Откуда взялись «венгерские гусары», Дюмениль сообщить забыл. Но дело в том, что в Нанто с вечера 15 февраля расположился пришедший от Монтеро-фот-Йонна летучий отряд подполковника графа Турна, который обеспечивал связь между отрядом Платова и отрядом Хардегга у Море-сюр-Луана. В отряде Турна был эскадрон 3-го венгерского гусарского полка «Эрцгерцог Фердинанд».
16 февраля в 3 утра авангард отряда Турна, выдвинутый в лес у Нанто-сюр-Люнена, услышал оживленную перестрелку со стороны Немура. Немедленно весь отряд направился в эту сторону и, прибыв на холмы правого берега Луана, оказался напротив казаков Платова, ведших основную атаку на Немур с левого берега.
Как это представил Вейль, «полпятого утра спешившиеся казаки захватили пригороды, а Турн тем временем отвлекал внимание части гарнизона демонстрацией на другом берегу Луана»[1230]. И Турна теперь из истории взятия Немура, как слово из песни, не выкинешь... Сегодня на интернет-форумах так и пишут: «Казаки Платова совместно с австрийским авангардом подполковника Турна»...
В своих рапортах Платов заслугу «отвлечения внимания неприятеля» приписывал не австрийскому отряду, с которым до этого русские никак не могли наладить взаимодействие, а своим подчиненным. Кайсаров, имевший в авангарде генерал-майора Шперберга и полковника Крамина (или Кромина)[1231], атаковал мост через канал на дороге на Фонтенбло. В это время генерал-майор Т.Д. Греков 18-й проводил ложную атаку на мост Сен-Пьер, а 100 человек из полка Грекова 8-го, возглавляемые есаулом Ситниковым, отвлекали внимание неприятеля, имитируя атаку на Папском мосту[1232]. Казаки Кайсарова подтянули артиллерию, как рапортовал Платов, «на пистолетный выстрел»[1233] и разбили Фонтенблоские ворота. Под прикрытием черноморских стрелков казаки «рабочего полка» начали разбирать их остатки.
Французы только теперь определили направление главной атаки и бросили сюда все свои силы. С помощью оставшихся пушек (если верить Дюменилю, на тот момент в строю была одна пушка) защищались они с большим упорством, но спешившиеся казаки под командованием генерал-майора Шперберга и полковника Крамина с пиками наперевес бросились в пролом в воротах и ворвались в город. Все четыре орудия были захвачены, неприятель был сбит и отступил внутрь города[1234].
В версии событий, сочно изложенной П.Н. Красновым, ворота были не столько разбиты, сколько сожжены. После неудачи первой атаки Платов послал на помощь И.Я. Шпербергу часть полка Грекова 18-го: «Казаки живо подскочили к воротам, принесли солому, порох, и вскоре зарево озарило темноту ночи. Ворота города горели. Казаки с криком “Ура” кинулись с одними дротиками на приступ, черноморские сотни открыли сильную стрельбу по стенам... И вдруг среди трескотни ружей и криков “Ура!” раздались резкие звуки трубы. Неприятель трубил о сдаче. <...> к рассвету все было кончено. <...> “Мы возложили упование наше на Бога, - сказал Платов генерал- майору Грекову 8-му и полковнику Шпербергу. - Бог увенчал надежду нашу. Принесем Ему благодарение”»[1235].
М.И. Платов рапортовал, что после того, как казаки ворвались в город, командир гарнизона «полковник Грушо» и «тамошний комендант майор Боньи» просили пощады и позволить засевшему в средневековом замке гарнизону уйти в Фонтенбло. Но он это предложение отверг, поскольку город и так уже был в руках казаков: остатки гарнизона были объявлены военнопленными[1236]. Двери замка, где некогда был подписан договор, положивший начало войне гугенотов и протестантов, открылись, и французы сдались.
Потери французов, по рапорту Платова, достигли 200 человек убитыми, в том числе 5 офицеров. Пленены были Грушо, Боньи, 17 офицеров и до 600 унтер-офицеров и рядовых. Казакам достались также 4 пушки, зарядные ящики[1237], «довольное число ружей» и 400 фунтов пороха для мин[1238]. Потери Платова, по Богдановичу, составили не более 30 человек, в том числе два офицера[1239].
