— Их ценности — прах, призывы — лицемерие, а сами они — волки в овечьей шкуре, — напряженно задрожал Амитас, сжав одну из сухощавых ладоней в кулак.

— Дискредитировать храмовников сложно. Я слышал, они очень осторожны. Их не так то просто поймать за руку.

— Скандалов нужно не много, — проскрипел Амитас, — Хватит и парочки.

— Они могут опровергнуть обвинения.

— Я вас умоляю, — хрипло рассмеялся Амитас, — Никто, никогда не слушает оправданий.

— Похоже на мясорубку, — попытался пожать плечами Эншду, но только всколыхнул парочку жировых отложений, — Запускаешь механизм, и он работает сам по себе.

— Знаете, что такое пропаганда? — Амитас повернулся к Эншду, но не смог выпрямиться, так и оставшись полусогнутым.

Эншду не ответил, только легонько потряс щеками. Он в упор посмотрел на своего Учителя. Магнат знал, что человек захочет видеть в своей тарелке в знойный полдень, а что — в томную ночь развлечений. Знал, сколько денег гражданин готов отдать в обеденный перерыв и после трудовых будней. Что он захочет попробовать завтра, и что ему надоело уже сегодня. Эншду прекрасно находил общий язык с прожорливым желудком Марсианского гражданина. Однако, его знания психологии масс на этом заканчивались.

— Лучшая ложь — полуправда. Вот что такое пропаганда.

— Я слышал, что когда-то один очень мудрый человек говорил, что ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой, — Эншду решил блеснуть знаниями, с трудом выудив из закромов памяти едва понятную ему фразу. Ему совсем не хотелось выглядеть необразованным чурбаном перед Великим Идущим.

— О, мы живем воистину в благостные времена, — сухо засмеялся Амитас, — Нам не нужно повторять тысячу раз. Хватит и одного.

Уже не раз Амитас Идам убеждался, что люди охотней поверят в обман, чем в правду. Этот феномен долго не давал ему покоя. Долго он искал разгадку. Нашел он ее или нет, до конца так и осталось неясным даже для него самого. Но четкую связь между любовью ко лжи и внутренней немощью души он проследил твердо. Во всем виноват был страх. Чувство самосохранения повелевало бежать от всего, что причиняет боль. Казалось бы, ложь и правда — невещественны, неосязаемы и не способны причинить прямого вреда никому. Их не стоило бояться, как и отдавать предпочтение чему-то одному. Однако, практика показывала иное. Правда была глубока, отрезвляюща и причиняла не меньшую боль, чем физическая рана. Истоки ее лежали горадо глубже, чем казалось на первый взгляд. Они эти уходили в зияющую бездну, вскрывавшую все людские несовершенства. А люди не хотели замечать своих несовершенств. Никто не хотел слышать правду, никто не хотел накладывать на себя отягощающую ответсвенность за свои поступки. Совсем другое дело обстояло с ложью. Будь она даже самой немыслимой и неправдоподобной, ей отдавали большее предпочтение. Потому что она была легка, тепла и совершенно ни к чему не обязывала. Ложь была развлечением, волшебством, сказкой. Даже, если вела в пропасть. Человек из века в век хотел играть в нее, разговаривать с ней, находиться рядом. Обман был стойкой защитой от суровости правды внешнего мира, укрывая в своей грязной, но теплой тени. И тянулся к человеку, словно магнит. Когда Амитас это понял, он начал обещать. Обещать много и часто. Он обещал сохранить все то, что люди так горячо любят. То, что храмовники обязательно отберут. И за эту ложь люди готовы были идти за ним на край света.

Усиленно изучая молниеносно изменяющие показатели в сети, Виннербау Аст с возбуждением поглядывала то на Эншду, то на Амитаса.

Внезапно и без того тусклый свет начал давать сбой. Лампы начали хаотично мигать. Вновь принявшаяся за волокитную работу Ванда прервалась, и начала испуганно озираться по сторонам. Скромная Виннербау, так и не решившаяся прервать диалог важных людей, опустила глазки. Наверное, ей следовало бы предупредить их о том, что сетевая защита острова уже пятнадцать минут подвергалась атакам извне. Уже спешивший навстречу Амитасу начальник охраны так и не успел завершить свой короткий путь. Вдалеке, аккурат у дальней стены ангара появилась маленькая фигурка в длинном черном платье и белых чулках. Поначалу и вовсе незаметная, она проходила сквозь прозрачные перегородки, голубые щиты и бетонные колонны, с интересом оглядываясь вокруг. Мелкая рябь проходила по неосязаемому телу Азари, делая голограмму прерывистой. В медленном, вкрадчивом шаге угадывалась хищная заинтересованность сдерживающей ярость пантеры.

