когда ему было всего четырнадцать. Как ты считаешь, Ганджи? Неужели, я столь многого хотела в этой жизни?

— Ты знаешь, почему я ушёл…

— Испугался ответственности за тысячелетнюю историю своего рода и Великого дома, который ему принадлежит.

— Дело не в этом.

— Тогда расскажи мне. Расскажи, ради чего ты бежал от своей судьбы? Чтобы служить Гринтерре? Заполучить высший из возможных для тебя военных чинов в их армии? Или быть может любовь? Но даже она меркнет в сравнении с тем равновесием, которое ты привнёс в мир, превзойдя все мои ожидания, ведь ты выиграл Краткую войну и убил кронпринца империи Эйдос, Кассия фон Ридаса, разорвав все возможности для воссоединения Великих домов в единый организм.

— Тебе не интересно моё мнение. Ведь ты всегда решаешь всё за других, поэтому я принял решение поискать счастья с другим своим родителем. Папа не похож на тебя, он…

— Он честный дурак, который знал, что ему нужно, но не знал, как этого достичь! — Ренней не была готова к этому разговору, хоть и готовилась к нему с самого побега своего сына. Ей до сих пор не верилось, что судьба вновь свела их вместе, а ко всему этому привела ей внучку, возможную наследницу великого рода Ренней.

— Не смей так говорить об отце. Гильгам Бадд был сильным и мудрым воином, ты сама выбрала его себе в мужья. Ты же сама жила с ним на Тиабате и, по словам отца, была счастлива… — хоть Ганджи и был взрослым мужчиной с богатым жизненным опытом, но перед своей матерью он вновь казался себе маленьким ребёнком, которому не нравились нотации более мудрёных людей.

— Гильгам… Деревня Орешника, гора Тиабат… Как давно это было… — Коджи посмотрела в окно, будто видела в стекле отражение тех тёплых дней, не похожих на те, что окружали её последние сорок четыре года и несколько месяцев. — Я приняла свою судьбу и не могла подвергать сомнению тысячелетний опыт моих предков. Наш род существует на этом континенте для поддержания баланса мира, как и все остальные главные семьи девяти Великих домов. Не тебе ставить такое под сомнение. Будь честен — ты испугался своей участи раба судьбы и попытался сбежать от неё, но она всё вернула в стократ.

— Ты хоть любила?

— Я не намерена это обсуждать с предателем своего рода. Ты должен быть благодарен хотя бы за то, что твоя голова ещё не красуется на одной из пик этого города. И это, не говоря о Нурмуроте, который мог выкинуть тебя, алкаша, в какую-нибудь сточную канаву.

— Ох… Как я благодарен… Звон в голове от его ботинка до сих пор напоминает мне о том, что надо за неё отблагодарить этого белобрысого засранца.

— Ха… Думаю ты не в том положении, чтобы хоть кому-то угрожать. И судя по рассказу Нурмурота, ты ищешь дочь…

— Если ты хоть что-то знаешь о ней, скажи сразу!

— Как же я могу тебе помочь, если я даже не знаю имени своей внучки и наследницы Великого дома Ели.

— Её зовут: Камалия Бадд; и она не твоя наследница и тем более не этого поганого дома…

— Хмм… Камалия Бадд… А почему не Ренней? Ты считаешь, что, скрывая от дочери её родовое древо, сможешь взрастить новое заново?

— Я просто хочу найти дочь и убраться прочь из Адаида, как можно дальше…

— А потом что? — тёмная королева подошла к кровати и села на её край. — Что дальше, Ганджи? Будешь промывать ей мозг о том, что её бабушка умерла давным-давно и её род не имел даже фамилии?

— Лучше так, чем… — боль полоснула по вискам калёным железом и, словно выныривая из воды и видя небо без искажения водной глади, так и Ганджи вспомнил слова Нурмурота о «Призраке» и приказе взорвать его при заходе в гавань. — Ты!

— Я?

— Ты приказала стражам на воротах атаковать «Призрак»! — поднятый указательный палец в направлении тёмной королевы, слегка её позабавил.

— И что с того? Просто его капитан давно нарушал правила моего города и был предупреждён о наказании за своё возвращение.

