Удивительно, как с наступлением октября заметно ощутимее становится холод, удлиняются ночи и усиливается желание впасть в спячку, подобно медведю. Анатолий относился к тем людям, которые любят долго и упорно спать, даже если над ухом звонит назойливый будильник, но стоило ему перекатиться на другой бок, как сон резко пропал, потому что он уткнулся носом в мужскую грудь. Он помнил четко: накануне вечером засыпал один. А когда чья-то рука совершенно по-свойски зарылась ему в волосы, то и вовсе недоуменно поднял голову.

— Ты чего? — шепотом спросил голос Андрея в темноте, надавив при этом на затылок ладонью, чтобы Толя ложился обратно. — Приснилось что-то?

— Я думал ты у Ирки, — пробормотал Меркулов, но тем не менее подгреб к себе парня ближе и улегся к нему на грудь.

— Она очень устала. Дождался, когда уснет, и тихо ушел.

Обняв любовника за широкие плечи, Андрей поцеловал его в макушку и тяжело вздохнул. Уставший не меньше своих партнеров, парень рассчитывал, что отключится сразу и проспит до самого позднего утра, но почему-то организм сработал вопреки желаниям. Открыв глаза ровно в пять, именно тогда, когда просыпался обычно в Москве, Золотарев силился заснуть снова, но рой мыслей заселил голову и не позволил этого сделать.

Он не ожидал, что Толя решит переехать к нему. Все еще не мог привыкнуть, что они теперь не вдвоем. С трудом мог представить себя отцом ребенка, но уже начал планировать детскую в новой столичной квартире. Он совершенно ничего не знал о детях, да и не нянчился с ними никогда. Более того встречались экземпляры, которые легко выводили его из себя и вызывали отвращение своим поведением. Были мгновения, когда Андрей обещал себе стать хорошим отцом, но потом приходило понимание, что подобные мысли напрасны и ему не светит ощутить это прекрасное чувство. Да и партнер ему попался далеко не из разряда примерных семьянинов, мечтающих о тихом домашнем очаге и куче ребятишек. Взволнованный же голос Толи в телефонной трубке, сообщающий о беременности Иры, перевернул все с ног на голову и всколыхнул прежние воспоминания и надежды. Андрей не представлял себе Меркулова в роли отца, человека сложного по характеру, волевого и резкого. Безусловно, он изучил его достаточно хорошо и знал наверняка, что любовник большинство своих чувств скрывает ото всех.

Как и многим мальчикам по всему миру, Анатолию с детства прививали стандартно дозволенные проявления эмоций, внушали, что плакать мужчинам непозволительно, да и сильные чувства проявлять нельзя, особенно такие, как любовь, привязанность и нежность. Одним словом, все то, что по большей части присуще исключительно женщинам. Словно через гигантский черепаховый панцирь, нужно было пробиваться через толщу защитного равнодушия и мужественности, которой окружил себя Меркулов. И только Андрей знал, что под этим образом лощеного, великолепного мужчины скрывается маленький мальчик, как и все жаждущий тепла, любви и семьи. Его походы налево и все попытки втянуть их в свободные отношения — защитная реакция на убеждение, что бисексуалам настоящая семья не светит. И он сам чуть было не поверил в это, когда со свойственным ему спокойствием, Анатолий рассуждал о причинах ухода от них Ирины. Какова же была радость Андрея, когда любовник буквально вцепился в девушку всеми конечностями, стоило только ей забеременеть. Понадобился один мощный толчок, весомый повод, ощутимый удар под дых, чтобы все скрытые чувства всплыли наружу и показалось истинное желание. Иначе Толя так бы и страдал молча, убеждая окружающих и себя в том числе, что совершенно ничего не чувствует и происходящему не стоит удивляться.

В порыве чувств Андрей прижал голову любимого груди сильнее и снова поцеловал. Уже проснувшийся Толя ответил тем же и поднял на него взгляд:

— А ты почему не спишь?

— В привычку вошло просыпаться рано, и мысли всякие в голову лезут.

— Гони их подальше и просто отдыхай.

— Почему ты решил переехать? — осторожно задал вопрос Золотарев, затронув щекотливую тему. — Это как-то связано с состоянием матери?