— Я здесь, моя Королева, — обозначил свое присутствие Амитас, немощно направившись к ней навстречу.

Пришедшая в абсолютную панику Виннербау бессознательно спряталась за кресло Эншду. В отличие от нее, не менее испуганный магнат не мог никуда деть свое обширное, тучное тело. Ему только и оставалось глядеть на то, как Великий Идущий еле передвигал ноги в сторону Великой Матери и надеяться, что тот удалится на достаточное расстояние. Появилась призрачная надежда, что защита острова перекрыла большую долю сигнала и окружающее пространство Азари видеть просто не могла. В этот момент в голову даже не закралась мысль о том, что само его местоположение с потрохами выдавало Эншду. Сработал подсознательный, чисто животный инстинкт самосохранения — не попадаться хищнику на глаза.

— Ах, вот тот самый подлец, что ворует у меня государство, — на мгновение обманчиво показалось, что Королева улыбнулась.

— Я и мои последователи готовы к любому наступлению, — склонил голову Амитас.

— А не будет никакого наступления. Даже щупальца моего здесь не будет! — сузив глаза, прошипела Азари. — Напасть сразу после церемонии? Нет уж, тебе не выступить перед планетой жертвой, пострадавшей за правое дело. Я знаю все твои провокации.

— Ты всегда медлила, — покачал головой Великий Идущий, — Придет время, и все проворонишь.

— А ты не прячься за спинами своих холуев. Выйди на свет, без щитов. И чтобы я тебя видела.

— Тогда шансы не будут равны, — отрицательно покачал головой Амитас, — Разве есть в этом высшая справедливость?

— Трусость всегда была твоей самой сильной стороной.

— Мне не страшно умереть за правое дело, — пожал плечами Амитас, — Но не настолько глупо. В любом случае, тут нет твоей вины, Моя Королева...

— Какой вины?

— Нет ничего зазорного в том, что ты не считала духовную жизнь своих подданных важнее способов их развлечь. Кому то дано зреть вглубь, кому-то нет...

— Засунь свои вшивые проповеди в свою костлявую задницу, перевертыш! — оскалилась Азари, свернув обманчиво осязаемыми глазами, — Может, ты и умеешь устраивать революции, но ты нихрена не смыслишь в политике!

— Ты ошибаешься. Не забывай, я — индиго.

— Вот именно! Представь, что таких как ты будет половина планеты! Фанатичных, не имеющих абсолютно никаких тормозов сумасшедший гениев. Не забывай, Тени имеют звериную природу, вне зависимости от того, насколько они умны. Ты погубишь Марс.

— Нет. Он полетит к звездам.

Закрыв глаза от прилившей к голове крови, Азари сделала глубокий вдох, а потом с досадой отвернулась от ненавистной ей личности. Сделав несколько шагов в противоположную сторону, она не стала оборачиваться.

— Уничтожишь ты Жнецов, и что? — сквозь зубы процедила она. — Неужели ты думаешь, что тебе никогда не придется избавляться от неугодных? Я не верю, что ты настолько наивен.

— Нет, — пугающее, хриплое спокойствие Амитаса тут же расставило все на свои места, — Не наивен...

— Призывать гигантов... — ошарашенно выдохнула Азари, — Ты с ума сошел!

— Ты — гигант, и ты построила цивилизацию.

— Я — исключение.

— Что ж, вот и посмотрим, чье исключение сильнее.

— Хочешь натравить их на меня? — осклабилась Азари, — А ты попробуй их потом усмирить!

— Не нужно было терять форму. Ты не в состоянии сейчас поглотить даже этот маленький остров. Противостоять гигантам уж точно не в твоих силах.

— Мразь!

— Что тебе здесь нужно, Моя Королева?

Сузив глаза, Азари пристально посмотрела на соперника. Казалось, она была готова сожрать его с потрохами. Дерзость Амитаса перешла все мыслимые границы. Как он смел называть ее Своей Королевой, каждую секунду вонзая нож в спину?