— Там была моя дочь?! — перешёл на крик Бадд, напрочь забыв о похмелье.

— То есть… Ты позволил работорговцу украсть свою дочь, привезти её в самое страшное для детей место в мире, и обвиняешь меня в том, что я просто, прошу заметить, не зная о твоей никчёмности в исполнении роли отца, следовала правилам? — улыбнулась старшая Ренней, выводя из себя своего сына. — Значит ты ещё более горделив и аморален, чем я думала.

— Убийца! — Ганджи сорвался с места и, схватив Коджи за белоснежную шею, поднял её в воздух, оторвав ноги от пола. — Теперь я убью и тебя!

Удар в челюсть носком ноги снизу вверх и Ганджи отпустил свою мать из смертельного захвата.

— Ты и правда думаешь, что подобными действиями сможешь кого-то вернуть или сделать свою жизнь более счастливой?

С криком, в одних штанах на голое тело, анхель рантаров ринулся на своего родителя. Множество ударов руками и ногами, что не достигали своей цели, пролетали рядом с Коджи. За пару десятков лет, на памяти гринтерца, всего один человек был способен превосходить его в честном бою, но собственная мать удивляла своего сына чудесами изворотливости.

— И с подобными ударами тебя взяли в рантары и дали звание анхеля? Управленство Гринтерры вызывает множество вопросов…

Ганджи Бадд выкинул сжатую в кулак правую руку и, тот час, его правый глаз пронзило острой болью, а свет стал литься лишь в левый. Клинок странной формы сверкнул в руках носительницы анимы анаконды.

— Даю тебе время до следующего утра убраться из моего города. И советую смириться с потерей дочери. Быть может, я смогла бы её воспитать и защитить лучше, чем такой отброс, как ты. Прощай… — Коджи хлопнула дверью, а её сын так и осел на кровать с вертикальным порезом поперёк всего правого глаза. Как наказание за то, что посмел поднять руку на собственную мать.

***

Анаконда вновь окутывала Камалию в свои тёмные кольца, но, как и в прошлый раз, она не представляла для девочки никой угрозы, стараясь оградить её от тёмных силуэтов, выходящих из сизого тумана. Вспышка света и разноглазая открыла свои глаза, всматриваясь в тёмный потолок своей камеры. Свеча уже догорала, а это означало, что скоро ей принесут еду и новую свечу для замены.

Когда Олаф открыл дверь держа в руках поднос с несколькими тарелками, Кама хотела попытаться сбежать, но затем вспомнила про высокие чёрные стены из камня, перерастающие в штормовые облака, и её желание сразу исчезло.

“Сбежать из Адаида невозможно. Только с разрешения госпожи Ренней я смогу покинуть этот город-тюрьму. Но…” — Камалия вспомнила свой разговор с главой Великого дома Ели и её зрачки поражённо расширились. — “Она сказала, что я уже состою в её Великом доме? Как я могла забыть эту фразу? Неужели она является моим родственником? Но я же знаю всех: Ликург Перлей — мой дед по маме, Пимиана Перлей — моя бабушка по маме, также есть и тётя, но я не помню её имени, кажется она замужем за одним из царей Гринтерры, по отцовской же ветке моим дедом является Гильгам Бадд, но имя его жены, моей бабушки… Папа ничего о ней не рассказывал, а я и не спрашивала… Хмм… Но ведь то, что я состою в этом доме ещё не обязательно означает, что я связана с Коджи по крови, хотя с рождения можно состоять в Великом и Малом доме только связанным кровью с главным его родом…”

Размышления над мисками с едой, в которых были чистая питьевая вода и отборный кусок варёного мяса с овощами, прервал аккуратный стук в дверь камеры. Сидя на шкурах, Камалия не сразу поняла, кто вошёл в её покои. В светлый полуоткрытый дверной проём зашла сама хозяйка тюрьмы Гаргароса и тёмная королева Адаида, Коджи Ренней. Закрыв за собой дверь, она внимательно осмотрела условия содержания своей внучки. Её янтарный пронзительный взгляд пробежался и по самой заключённой.

— Мне кажется, что скоро тебе здесь будет не место. — с улыбкой произнесла тёмная королева, глядя в маленькое окошко над головой Камалии.