— Тоже мне нашла проблему. Позвоню Андрюхе, приедет и сдаст.

— Да ты с головой дружишь, скажи мне?! — не выдержала-таки Ира и повысила голос.

— Не кричи.

— Какими глазами на меня посмотрит врач, когда придут анализы от двух мужчин?!

— Тебе не все ли равно?

— Нет! Хочешь, чтобы все отделение считало меня шлюхой?!

— Ты строишь проблему на пустом месте, — вскочил на ноги Анатолий и навис над девушкой. — Это твоя личная жизнь и никого она не касается, понятно? Господи, — потер он лицо и снова взглянул на сидящую подле него девушку, — я даже представить не мог, что у тебя столько тараканов в голове.

— Тараканов?! Если бы вы не втянули меня в ваши извращения, то и проблемы бы не было!

— А на два члена ты лихо вскочила, без всяких проблем.

Эти слова ударили сильнее жесткого хлыста, и Ира буквально отшатнулась от Меркулова, глядящего на нее с прищуром и ядовитой ухмылкой. На глаза моментально набежали слезы и вся восстановленная за месяц уверенность в себе рассыпалась на мелкие осколки. Девушка даже не старалась себя сдерживать и расплакалась, продолжая смотреть на мужчину, в которого была влюблена.

— Да пошел ты, козел, — всхлипнула Веремеева и смахнула рукой слезу. — Какая тебе в сущности разница останется ребенок или нет, ведь не тебе потом рожать и воспитывать. Будете присылать мне деньги и гулять с ним на выходных, а растить я буду его одна.

— Ирка, какая же ты дура…

— Я хотела нормальную семью: мужа и ребенка. Пусть без эмоциональных потрясений и со спокойными выходными за просмотром телевизора, а не того, что получается в итоге.

— Мы готовы тебе это дать, но ты не оставляешь нам шанса.

— Шанса на что? — медленно поднялась девушка со скамьи. — Постоянно объяснять ребенку, почему у него два папы? Видеть косые взгляды соседей, учителей, друзей, если они будут, коллег по работе? А что я скажу отцу, когда приведу двух мужиков? Папа, мы живем втроем, и я не знаю от кого из них ребенок? Не смей ломать мне жизнь, понял?

Меркулов молча слушал сумбурную речь, сказанную со слезами на глазах дрожащей то ли от негодования, то ли от переизбытка эмоций девушкой, и его лицо медленно каменело, словно из него высасывал кто-то всю жизнь. Он смотрел на Иру и понимал насколько ошибся в ней, доверяя личное, впуская в свою жизнь, надеясь на что-то большее. Нельзя было начинать отношения с обмана, хотя никто не мог тогда знать, что они действительно перерастут в серьезные, что заденут за живое, прокрадутся в душу. Но в одном Анатолий был уверен точно: он не позволит Веремеевой сделать аборт и лишить его возможности отцовства.

— Понял, — ответил он ровно и демонстративно взглянул на часы. — У меня еще дела сегодня, поэтому поехали, домой тебя отвезу, — собрал Толя разбросанные по скамье бумаги, взял девушку под локоть и направился к машине. — Завтра в восемь утра будь готова со всеми баночками. Если что-то нужно, говори сейчас — заедем, купим. Или потом сообщением мне скинь, я вечером завезу. И прекращай реветь — беременным это вредно.

Словно куклу, Иру подвели к машине, усадили внутрь, поставили на колени сумку и засунули в нее направления. Сам Меркулов уселся на свое место, включил веселую музыку и направил авто к дому бывшей любовницы. Казалось, что он совершенно не взволновал, ни о чем не думает и готов буквально насвистывать мелодию, льющуюся из динамиков. Девушка смотрела на него и не знала, как себя повести. Может, если она набросится на него с кулаками, тогда сможет пробить на эмоции? Или открытым текстом потребовать заботы и теплых слов? Но почему-то теперь, глядя на жесткий профиль Анатолия, он не казался ей эталоном мужественности и ярким примером для всех представителей сильного пола. С таким человеком она бы точно не стала строить семью.

