Мегудин любил порядок, ценил каждую минуту. Принимал людей точно в такое время, как было назначено. Заседания, совещания проводил по-деловому, пресекая лишние разговоры.

— Время — деньги, — напоминал он любителям длинных словопрений. — Подобно тому как сорняки заглушают посевы, расхищают соки земли, так и пустые слова засоряют наши мысли.

Но сегодня председатель изменил себе. «Такой гость, столько лет не видались. Ведь даже не снилось, что когда-нибудь доведется встретиться. Как же не поговорить?»

И все же Мегудин нет-нет да и поглядывал на часы, и Джозеф понял, что собеседник спешит. А прерывать разговор не хотелось. От избытка нахлынувших чувств гость не знал, о чем спросить Мегудина, о чем рассказать. Говорили сбивчиво, перескакивали с одного на другое, а вопросы все возникали. Разговор больше касался прошлого. О судьбах людей закоулка, где прошло их детство, о гомельских извозчиках, об их семьях.

— Долго меня тянуло домой. Ох как тянуло, никак не мог забыть родные места, друзей, — рассказывал Джозеф. — Много нам пришлось пережить, пока приспособились к жизни на чужбине. Мы вам завидовали, когда узнали из письма вашей мамы, что вы переселяетесь в крымские степи. Очень хотели знать, как вы устроились, но вы как в Лету канули… Только из статьи в газете узнали, кем стал мой друг детства, и мне очень захотелось повидаться.

Вспоминая все новые и новые эпизоды о пережитом, Джозеф снова возвращался к гомельским закоулкам и без конца повторял:

— А помните… Помнишь, Илюша?.. — не зная, как обращаться к нему — на «ты» или на «вы».

Эти эпизоды увели их в мир безвозвратного детства, они не могли наговориться. Но намеченный вчера план, лежавший перед Мегудиным на письменном столе, напомнил ему, что сегодня он должен еще встретиться с учеными — участниками сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук и провести очередную планерку.

Он вышел в приемную, извинился перед посетителями за то, что непредвиденные обстоятельства заставили его задержать прием. Поговорив еще немного с гостем, он предложил отложить разговор на завтра.

На следующий день Джозеф снова пришел в правление. Мегудин уже был на месте. Вчерашняя встреча и воспоминания о прошлом взволновали их и сблизили.

— Ну, как отдохнул? — спросил Мегудин. — Немного освоился у нас?

— Как будто.

— Видел наше хозяйство?

— Немного видел… с туристами… А мистер… как его? Колес…

— Колесниченко, — подсказал Мегудин.

— Да, да, он был любезен и показал мне фермы, бройлерную фабрику, заводы.

Джозеф вынул блокнот, в котором были записаны цифровые сведения о хозяйстве, и стал задавать Мегудину вопрос за вопросом.

Не запинаясь, быстро и четко отвечал Мегудин на все его вопросы.

— Как можно в таком большом хозяйстве все помнить? — удивлялся Джозеф.

— Ведь хозяйство выросло на моих глазах, я знаю, как выхаживали каждое деревцо, каждую корову, овцу… Поневоле все запомнишь.

— В самом деле бройлерная фабрика производит шесть миллионов птиц в год?

— Иногда и больше, — подтвердил Мегудин.

— А сколько человек обслуживает фабрику?

— Три человека.

— Трое? И производят шесть миллионов птиц? А кто руководит этой фабрикой? — спросил Джозеф.

— Ефим Ханик. Он тоже университета по этому делу не заканчивал, переселенец, был когда-то председателем колхоза, а стало нужно — и освоил эту специальность, работает хорошо. Учиться нам некогда было, готовенькое нам никто не преподносил, пришлось строить и на практике овладевать специальностью. Детям нашим уже будет легче. У них есть возможность учиться и есть у кого перенимать опыт.

Телефонные звонки отрывали Мегудина от разговора. Да и секретарша приносила какие-то бумаги, которые нужно было срочно подписать.

Тем временем Джозеф выбирал из своих записей наиболее важные вопросы, которые ему хотелось выяснить у Мегудина. Прежде всего хотелось поподробней узнать причины отмены пастбищ.

