Ничто не разлучит нас.
- Все уладится,- я взяла его за руку.
Его глаза обжигали меня своим холодом.
- Как? - простонал он.- Она ни за что не скажет! Я ее знаю! Раз она решила, то все бесполезно! Что бы мы ни делали!
- Есть путь,- возразила я.
Он уставился на меня, молчаливо вопрошая.
- Она не последняя ведьма…
Зря я это сказала!
Что потом было!
Алан кричал на меня, чтоб я не смела туда даже соваться.
- Мери, ты не знаешь, что это такое! Ты даже не представляешь себе глубину их могущества! Мери, обещай, обещай мне – не делать этого! – он схватил меня за руки, и впился взглядом в мои глаза.
- Нет, - прошептала я и съежилась.
Он встал, и вышел, тихо прикрыв дверь.
Я сидела несколько секунд, словно онемев.
Затем встала и пошла за Аланом.
Он стоял ко мне спиной, задумавшись о чем-то.
- Алан, - позвала я его тихонько.
Он обернулся.
- Успокоился? – спросила я, скрестив руки на груди.
Он кивнул, подходя ко мне:
- Мери, ты никак не поймешь, как все это опасно!
- У нас нет другого выхода!
- Ладно,- стиснув зубы, прошептал он зло,- мы попробуем.
- А что ты предлагаешь? Если не это? Опять бросить друга в беде? Вдруг она активирует заклинание без предупреждения, а ты не узнаешь никогда,что со мной что-то случилось!
- Ладно, ты права! Я хотел лишь предложить… поискать в других мирах.
- Хорошо,- буркнула я.
Колдения была моей детской мечтой. Я так хотела увидеть свои ожившие фантазии.
Бесконечные интриги, сраженья, убийства. И победа добра.
- Но ты не пойдешь одна, даже если очень захочешь! - и, закрыв глаза, жалобно добавил,- Мери, пожалуйста!
- Уговорил!
- Ты просто не понимаешь насколько это опасно,- медленно произнес он.
- Вся жизнь состоит из опасностей,- заметила я.
Он покачал головой.
- Только рискуя, живешь! Только идя по лезвию ножа, паря над бездной! Только создавая свой путь…
И не важно, что он пролегает во мгле
И не важно, что возможно эта секунда последняя.
- Это все, что есть у меня,- прошептала я.
Это, и мое творчество…
- Эх, Мери, Мери, - вздохнул он.
Я молчала.
- Но я понимаю тебя,- улыбнулся он, а затем добавил с грустью,- когда-то давно я тоже был таким, пока не понял, что невозможно выжить, бросаясь в авантюры, не обдумывая свой дальнейший шаг.
- И за тобой глаз да глаз нужен,- изрек он, словно подводя итог моей жаркой речи.
«А ты на что?» - чуть не сказала я, но все же не сказала.
Не решилась…
Вместо этого спросила:
- Что так изменило тебя?
- У меня был друг, - говорит Алан, и лицо его мрачнеет.
- И…что… дальше? – выдыхаю я, вопросительно смотря на него, не зная замолчать или продолжить.
- Теперь его нет, - говорит он. Внешне он спокоен, но это иллюзия. Он прячет свою боль, он скрывает свое прошлое.
Он несколько секунд наблюдает за мной.
Я молчу.
Захочет – расскажет.
Но любопытство искусало мою душу, своими остренькими змеиными зубками.
Его взор искушает меня.
Не добьешься!
Я прищуриваюсь, будто отвечая без слов.
Нет…
Раньше я бы непременно прицепилась к нему.
Он плюхается обратно.
- Тебе не интересно, - склоняет голову набок, изучая меня.
Читая лица, раскрывая души.
Подбирая к ним ключ или отмычку.
Вот, что такое общение. Для него…
- Интересно,- не соглашаюсь я.- Так он умер? - и все вокруг тускнеет. Сказать это так сложно, так тяжело. Это неправильно! Смерти не должно существовать!
Она крадется во мраке. Глаза ее светятся рубинами…
Она неизбежна, страшна, и уродлива.
Смерти не должно быть.
- Нет,- говорит Алан,- он предал меня.