— Нет. Там все по-старому, — покачал головой Толя и начал выводить пальцами круги на гладкой груди любовника. — Состояние постепенно ухудшается, да и она уже давно перестала меня узнавать.

— Мне очень жаль, родной.

— Аналогично. Но Альцгеймер еще никого не пощадил. Буду звонить, как прежде, и приезжать по возможности чаще.

— Иру с ней познакомишь?

— Обязательно. Хочу, чтобы мы все вместе к ней съездили. Ты сможешь на следующих выходных?

— Думаю, да. Пока планов не было.

— Отлично. А после этого уже сорвемся в Москву. Нам нужно быть всем вместе, давно пора было это сделать.

Незаметно покивав, Андрей тихо ухмыльнулся и ощутил в душе неприятный укол. И причина тому была ясна: поводом для переезда стала именно Ира, а не он, хотя бился над вопросом уже несколько лет. Он не знал как корректнее озвучить свои мысли, чтобы в словах не прозвучала ревность, но его опередил Толя:

— Ты был прав, говоря, что семью на расстоянии нельзя построить. А без тебя она будет неполной.

Затаив дыхание от нахлынувших чувств и проглотив внезапно вставший в горле ком, Андрей зарылся носом в темные волосы на затылке Толи, а тот поднял голову и поймал его губы своими. Руки отправились в путешествие по стройному крепкому телу, гладили спину, плечи и спускались к упругому заду. Парень тихо застонал в приоткрытые губы любовника и ответил со всей страстью, на которую был способен. Их горячее дыхание слилось воедино, как бойкие языки и тела. Робкое желание, проснувшееся вместе с предрассветным белесым туманом, заструилось по венам теплой волной, забираясь в самые потаенные глубины души, разума и организма.

Твердые губы Меркулова поползли вдоль скулы и соскользнули к шее, оставляя за собой влажную дорожку, касаясь чувствительных мест, будоража собой сознание и заставляя трепетать тело. Притиснув к себе сильнее парня, он прильнул к груди и втянул в рот один упругий сосок, принялся его сосать и покусывать. Между тем, стянув с любовника трусы, Толя взял в руку налитый желанием член и принялся медленно подрачивать, переходить к яичкам, ласкать и их, снова возвращаться к члену и с наслаждением ощущать нетерпеливые вибрации тела, цепкие пальцы у себя в волосах и слышать тихие стоны.

Плавясь от удовольствия, окутанный ласками, уже сгорая от нестерпимого вожделения, Андрей охнул, стоило мужским губам прикоснуться к головке его члена. Он расслабленно откинулся на подушки и широко раздвинул ноги, позволяя Толе дарить ему удовольствие языком и губами. Зарываясь ему в волосы пальцами, Золотарев неосознанно корректировал его движения, то надавливая на затылок, то подкидывая бедра вверх.

Мужчина самозабвенно отсасывал, сам время от времени постанывая, словно дегустирует редкий деликатес, ласково оттягивал яички, перекатывал между пальцами и также ласкал языком. Его собственный стояк уже вовсю требовал внимания, поэтому он время от времени потирался им о матрас, но все же бросать свое увлекательное занятие так скоро не собирался. Ему нравилось слушать приглушенные стоны, ощущать дрожь тела, доводить любовника до пика наслаждения, но не позволять его вкусить. Пустив больше слюны, чтобы она стекла по промежности к узкому анусу, Толя надавил на проход указательным пальцем и уже собирался добавить любовнику более пикантных ощущений, как со стороны двери послышался тихий голос Иры:

— Мальчики, вы спите? — Обернувшись на звук, Меркулов успел увидеть удлиняющееся лицо девушки и расширенные от изумления глаза, прежде чем та отвернулась с возгласом: — Ой! Простите!

— Ира! — спешно уселся в постели Андрей.

— Постой, — опередил его Толя и соскочил с кровати.

Он нагнал ее у двери в гостевую комнату. В блеклых утренних сумерках, предвещавших начало светового дня, хорошо можно было рассмотреть румянец смущения на ее бледных щеках, бегающие глаза, старавшиеся не смотреть на мужчину ниже живота, и часто вздымающуюся грудь, которую скрывал шелковый халатик.