— Мистер Колесниченко сказал мне, что вы отменили пастбища…

— Он вам, наверное, объяснил — почему?

— Да, объяснил, но мне все-таки непонятно, как можно обойтись без них. Мне приходится арендовать землю под пастбища, и я хочу выяснить, что выгодней — покупать корм или выгонять скот на пастбище.

— В свое время мы подсчитали, что выгоднее стойловое содержание скота. Трава у нас выгорает рано, и все равно приходилось добавлять питательные корма. Нам намного выгодней использовать эту землю под какие-то культуры. А какой корм давать, чтобы был лучший результат, мы неустанно ищем. В этих поисках принимают участие все животноводы. Вот, например, пришел как-то ко мне главный зоотехник Николай Дмитриевич Лавренев посоветоваться насчет статьи, появившейся в газете, о новом способе принудительной сушки люцерны, позволяющем получить сено более высокого качества и при этом избежать потерь. Я уже читал эту статью и предложил ему вылететь в колхоз Ставропольского края и ознакомиться с технологией этого метода на месте. Когда он вернулся, мы применили этот метод, и сено высохло быстро, не утратив ни цвета, ни запаха.

— Да, интересно, попробую такую сушку у себя, — заметил Джозеф.

— А вот другой пример. Одна из животноводческих бригад начала применять дрожжевание кормов, в основном концентратов, и расход кормов на литр молока сократился на двадцать пять — тридцать процентов. Другая бригада дрожжевала не только концентраты, но соломенную сечку и измельченную свеклу, жмых, муку из отходов подсолнечника, даже измельченную виноградную лозу. А на другой ферме предложили еще более рационально использовать корма — начали готовить пасту для скота из смеси грубых и сочных кормов. Коровы поедали это без остатка. Примеров ценных инициатив, которые вносят животноводы, можно привести много. А как вы кормите свой скот? — заинтересовался Мегудин.

— В основном кукурузой. Зерном и зеленой массой. И всякие отходы даем…

— Почему-то все фермеры, которые бывают у нас, интересуются вопросами корма. Был у нас один крупный американский фермер, он предсказывал, что мы скоро покатимся вниз, ибо у нас не хватит кормов содержать многотысячное поголовье скота. Как видите, его пророчества не сбылись, а наоборот, мы движемся вперед.

— Да, хозяйство у вас богатое, и люди очень хорошо работают, как для себя, но ведь все это не их.

— Как не их? А чье же? Они, они хозяева…

— Столько хозяев в одном хозяйстве?

— Хозяин один — народ, коллектив. Но вам, видно, этого не понять.

Джозеф вздохнул:

— Знаете, смотрю я, смотрю, и кажется мне, что я не родился здесь и даже никогда не был. Будто в другой мир попал.

— В другой мир, — согласился Мегудин. — Мы как два деревца, которые росли на одной почве, под одним небом. И вот одно деревцо вырыли с корнем и занесли далеко-далеко. Там оно укоренилось, питалось другими соками. Вот и выросли разные деревья…

Мегудин спохватился, что его ждут. Извинился и пригласил гостя на завтра к себе домой.

В воскресенье Мегудин, как обычно, встал чуть свет и собрался выехать в поле.

— Куда ты в такую рань? — попыталась его задержать жена.

— Еду пораньше, чтоб раньше вернуться домой… У нас сегодня гость…

Лиза привыкла принимать гостей. Не было такого дня, чтобы кто-нибудь не заглянул к ним. У них гостили самые почтенные люди, и потому она не придала особого значения словам мужа. Примет гостя как положено. Тем более что сегодня выходной.

По воскресеньям у них обычно собираются сыновья с семьями. Дом заполняется веселым гомоном. В такой день у нее особенно много хлопот, но зато и радостей немало.

Вот и сегодня, после того как Илья Абрамович уехал, хозяйка засуетилась и начала готовить угощения гостю.

Она успела напечь и наварить, убрать и навести порядок в доме, когда раздался звонок. Широко раскрыв дверь, Лиза увидела незнакомого человека.

— Тут живет мистер Мегудин?