Кэтис была уже высоко-высоко. Парила около вершины. Приборчик работал без шума. Конечно, такое не для меня.

Я поставила ногу. Осторожно.

Привстала, и схватилась рукой за выступающий камень.

- Мери,- раздался голос сзади меня,- мы же веревки не закрепили.

- Ой,- вот что я сказала, испугавшись и покраснев. А что еще скажешь? Что ужасная дура?! Или невнимательная?!

И сама прекрасно знаю.

Он уже собирался снять меня, отцепив от скалы, но я спрыгнула сама, упав.

- Мери, Мери, нельзя же так…- укоризненно проговорил он,- а если б ты…

- Я еще невысоко залезла! И всегда можно ж включить летэк! - разозлилась я. Но больше на себя, чем на него.

- Да, когда летишь вверх тормашками, когда у тебя несколько секунд в запасе, когда ты в смертельном ужасе, да? Ты сообразишь это! – зло, но справедливо заметил он.

Я передернула плечами:

- Не строй из себя мамочку.

Он ухмыльнулся и пошутил:

- Я буду папочкой! – и затем крикнул,- Кэти!

Через несколько секунд, она была уже рядом с нами.

- На, - он протянул ей две жутко длинные веревки, завяжешь там и будешь контролировать, хорошо? Надо за этой…- он задумался, подыскивая верное слово, чтобы… унизить, обидеть, наказать меня. Но вместо того, чтобы сделать это, он улыбнулся по-доброму и нежно произнес,- надо присмотреть за этой несчастной мечтательницей.

Я ошпарила его надменным взглядом и отвернулась. Хотя я знала, что я виновата. Сама.

- Если будешь падать, ни в коем случае не поворачивайся к скале спиной,- серьезно и напряженно предупредил меня Алан,- ни в коем случае, поняла?

Я кивнула.

Едва Кэтис крикнула, что все под контролем, я отправилась покорять Эверест.

Я поставила ногу на выступ, и схватилась рукой за другой. Это оказалось гораздо труднее, чем я думала. Я подтянулась и передвинулась, и переставила ногу. И снова и снова. Вскоре уже, пот заливал глаза, а пальцы окостенели, цепляясь. Но я лезла все выше и выше. Я хотела доказать себе, что я сильная, что я не изменилась, что я та же.

Храбрая, Отважная.

Стальная девушка.

Я хотела быть такой, и я надеялась, что я такая.

Я была где-то посередине, когда недоглядела и схватилась за узкий, маленький камень, и сорвалась…

Мелкой крошкой прыснули уступы под ногами, и я летела, отталкиваясь ногами от поверхности.

Словно птица с крыльями.

Парила.

Не боясь.

И повисла.

Посередине. Параллельно скале.

Небо кружилось надо мною. Было так сложно вернуться на исходную позицию.

Дотянуться. Ухватиться рукой. Держаться, не запутаться в веревках, притиснуть другую руку. Запихнуть ступни на узкую каемку.

Я продолжила…

- Ну, сколько раз падала? – улыбнулся Алан, пока они с Кэтис затаскивали меня в пещеру.

- Не скажу,- прохрипела я, задыхаясь.

- Я когда первый раз лез, раз пять упал,- признался он стыдливо.

Кэтис толкнула его в бок и захихикала.

- Врешь,- выдохнула я.

- Вру,- согласился он,- я не буду смеяться.

- Все равно не скажу,- не согласилась я.

- Два раза,- выдала меня Кэтис.

- Убью,- пригрозила я, закрывая глаза.

- Не так уж плохо,- попытался утешить меня Алан.

- Ага! – обиженно пробормотала я, отворачиваясь от него.

- Нужна еще ловкость и сноровка.

- Но ты же не упал! – выкрикнула я.

- Я думал, куда поставить ногу или руку, а ты? – прошептал он, словно доверяя секрет. Его глаза мерцали надо мной, завлекая, обольщая, лишая последних крох сопротивления. Нежностью, любовью, обещанием.

- Не всегда,- вздохнула я.

- Я в первый раз едва не сорвался…и был без страховки…- тихо-тихо сказал он мне, и я видела по его лицу, что это правда.

- Что ж ты так?! – только подумаю, что он мог погибнуть… У меня руки трясутся, и хочется схватить его и никогда не отпускать. И глаза слезами наливаются.