Я знаю…
Я знаю…
Ты дружишь с человеком, помогаешь ему, помогаешь, тратя свое драгоценное время, транжиря его, не считая. Во имя дружбы…
Веря, что этот человек, также относится к тебе. Веря, что он всегда встанет за спиной в мрачный час.
Но, когда ты умираешь, он не понимает.
Когда ты умираешь, он молчит.
Когда ты умираешь, он говорит с другими.
Когда тебе нужна его рука, его слова, его поддержка, этот человек не замечает тебя, потому что у него есть более важные дела.
Часы, когда я диктовала своей подруге ответы на домашние задания, которые она была не в силах решить.
Минуты, когда я говорила ей, что хочу умереть, безумно хочу не жить.
Тишина.
В ответ.
Такая хорошая была у меня в школе подруга.
- Как? – спрашивая я, беря его за руку.
Если он расскажет, он освободится.
Если он расскажет, меж нами падет стена.
Если он расскажет, мы хоть на миг станем одним целым - одной мыслью, одной эмоцией, одной картиной.
Он молчит...
Я шепчу:
- Скажи...
- Мне было тогда тринадцать...
И Алан медленно, будто нехотя продолжает свой рассказ. Слова не хотят покидать тайник его души. Он не смотрит на меня.
- Я так хорошо дружил с этой девочкой.- Возможно, он даже любил ее. Ревность возгорается в моей душе, к той, что была дорога ему. Ревность - дождь всполохов огня, ревность - каленое железо, притиснутое к коже...
Ревность - проклятие любви.
Я опускаю глаза, чтобы он не смог заметить мою реакцию.
Но то прошлое слишком далеко. Мы ушли прочь, без оглядки. Мы ушли в ночь от тех, кем мы были когда-то. И я смело кидаю на него взгляд. Лицо его сумрачно, по нему ползут, разрастаясь, тени, пожирая отблески солнца.
Он даже не смотрит на меня, уйдя в переживания:
- И мы тогда жили в том месте, что называется сейчас землей смерти. Тогда природа не умерла до конца. Конечно, были и погодные аномалии, и не было никакой растительности, но позже появились мларки и другие мутанты, и мир умер...- голос его садится.
Я нахожу его руку и сжимаю ее, ободряя, и теплая грусть течет по венам.
- И ... и…- он поднимает глаза, и в них плещется боль, она заполняет его целиком и грозится вылиться через край, и все льется и льется адским потоком, грозясь потолком упасть на него и погрести под собой.
Нет!
Я не дам этому случиться!
Нет!
Я сжимаю его ладонь все крепче и крепче.
Сквозь эту боль, я вижу привычную маску спокойствия.
Тебе не обмануть меня, милый.
Мы можем пройти этот путь, лишь вместе или врозь.
Нет полуправды, как и полулюбви.
Он решается:
- Были люди, которые предчувствовали то, что случилось. Их никто не слушал. Тогда они ушли из городов и начали устраивать теракты... Все верили нашим ученым, обещающим возрождение. Они изобрели множество различных ухищрений для улучшения экологии, но ни одно не сработало. А наше правительство врало людям, потому что ему было выгодно создавшееся положение, а потом уже было поздно что-то изменить! - вспоминает он, а затем задумывается.- Или не хотело?
Молчание.
Алан продолжает:
- Мой отец был одним из тех ученых. Девчонка сказала террористам что есть средство, способное исцелить мир. И... это... была ... ложь,- лицо его так искажается, черты сминаются, как строчки на листке бумаги, который безжалостно скомкали в кулаке.
- Мне так жаль,- шепчу я, и это - правда, это - правда... я готова заплакать... и я ничем не могу помочь ему... только сидеть рядом, сжимать его руку и плакать вместе с ним, потому что в душе он рыдает..
- Она слышала речи моего отца... и рассказала им. Она хотела, чтобы ее отец продвинулся... за счет смерти моего,- и он отворачивается, скрывая свои чувства.
Лишь голос, дрожащий от ярости и безысходной тоски, от бессилия что-либо изменить...
Это самое ужасное, когда ты не можешь помочь тем, кого любишь...
Когда ты в безумии надежды страстно молишься, но...
Когда ты смотришь больными глазами на того, за кого испытала бы жесточайшие муки, но…
Когда ты хочешь забрать его боль, но…
