— Я…я его… невеста, — вырвалось первое, что пришло в голову.

— Полицию вызвала, невеста?

— Нет.

— Ясно, — повернулся он в сторону и кивнул администратору, которая стала набирать что-то в телефоне, затем приложив его к уху. — Кто ему мог подсыпать эту дрянь, знаешь?

— Да.

— Ясно, — выплюнул он торопливо, похоже, любимое слово в своём лексиконе, и последовал за носилками, на которых уносили Даню в сопровождении капельницы.

— Скажите, что с ним всё будет хорошо, — гналась я следом.

— Я не экстрасенс, — ответили мне, не оборачиваясь.

Суета в гостинице сменилась белым шумом в больнице.

Меня не подпускают к Дане, не отвечают на вопросы, вынуждая сходить с ума рядом с отделением реанимации.

Как собаке кость в меня кинули информацией о том, что сейчас Даня в наркотической коме и лучше бы мне тут не ошиваться, потому что смысла в моём присутствии здесь — нет.

Только одна неравнодушная медсестра, увидев, как меня трясёт и лихорадит, принесла откуда-то горячий чай в одноразовом белом стаканчике и небольшую шоколадку, к которой я так и не притронулась. Чай тоже так и остался болтаться остывшей коричневой лужей в моей руке.

— Родителям и другим родственникам сообщали о состоянии вашего жениха? — спросил один из врачей, кружащих рядом с той палатой, в которой лежал Даня. Не удостоив меня и взглядом, занёс ручку над листом большого блокнота на спирали и стал, ждать ответа.

— Нет. Я еще никому ничего не сообщала, — ответила, не узнав собственный голос. Сухой, надломленный, безжизненный.

— Семья и близкие знают о его зависимости? — продолжал допрос мужчина, так и не оторвав взгляд от своего блокнота.

— О какой зависимости?

— О наркотиках, — выдохнул так, словно устал что-то объяснить мне идиотке.

— Даня не наркоман! — выплюнула я громче, чем хотела. Поднялась я со стула и пошатнулась от головокружения. Тут же уперевшись ладонью о стену. — Он никогда не употреблял. Ему подсыпали. Поймите вы это уже.

— Это мы поняли уже, — буркнул он себе под нос и снова что-то записал в блокноте. — А с вами что? Как себя чувствуете? Выглядите вы неважно.

— Со мной всё в порядке, — выпрямилась и упрямо посмотрела на его лица. — Хотите сказать, что и я наркоманка?

Что-то дописав, он, наконец, оторвался от листа и остановил внимание на моих глазах. В серых глазах мелькнула тень, похожая на жалость, и снова исчезла за непроницаемой ширмой равнодушия.

— Я ничего не хочу сказать, девушка. Это всего лишь сбор общей информации. Да и ваш жених не похож на классического наркоман. Организм достаточно крепкий, физически развит, — вставил ручку в спираль блокнота и прижал к животу. Хмурым взглядом пробежался по моему лицу, бросил взгляд на трясущуюся руку с чаем, который я зачем-то продолжала держать, ни разу не отпив, и вернул внимание к лицу. — А вот ваш организм, похоже, даёт сбой. С вами точно всё хорошо? Вы беременны?

— Нет. Со мной всё в порядке.

— Простите, просто, предположил, что если он ваш жених и скоро свадьба, то возможно…

— По залёту, — договорила я за него. — Нет. Я не беременна.

— Но в любом случае, вам лучше отдохнуть. В палату к нему вас не пустят ещё пару дней. Немного сна и отдыха не помешает и вам. И, всё-таки, сообщите кому-нибудь из близких о произошедшем. Наркотическая кома чаще всего заканчивается летальным исходом. Думаю, родным будет не лишним приготовится к…

— Я поняла, — оборвала его, проглотив колючую проволоку, царапающую горло.

— Всего доброго, — кивнул он сдержано и пошёл прочь.

Осела на край стула и уставилась в точку перед собой. По щекам снова полились слёзы, течение которых я перестала контролировать ещё вчера. Они сами выбирали, когда им пора открывать шлюзы.

Надо позвонить. Хоть кому-то.

Поставила стаканчик рядом с черной металлической ножкой стула. Достала из заднего кармана джинсов телефон и мазнула по экрану. Пропущенных нет. Звонков и смс тоже нет. По крайней мере, меня никто не терял.