Так и вижу его тело, сорвавшиеся с тысячной высоты. Раскинутые криво руки, светлые волосы, смятая бумажная фигурка, словно сломанная кукла…

Кости, вывернутые под невозможными углами, закрытые глаза, и лицо, изувеченное предсмертным ужасом.

Зачем мы кому-то здесь? Зачем кто-то нас создал? Или он наслаждался так же, как и я, рисуя в экстазе, проживая жизнь героев, каждое мгновенье, испытывая их эмоции, рыдая с ними, но если им суждено умереть, то…

Они умрут.

Потому что у каждой картины есть конец.

И возможно он такой.

Иногда…

Так должно быть….

- Совсем как ты,- улыбнулся Алан.

- Я вообще-то выше не полезла бы! Я так баловалась! - оправдывалась я.

Почему я перед ним оправдываюсь?

Он же не любит меня!

- Иногда баловства хватает, чтобы умереть,- печально изрек Алан. Казалось, он сейчас заплачет,- или недоглядеть что-то и все… Хана.

- А тебя спалили? – мне хотелось узнать, чем все закончилось.

- Что? – он меня не понял.

Я потрясла в воздухе рукой, подыскивая нужное слово.

- Поймали! – оперлась спиной о стену, садясь.

Он покачал головой:

- Нет, но то мгновение, когда я понял, что могу умереть.

Каленым железом по коже.

Ядовитым дождем.

Ужасом, выворачивающим душу.

- Изменило меня,- закончил он.

- Что ты за ребенок был? – Задумалась я вслух.- А сейчас такой…- я изучала его черты – высокий лоб, греческий нос, мягкие овалы щек, словно это была стена, за которой спрятан клад – его душа,- благоразумный.

- Теперь,- с горечью прошептал он,- лишь теперь.

- А что случилось тогда? – спросила я, но потому, как он сжал зубы, поняла, что я зря полезла в его прошлое.

- Ничего,- соврал он.

- Да, можешь не рассказывать,- махнула я рукой.- А ты стихи пишешь? – вспомнила я вечер в клубе.

Алан посмотрел сначала в одну сторону, затем в другую, как будто его могли подслушать:

- Нет.

- Лгунишка,- хихикнула Кэтис, накручивая прядь ослепительно-черных волос на палец.

- И что? – спросил он, оборачиваясь к ней.

Она пожала плечами.

- Почитай,- попросила я.

Мне хотелось музыки. Чего-то светлого, прекрасного, таинственного.

Чарующего.

Почему-то мне казалось, что его стихи будут именно такими.

Влюбленная идиотка!

Алан долго отнекивался, но мы его заставили.

Мы сидим у костра, бросающего алые блики на наши лица, а за спиной трепещет тьма…

Разворачивает огромные пушистые крылья, чтобы укутать нас.

Алан достает странный предмет, похожий на коробку, и раскладывает его. Долго возится с деревянными панелями.

Повисают тонкие, светлые струны. Перетекают блики на золотистых дощечках. Чем то этот предмет напоминает нашу гитару.

Это так удивительно и прекрасно…

Уметь сделать, сотворить, изменить что-то.

Придумать…

Сложить из обломков, осколков целое…

А Алан начинает петь.

Он словно ласкает рукой гитару, как любимую девушку.

Его сильный и прекрасный голос завораживает, покоряет, лишает возможности дышать. Околдовывает, лишая души.

И во мне что-то рождается.

Что-то теплое, нежное, прекрасное.

Отклик.

Я достаю альбом. И начинаю рисовать.

Прядь волос падает на глаза, и я убираю ее.

Я рисую небо.

Серебристо-седое, скользящее в ладонях… Холодное, как дождь, стекающий по лицу, когда ты бежишь сквозь него, живя, мечтая….

Лишь рисуя, я живу.

Все остальное шелуха, и ветер, гонящий ее по грязному тротуару.

Я рисую увенчанные сережками березы, их белую, чуть шероховатую кору…

Я рисую, как возжигается жизнь…

Она была соткана из света…

Она бежала в тумане…

За ней кралась вендетта,

Потрясая ножами.

Она бежала.

Навеки!

В страну, куда прячется солнце,

Сладко смеживая веки…

Но я знаю -

Она не вернется!

И песня словно вторит мне…