П.Н. Краснов, впечатленный «штурмом крепости в конном строю»[1240], в своем очерке позволил себе добавить еще одну красочную деталь событий того утра. «Настал рассвет. Пленники сидели в казачьем лагере и видели кругом себя лишь небольшой конный отряд донских и черноморских казаков. Платов позвал к своему шатру коменданта крепости Намура закусить чем Бог послал. “А где же ваша пехота?” - спросил комендант у Платова. Платов показал ему на казаков. “Вот те люди, - сказал он, - которые штурмовали вас ночью”. “Я должен быть расстрелян за мою оплошность! - вскричал французский полковник. - Никогда бы я не сдал города, если бы я знал, что тут одни казаки”. “Э, друг мой! - сказал на это Платов. - Прежде не хвались, а Богу помолись! Напишите-ка лучше Наполеону, что с нашим государем ополчился на него сам Бог, и мы не желаем зла французам, но хотим только истребить его, общего нашего врага”»[1241].
Первым после капитуляции в город вошел усиленный казачий пикет, а за ним, как указывал Дюмениль, и «венгерские гусары, которые прикрепили к своим головным уборам зеленые веточки, символизирующие по австрийскому обычаю победу»[1242]. Следом за ними в город торжественно вошел Атаманский полк с самим М.И. Платовым во главе. «Жители приветствовали казаков радостными криками»[1243].
В отличие от рапортов Платова в изложении Вейля взятие Немура выглядит как совместная победа казаков и австрийцев. 16 февраля казачья артиллерия обстреляла городские ворота, подавила огнем артиллерию французов и после, как писал Вейль, «довольно жестокой битвы» казаки с одной стороны, а австрийцы с другой одновременно вошли в Немур. 600 пленных и 4 орудия попали в руки казаков и Турна[1244].
В той оперативной обстановке город в принципе был обречен: приказ Монбрена об отступлении и сдаче просто не дошел до его коменданта. Не взять Немур союзники не могли. Заняв город и устроив здесь с 16 февраля свою генеральную квартиру, Платов тем самым установил контроль над еще одной переправой через Луан, упрочил связь с Главной армией, обезопасил коммуникации, получил возможность дать очередную передышку войскам и, в конце концов, выполнил приказ императора России. Атаман, конечно, победно рапортовал, он не преминул сообщить о захвате им Немура, как заметил Вейль, «с обычной для него помпезностью». Платов взял на себя смелость поздравить Александра I с этим событием и одновременно выразил надежду, что русские знамена скоро будут развиваться и над столицей Франции[1245].
Заняв Немур, как это следует из рапорта Платова от 22 февраля[1246], казаки поспешили расчистить проходы через мосты, разминировали Папский мост, сожгли все трое ворот и палисады. Кроме того, был разломан участок телеграфной линии Париж - Лион и два шлюза на канале Бриар: вода была спущена, а сам канал завален двумя каменными домами, чтобы препятствовать судоходству[1247].
Большой отряд казаков был послан занять дорогу на Бурбоне по другую сторону Греца, чтобы избежать сюрпризов с этой стороны. Захваченный в плен гарнизон направлен под конвоем в Санс с наказом, между прочим, не чинить французам утеснений и относиться как к офицерам, так и к молодым выпускникам военной школы Фонтенбло с одинаковым уважением. Что касается национальных гвардейцев, то они побросали оружие и, будучи без униформы, попрятались по домам. Сразу же после занятия города русские перенесли в больницу своих раненых. Их было больше, чем французов, но точная цифра погибших так никогда и не станет известной. Больница, уже переполненная ранеными в разных баталиях на полях Шампани, могла предоставить весьма скромные условия этим новым жертвам войны. Боялись, чтобы тиф, обнаруженный у больных одной из палат, не распространился на других и дальше - по городу. Хорошо, что меры французских и русских медиков устранили эту опасность[1248].
