Повеяло жаром и жженым деревом. Трое верзил сидели вокруг костра, пока четвертый помешивал похлебку в мятом жестяном котелке.

— Баба очнулась! — прогромыхало над головой Нарциссы.

Похититель схватил ее за шиворот и резко поставил на ноги. Тот, что сидел ближе к ним задрал голову и осклабился. В черных мутных глазах промелькнуло выражение, заставившее Нарциссу вздрогнуть от омерзения. Она слышала о похищениях людей, в основном женщин, которых потом перепродавали в рабство в южных странах.

Но никак не могла поверить в то, что с ней могло произойти нечто подобное. В голове одиноко билось только одно слово: “Беги!” Но от холода и ужаса она не могла даже пошевелиться.

— Чур, я первый, — чернявый сплюнул и поднялся на ноги. Пальцы больно вцепились в волосы. От него несло гнилью и сивухой, выбивая воздух из легких.

— Хрен тебе по всей морде, Мор, — отозвался тот, что притащил ее. — Сказано — бабу не трогать. Значит, не трогать.

— Да кто узнает, — огрызнулся чернявый и сунул руку под накидку.

Нарцисса и сама не поняла, что произошло. Пространство затопило ослепительным светом, — и в следующее мгновение она уже бежала между деревьев куда глаза глядят, продираясь все дальше в глубь чащи.

За спиной слышались крики боли, проклятия и общения содрать с ведьмы шкуру. Нарцисса перескочила через поваленное дерево, но не удержавшись свалилась на землю. Обломки ветвей и пожелтевшие иголки вонзались в заиндевевшие ладони. Ведьма инстинктивно отползла в сторону за широкий ствол дуба. Дыхание сбилось, легкие горели от нехватки воздуха, а повернутую ногу дергало от боли.

Бежать. Надо снова бежать. Вот только куда? Нарцисса растерянно смотрела перед собой.

Высокие, почерневшие стволы казались одинаковыми. Снегопад усилился, превращаясь в белоснежную стену. Если она не попытается выбраться, то замерзнет здесь. И неизвестно, что хуже: пробирающий до костей холод и обозленные похитители, которые судя по далеким голосам, рыскали в заснеженном лесу в поисках ускользнувшей добычи.

Перед глазами мелькнула тень.

— Кроха! — прошептала непослушными губами Нарцисса, чувствуя, как в груди затеплился огонек надежды.

Малиновка цвиркнула в ответ и скользнула между деревьями. Ведьма помчалась вслед за ней, стараясь не обращать внимание на боль. Кроха мелькала между стволами, и Нарцисса боялась только одного — потерять птичку из виду.

Вскоре повеяло теплом, пахнущим морской солью. Между деревьями появился просвет, но в ту же секунду ее сбили с ног. Рябой похититель, скалясь, ударил Нарциссу по лицу с такой силой, что ей послышалось, как клацнули зубы.

— Ну что? Добегалась, сука! — зло прошипел он и замахнулся для следующего удара.

Кости влажно захрустели. На лице мерзавца застыла гримаса боли и почти детской обиды, и он мешком рухнул на задыхающуюся в беззвучно крике ведьму. Та рванула из-под грузного тела и оказалась почти у самого края обрыва. Едва не сорвавшись Нарцисса попятилась назад и резко обернулась.

Из-за деревьев вышел Натаниэль. Под чернеющей коже все еще пробегали ручейки темно-синие ручейки, а сапфировые глаза горели хищническим огнем. По обнаженному телу стекали багровые капли.

— Стой! Замри! — Дрейк выбросил руку открытой ладонью вперед и чуть спокойнее добавил. — Просто замри и не шевелись!

Подстраиваясь под ее ритм, он замедлил дыхание и еще тише добавил:

— Не смотри вниз. Смотри на меня. Все хорошо, слышишь? Смотри мне в глаза.

Натаниэль ступал осторожно, плавно, прекрасно понимая — любое резкое движение, и Нарцисса сорвется. Растрепанная, перепуганная до смерти, она вряд ли отдавала себе отчет, где сейчас находиться и как правильно поступить.

Под обрывом рокотал Драконий Источник, с шумом разбивая пенистые волны об острые камни.

Ему оставалось всего пять шагов. Пять шагов, чтобы дотянуться и выхватить Нарциссу с самого края, когда из чащи выскочил ополоумевший чернявый похититель и с воплями бросился на Дрейка.

