— Удивительная ночь, — вглядываясь в небо, с восторгом сказала Медея,— смотри, какие звезды!

— Холодно.

— Разве ты мерзнешь? — удивилась девушка.

— Нет. Мне вполне тепло.

— А еще говоришь, что это я сама себе противоречу.

— Тут нет никого противоречия. Телу тепло. Душе холодно.

— Ты делаешь успехи.

— Да уж...

Ашера сегодня действительно выглядела особенно. Простенькое, но стильное пальто до колен было нежногорозового оттенка. Белоснежные линии меховой отсрочки сделали его похожим на большое воздушное пирожное. Под верхней одеждой легко узнавалось красное платье. То самое, что свело с ума марсиан при первом же появлении Ашеры на публике. Только большой алый цветок в волосах заменили множество маленьких цветочков с миниатюрными лепестками, рассыпавшись по черным, словно смоль волосам, начиная от макушки и до самого правого виска. Туфли на высоком каблуке блестели бесцветными камнями, ловившими отблески окружающего и окрашивая обувь в совершенно непредсказуемые, слегка приглушенные цвета. Вызывающий, но не вульгарный макияж на лице недвусмысленно говорил о том, что нарядилась она так далеко не на празднование поступления тихони. И прихорашивалась явно не для человека, которого упорно не желала назвать даже другом. К тому же, более чем скромное угощение Медее показалось явно не соответствующее всему этому внешнему виду. Девушка взяла кексик и медленно начала освобождать его от бумажной обертки. Не слишком быстро, ибо ее снова посетили знакомые терзания души. Делиться она не хотела.

— Осенью пахнет, — с улыбкой на бледном лице поежилась Медея.

— На Марсе слишком быстро меняются времена года.

— Здесь все происходит стремительно, и это касается не только погоды. На Земле было иначе.

— И как же было на Земле?

— Более размеренно. И поэтому глубже. Прошлое иногда полезно вспоминать.

— Не в моем случае.

— Неправда. Невозможно, чтобы в жизни было только плохое. Приятные моменты помогают держаться на плаву, иначе можно сойти с ума.

— Чувствую, опять Эсхекиаль наследил.

— Да, отец сильно на меня повлиял. Но я уже достаточно взрослая, чтобы начать мыслить самостоятельно.

— Я бы с тобой согласилась, если бы от этого была хоть какая-то польза, а не сплошные проблемы.

Ничего не ответив, Медея ненадолго замолчала. Совсем не хотелось снова вступать в совершенно бесполезную полемику, которая могла окончиться очередными упреками и беспричинной агрессией чернокожей бестии. Этот завораживающий вечер был достоин гораздо большего. Тем более, что за долгое время после больницы девушку посетило действительно хорошее настроение. Но, видимо, Ашера его разделить не могла. Спрашивать о причинах ее раздражительности было чревато, поэтому Медея просто решила продолжить начальную, более приятную тему:

— А на Земле в это время поспевал виноград. И вечера были такие тоскливые, — тихо сказала девушка, — Ощущения были такими острыми... Иногда казалось, осень начинала течь по венам вместо крови.

— Ну ты и сравнила.

— Как могу.

— Никогда об этом не думала, — пожала плечами Ашера, — Если честно, я не очень-то и склонна ко всяким там романтическим настроениям.

— И могу поспорить, что всегда продувала баллы за артистичность.

— Что было, то было, — Ашера с горькой усмешкой вспомнила, как ее тренер все время хвалил за точную, безупречную технику, но нещадно отчитывал за недостаток чувственности во взгляде и движениях.

— Знаешь... мне всегда было интересно, как это — чувствовать одинаково, — оживилась Медея, даже забыв про угощение в руках, — Вот прямо точь в точь.

— Не знаю.У меня было не так много близких людей. — пожала плечами Ашера, — А те, кто был рядом, вряд ли захотели бы со мной чем-то делиться.

— Нет, не так. Ты меня не совсем правильно поняла.

— Так постарайся, чтобы поняла нормально.

— Иногда, когда накатывает особенное настроение, — медленно, сосредоточенно начала Медея, — у меня возникает желание им с кем-нибудь поделиться. Не словами, а чувствовать одинаково. Вот прямо точь в точь. Стирая характеры, сиюминутное настроение, опыт жизни... Просто одинаково, в это время и в это секунду. Хотя бы ненадолго. Очень грустно испытывать всю эту прекрастность в одиночестве...