Вошла в книгу контактов, пролистала вниз и палец завис над строчкой «Данина мама», сразу под ней строчка «Данин папа».

И что я им скажу? «Ваш сын в реанимации… да-да, точно так же как в прошлом году, только в этот раз из-за наркотиков».

Нет. Это бред. Да, даже если не бред, то звучит именно так. Они знают своего сына, знают, что он никогда бы не связался с наркотиками. Стало быть, я вру. Подарить им секундное разочарование в собственном сыне, а потом долго рассказывать, как всё было на самом деле? Да, это нужно. Но не уверена, что сейчас у меня хватит на это сил.

Пролистала список контактов еще ниже и занесла палец над контактом «Серёжа». Начну с него. Он имеет хоть какое-то представление о происходящем. Коснулась его имени и поднесла телефон к уху.

Пара гудков.

Сброс.

Нахмурилась и повторила набор.

Снова сброс.

Пролистала ещё ниже и в этот раз без колебаний нажала на контакт «Трумэн».

Гудок, второй, третий…

— Да, Диана, — сухое и собранное. — Что-то случилось?

— Даня он… — зажмурила глаза, заставляя саму себя сказать эти слова.

— Кстати, где он? Со вчерашнего дня ни я, ни Серёга не можем ему дозвониться.

— Он в коме, Никита, — сказала и задержала дыхание, вероятно, ожидая взрыва.

— В смысле? В какой? — шуршание, скрип и хлопок на том конце провода.

— Чё там? — голос очень похожий на Серёжин послышался в отдалении.

— Опять с мотаса навернулся? — спросил Трумэн.

— Наркотическая кома.

— Какого… Вы там упоролись и угараете, что ли?

Не поверил.

— Никита, ему подсыпали что-то в чай. Вилка подсыпала… Я не знаю…

— Вы в городской?

— Да.

— Сейчас приедем.

— Хорошо, — ответила я уже сброшенному звонку.

Сидя на стуле, упиралась локтями в колени и давила пальцами на виски. Мимо мелькали чьи-то ноги, над головой пролетали бессмысленные для меня разговоры. Вокруг кипела жизнь, но меня утягивало в воронку пустоты и отчаяния. Сутки без сна, без еды и спокойствия. Сутки напряжения, когда каждое слово врачей подобно игле, что вгоняется в самое сердце и вбиваются в него кувалдами совершенного равнодушия. Сутки личного ада, когда не знаешь, чем всё закончится и продолжаешь блуждать во тьме, надеясь нащупать хотя бы зажигалку.

— Диана, — чуть запыхавшийся голос прошелестел над головой.

Вскинула взгляд и встретилась с глазами Трумэна, между темными бровями которого пролегла глубокая складка.

— Никита! — вскочила на ноги, которые тут же подогнулись из-за накатившей слабости и головокружения.

— Твою мать! — выругался он, едва успев поймать меня за талию. — Что с тобой? Садись.

Мягко усадил меня обратно на стул и, согнувшись пополам, внимательно заглянул в глаза, поддерживая кончиками пальцев подбородок.

— Ты что-нибудь ела, пила, отдыхала? Давно ты здесь? — стрелял он автоматной очередью вопросов.

— Со вчерашнего вечера, — сглотнула вязкую слюну и мысленно взмолилась, чтобы меня не вырвало из-за нахлынувшей тошноты. — Меня не пускают к нему, Никита. Не пускают! Я пыталась, но…

— Успокойся, Диана. Успокойся, — он присел на корточки напротив меня. Взял за руку и какими-то массажными движениями стал растирать пальцы и ладонь. — Даня в надежных руках. С ним всё будет хорошо.

— Мне никто не говорил, что с ним всё будет хорошо, — слёзы брызнули из глаз. — Они бросают в меня медицинский термин и идут дальше.

— Потому что их работа — спасать жизни тех, кому нужно её спасать, а не нянчиться с каждым волнующимся родственником. Сама подумай, что в приоритете? — тем же тоном, что и другие врачи, произнес Трумэн. Видимо, это, и правда, что-то профессиональное.

— С Даней точно всё будет хорошо? — шептала я отчаянно.