Нарцисса вздрогнула всем телом, подалась назад и звонкий женский крик захлебнулся в рокоте Драконьего Источника.

— Жизни госпожи Ливингстон ничего не угрожает.

Простые слова, за которыми скрывалось так много. Услышать их — все равно что живительный глоток воздуха.

В больничном коридоре было непривычно пусто. Шаги отражались от стен из желтоватого песчаника, а воздух был пропитан раздражающим запахом спирта и человеческой немощи — острой, въедливой, выворачивающей нутро наизнанку.

Господин Эден жестом указал на лакированную дверь. В кабинете главного лекаря царила давящая тишина. На стенах висели рисованные плакаты человеческого тела. Рядом со стеклянным шкафом, в котором аккуратными рядами стояли тяжелые энциклопедии, находился человеческий скелет в полный рост.

Главный лекарь сел за полированный стол и, сцепив пальцы в замок, положил руки на столешницу. Следуя его примеру, Натаниэль сел в кресло напротив господина Эдена.

— Я вижу, вас что-то смущает, господин Эден.

— Тема весьма деликатная, ваша светлость, — проговорил лекарь, покачивая головой, стараясь подобрать нужные слова. — Видите ли, госпоже Ливингстон повезло родиться ведьмой. Окажись на ее месте обычный человек, он бы всенепременно разбился о воду, как если бы додумался спрыгнуть с башенных часов на мостовую…

Натаниэлю не понравилось то, как господин Эден отводит взгляд. Ходит вокруг да около, словно боясь взболтнуть лишнего. Дракон, чувствуя подвох, ощерился.

— То, что госпожа Ливингстон является ведьмой — тема не деликатная, господин Эден. Это факт, который не является преступлением в Драконьем Чертоге…

— Я не об этом, — нетерпеливо отмахнулся лекарь. Костяшки пальцев побелели от напряжения. — Нет сомнения, в скором времени госпожа Ливингстон поправится. Физически. У меня вызывает обеспокоенность ее душевное состояние. Понимаете, для любой женщины потеря ребенка является страшным ударом. А уж для ведьмы…

— ЧТО?!

Господин Эден захлебнулся воздухом, побледнел и сжался в своем кресле. Воздух вокруг лорда Валлори сконцентрировался, превращаясь в черный туман с искрящими вспышками молний.

— Разнести мой кабинет — не самая лучшая затея, ваша светлость, — главный лекарь нервным движением ослабил шейный платок и кашлянул.

— Повтори, что ты сказал, — прошипел Дрейк, чувствуя, что теряет контроль над Драконом. — Еще раз.

— Госпожа Ливингстон быстро поправится. Но только физически. Душевное состояние вызывает у меня обеспокоенность…

— Дальше!

— Для ведьмы потеря ребенка…

— Нарцисса была беременна?

Бессильная ярость полыхнула багровыми племенем перед глазами. Эден захрипел, цепляясь пальцами за подлокотники. Гладко выбритое лицо посинело, выпученные глаза закатились.

— Мы… У нас не было выбора, ваша светлость… — прохрипел лекарь. Перед затуманенным сознанием одиноко пронеслась мысль: “Вот и все”. Но в ту же секунду удушающие объятия разжались, и он мешком обвалился в кресло. Пытаясь откашляться, Эден просипел: — Если бы мы попытались спасти ребенка, они бы оба умерли.

Однако Натаниэль его не слышал. Ему казалось, что под ногами разверзлась бездна — ледяная, удушающая, утягивающая в свои глубины. Почему она ничего ему не сказала? Не знала или предпочла молчать? Если бы только Нарцисса хотя бы намекнула ему, то…?

То что? Что это изменило бы? Он, Дрейк, был настолько поглощен своей обидой, что воспринял бы это как очередную манипуляцию хитроумной ведьмы. Потребовал бы доказательств и что дальше? Нарцисса с присущим ей недоверием наверняка сочла бы, что он захочет ее лишить ребенка.

Натаниэль не понаслышке знал, что происходит с ведьмой, потерявшей дитя. Ополоумевшие, обозленные на весь мир, они превращаются в чудовищ, способных уничтожить население целого города. В бытность ведьмоловом, Дрейку частенько приходилось отлавливать таких ведьм — обезумевших и потерявших человеческий облик. И теперь он чувствовал, как липкий страх пробирается вдоль позвоночника.