Доехали они до нужной улицы в полном молчании, погруженные в свои невеселые мысли и переживания, стараясь не смотреть друг на друга и даже дышать через раз. А остановившись возле подъезда, продолжали сидеть в машине, словно не находя слов для окончания встречи. Перестав мучить себя и снова смахнув слезы с глаз, Ира взялась за дверную ручку и внезапно ощутила на предплечье мертвую хватку мужской руки. Девушка испуганно охнула и обернулась. Анатолий смотрел на нее сурово, карие глаза заметно потемнели, на скулах ходили желваки. Он скривил губы и жестко заговорил, тихим, устрашающим голосом:

— Если ты что-то сделаешь с беременностью: искусственно вызовешь выкидыш или тайком согласишься на аборт, я сделаю так, что ты об этом сильно пожалеешь, а о твоих похождениях узнают не только родители и друзья, но и весь интернет.

— Что?

— Думаешь я не подстраховался, впуская тебя в свою жизнь? Весь наш секс снят скрытой камерой, которую я установил над кроватью. Поверь, там отлично видно с каким наслаждением ты отсасывала, а потом давала в зад.

От этого сообщения у Иры закружилась голова и перехватило дыхание. Она смотрела на мужчину, который продолжал сдавливать ее руку и не узнавала. Внутри нее прокатился страх и зажал сердце железными тисками.

— Какая же ты скотина, — с трудом пробормотала она, но на удивление легко вырвала руку.

— Завтра ты должна быть здесь ровно в восемь утра, ясно?

— Да.

— Я вечером позвоню, поэтому убери мой номер из черного списка, — сказал Меркулов и кивнул, будто разрешая покинуть машину, что девушка с удовольствием и сделала.

Бежала она до квартиры без оглядки и была безумно рада тому, что Анька находилась в этот момент на работе и не увидела горьких слез, не услышала жалобных всхлипов, не узнала в каком состоянии пришла домой подруга. Ира скинула обувь, подлетела к кровати и упала на нее, зарывшись в одеяло и накрыв голову подушкой. Никогда в жизни ей не было так плохо настолько, что хотелось остаться в этом коконе навсегда, а лучше тут же умереть, чтобы больше не слышать горьких слов и не думать о своем будущем, которого резко не стало.

Постучав пальцами по рулю и пожевав губу, глядя на бегущую от него опрометью девушку, Анатолий резко ударил на газ, и двигатель мерседеса взревел, трогая с места с визгом шин. Он пролетел два квартала практически не разбирая дороги, лишь чудом никого не сбив, свернул на узкую колею между гаражами и вырулил к железнодорожным путям, которые шли прямо к вокзалу мимо маленьких домиков частного сектора и невысоких зеленых насаждений. Только заметив видавший виды ларек из далеких девяностых годов с кованой решеткой, закрывающей высокие стекла, он остановился и покинул машину. Купив пачку сигарет, Меркулов отъехал в небольшой «карман» у дороги, открыл дверь и закурил. Рука сама полезла за телефоном, потому что обдумывать сложившееся положение нужно было не только ему.

— Что-то срочное? — послышалось нетерпеливое после первого же гудка.

— Да, — ответил коротко Толя, понимая, что Андрей в это время скорее всего занят.

— Пять минут, — и снова гудки.

Выдохнув тонкий дымок, мужчина сжал смартфон и заметил, что у него мелко дрожали руки. Дыхание по-прежнему не желало приходить в норму, а в голове засела только одна мысль, что его считают ненормальным. Возможно у него и нестандартный образ жизни, и желания его выходят за рамки чопорных ханжей, но и Ира далека от совершенства, чтобы вести разглагольствования о «нормальных» семьях. Ему сейчас было плевать, что он мужчина и что-то там только по этой причине должен. В конце концов ее никто не подкладывал под двух мужиков разом и теперь нужно было принимать осознанное, такое же взрослое решение, как и секс с ними, а не натыкаться в истерике на столбы и углы.

Телефон снова зазвонил и, не теряя лишние секунды, Меркулов ответил на звонок:

— Да.

— Привет, родной, — послышался голос Андрея из далекого города. — Что случилось? Ты никогда не звонишь в разгар рабочего дня.

— Ты сидишь?

— Нет. Нужно присесть?

— Обязательно, — затянулся Толя с наслаждением и так же выдохнул, прикрыв глаза.