Из груди Ашеры вырвался резкий смешок, а ладонь накрыла лицо. Покачав головой из стороны в сторону, девушка все же ничего не ответила. Наверное, просто решила проверить, чем же окончится весь этот спектакль в холодный, полный мрачности вечер.

— Вот гляжу я на звезды, и чувствую, будто вечность смотрит на нас вниз и молчит. И везде — суета...— поспешно продолжила Медея, пока в Ашере снова не проснулось недовольство и не перекрыло неуемный поток ее откровений, — Удивительное ощущение... А еще бывают ощущения летнего заката, надвигающего шторма, утренней субботы... Ну, когда нет всяких там тренировок и можно хорошенько выспаться...

— Ты что, их коллекционируешь? — перебила Ашера, скептично приподняв бровь.

— Ну да...

— Тогда можешь начинать коллекционировать и боль.

— Какую боль?

— Думаешь, справедливо желать испытывать вместе только приятное? — Ашера свернула каким-то колким, лихорадочным взглядом.

— Можно разделить боль на двоих. Двое — это уже сильнее, чем один. Уверена, что станет значительно легче.

— Ты слишком наивна, — укоризненно покачала головой Ашера, — И в любом случае, все, о чем ты говоришь — невозможно.

— Говори, что хочешь, а я все равно хотела бы открыть завесу.

— Не стоит вмешиваться в естественный ход событий. Человек приходит в этот мир в одиночестве и умирает в одиночестве.

— Это не так.

— Это Эсхекиаль говорил, что это не так, — как-то холодно возразила чернокожая бестия.

— Я ему верю.

— А я — нет.

Внезапно подул промозглый ветер, ужесточая и без того неприветливый холод поздней осени. Начали замерзать руки. Тонкая кожа, обтягивающая острые костяшки пальцев, натянулась, покрывшись незаметными глазу мурашками. Подушечки начали леденеть, и Медея поспешила спрятать левую руку в пухлый, бездонный рукав. Правой же вцепилась в угощение, намереваясь поглотить его до того, как пальцы совсем онемеют.

— Не обидишься, если я не поделюсь? — поздновато спросила она, уже откусив добрую половину угощения.

— Лопай.

— На свете столько всего вкусного, — в набитым ртом пробубнила тихоня, — но мне иногда кажется, что однажды это все пропадет и я снова начну голодать. Страшно.

Услышав эти слова, Ашера вздрогнула, а потом плотно, до боли сжала губы. Опустила взгляд, посмотрев вниз, прямо под ноги. Крыша высотки была усыпана чем-то похожим на щебень, и от мелких камней исходило еле ощутимое тепло. Стальные перекладины, на которые девушки примостились без особого труда, находились в пару метрах от края крыши. Здесь редко кто бывал. Место, так сильно продуваемое суровыми ветрами Арсии мало привлекало местных работников.

— Почему ты не веришь Эсхекиалю?

— Потому что нет добра и зла.

— Так говорить опасно.

— Докажи, что это не так.

— Не могу, — посерьезнела Медея, — Но если нет ни того, ни другого, то как жить-то тогда?

Усердно прожевав остатки угощения, Медея закрыла рот, чтобы не вывалились последние крошки. Запить было нечем, но, по-видимому, смущало это ее мало. После кратковременной трапезы она полностью погрузившись в пышную, местами совсем бесформенную одежду, став похожей на большую, жирную гусеницу. Из тельца этой гусеницы торчали две худенькие ножки в кедах, пятки которых, играясь, ходили туда-сюда. Увидев, что остатки лакомства посыпались на голубые джинсы тихони, Ашера автоматически смахнула их с ткани, что-то пробурчав сумбурно про аккуратность.

Чем больше сгущалась ночь, тем выразительней становились звезды. Их яркая острота стала настолько осязаема, что хотелось протянуть руку и тут же обжечься. Где-то там, далеко гудел никогда не засыпающий город. Иногда казалось, что ветер доносит вкусные запахи уличной еды. Искусственная жизнь намертво смешивалась с природным оцепенением ночи.