— А потом ты написала Игорю с моего телефона? — спросила я, чувствуя, как между нами стремительно разрасталась пропасть, которая казалась мне гораздо больше, чем та, что возникла между нами тогда в кухне.

— Понимаешь, — начала мама, ни разу так и не подняв на меня взгляд. Просто смотрела себя на руки, которыми рвала бумажную салфетку на мелкие кусочки. Ровно то же самое она сейчас делала с моей душой. — Такому человеку как Игорь не составляет большого труда очаровать юную девушку. Он опытен, красив, богат, влиятелен. В нём есть весь набор, который позволяет ему заполучить любую девушку в своё пользование. Временное пользование. Потому что такие как он быстро насыщаются. Поверь, я знаю, о чем говорю. Ты даже не представляешь, сколько твоих ровесниц падали к нему в ноги, умоляя его вернуться, клялись в любви и прочем. Я не хотела, чтобы в один из дней ты стала одной из них и повторила мою судьбу. А потом, когда он на следующий день пришёл узнать, куда ты делась и почему телефон недоступен, я написала от твоего имени смску, чтобы он тебя не искал и отпустил, если любит.

— Хорошо, — всплеснула я руками и прижала кончики пальцев к вискам. Логическая нить оборвалась еще минуту назад. — Если ты видела, что он делает со всеми теми девчонками, то почему тогда сама в него влюбилась?

— Дура, потому что, — дёрнула она плечами. — Сердцу не прикажешь. Да и не выветришь из башки женскую веру в то, что она может любое чудовища превратить в принца, тем более, когда дело касается таких как Игорь…

— Подожди! — остановила её речь и прикрыла на мгновение глаза, глубоко вдохнув. — Если мой отец на самом деле не мой отец, то, где тогда мой биологический отец?

— Умер, когда тебе было шестнадцать, — еще больше ссутулившись, ответила мама.

— Господи! — подскочила я, прикрыв рот ладонью. — Мам, ты ужасный человек! Зачем столько лет скрывать от меня правду? Все эти люди — мои родственники! Я думала, что нас только двое, а оказывается… У меня слов нет, мам!

Мелкими шагами мерила площадку у крыльца. Запускала пальцы в волосы, ловя на себе беспокойный взгляд Дани.

— Я хотела тебя уберечь от всего этого, — бубнила мама под нос.

— Уберечь тем, что скрывала столько лет правду?… — спросила я и тут же осеклась, поняв, что в этот раз бумеранг по темечку ёбнул мне.

Поверх слёз захотелось рассмеяться. Яблочко от яблони, блин…

— И сколько еще ты бы скрывала от меня всю правду? — она молчала, повесив голову. — А если бы не моя псевдосмерть, то твой язык так бы и не развязался никогда?

— Не знаю, — качнула она головой, громко всхлипнув. — Я не знаю, доченька. Прости меня. За всё прости.

В этот раз мне не хотелось её жалеть. Даже касаться её не хотелось. Я смотрела на её макушку, подергивающиеся плечи и видела, как между нами вырастала ледяная стена.

Дверь морга открылась. Из здания вышел Никита, закуривая на ходу сигарету. Поймав мой взгляд, вопросительно дёрнул бровями.

Отрицательно покачала головой и проследила за тем, как он присоединился к Дане и Серёже, сидящим на капоте машины.

Все трое смотрели на нас, словно мы были не на крыльце, а на большой сцене, где разворачивалась семейная драма.

— Я не знаю, что тебе сказать, мам, — попятилась к парням. — Не знаю.

Сейчас мне хотелось быть рядом с ними. Прижаться к Дане, слушать бестолковый трёп Серёжи и философские высказывания Никиты. Я хотела остаться с людьми, которых знаю год, а не с матерью, которую знала всю жизнь.

Не требуя объяснений, Даня вышел вперед и просто распахнул объятия, позволяя мне в них упасть и выплеснуть в плечо все чувства и эмоции.

— Вы правда сказали ей, что я умерла?

— Мы сказали ей, что ты в морге. Остальное она додумала сама.

— И как вы только её нашли?

— Пришлось постараться, — прижал меня Даня крепче к себе. Коснулся губами виска. — Наверное, зря мы это затеяли?

— Нет. Просто я не так представляла себе эту встречу. Совсем не так.

— Прости. Нужно было тебя предупредить.

— Дело не в этом, — плавно отстранилась от него. — Дело в том, что она только что мне рассказала. Я, оказывается, столько о себе не знала.

— Но сейчас-то знаешь, — произнес Даня спокойно и охватил моё лицо ладонями, мягко стирая подушечками пальцев слёзы.

— Знаю, — кивнула я. — И, кажется, понимаю, что чувствовал ты, когда узнал…

— Тише, — снова обнял меня, не позволяя договорить. — Всё это давно пройденная херня. Хочешь, мы увезем ее обратно? Прямо сейчас. По реке можем сплавить.

Невольно улыбнулась и привстала на цыпочки, крепко обхватив руками его шею.

— Я тебя люблю, — шепнула едва слышно.

— Сплавляем по реке?

— Не нужно, — качнула головой, снова улыбнувшись. — На автобусе уедет.

— Я за билетом? Или дадим тёщеньке ночь переночевать в нашей квартире?

— Пусть переночует. Вдруг плохо станет в дороге. Всё-таки, она ехала хоронить дочь.

И, кажется, немного меня, всё же, закопала, припорошив кусками грязной земли.

— Кхм-кхм, — подошёл аккуратно Серёжа с самой хитрой мордой. — А мне можно обнимашек? Всё-таки, я вёз этого говорящего тормоза и его будущую истеричную тёщу. Больше всех страдал, можно сказать.

— Ты точно дебил, — хохотнул Даня, но распахнул объятия, впуская в наш круг друга. — Резче!

— Эй, а меня? — спохватился Никита и встал по другую сторону от нас, сжимая в тисках объятий вместе с Серёжей.

— Бля, пацаны! — поморщился Даня. — Серьёзно? У меня там будущая тёща на крыльце морга плачет, а мы тут обниматься будем?

— Так позови её, — хохотнул Серёжа. — Пусть к Трумэну прижмется. Он любит дам постарше, а тут такая милфочка…

— Иди нахер, придурок! — шикнул на него Никита. — Я исключаю тебя из круга семьи. У нас друг, наконец-то, оказался вне стен больницы, и мы можем спокойно с ним разговаривать, а ты всё об одном. Горбатого, видимо, только могила исправит.

— Он у меня не горбатый, — по-ребячески отозвался Серёжа. — Просто изящно изогнут.

— Серёга! — хором осадили его парни, чем вызвали только смех.

Семья…

Похоже, именно в такой семье я и нуждалась всю жизнь. В ней есть Никита: его спокойствие и мудрость можно было отнести к отцовским качествам. Серёжа: вполне мог бы быть моим старшим братом, не считая его замашек, которые ставили его на уровень младшенького.

И Даня… Мой Даня. Тот, кто мог заменить мне всех.