Проживание предков селькупов в прошлом в Нарымском Приобье подтверждается топонимикой. В западной и северной частях релкинского ареала селькупские топонимы перекрыты хантыйскими (Калинина Л.И., 1959, с. 122, 123; 1961, с. 214), распространившимися здесь, вероятно, с IX–X вв. в связи с продвижением на восток хантов из Прииртышья (Могильников В.А., 1964б, с. 12).
В основе формирования релкинской культуры лежит кулайская культура Среднего Приобья эпохи раннего железа. Этого мнения придерживаются все исследователи культур I тысячелетия н. э. (Чиндина Л.А., 1973а, с. 171). Черты преемственности между релкинской и кулайской культурами прослеживаются в домостроительстве, керамике, зверином стиле. Для той и другой культуры характерны подквадратные полуземляночные жилища с центральным расположением очага. В релкинской керамике частично сохраняются слабопрофилированные сосуды, свойственные кулайской культуре. Типичный для Саровского этапа кулайской культуры узор в виде «уточки» частично присутствует в релкинской керамике (табл. XCIV, 5), а также на некоторых изделиях из металла — перстнях и др. (табл. XCVII, 22). Стилистически кулайские зоо- и антропоморфные изображения постепенно трансформируются в формы близкие релкинским. Промежуточные формы между кулайскими и релкинскими фигурами представлены в позднекулайском Парабельском культовом месте.
На окончательное оформление релкинской культуры оказали влияние контакты с соседними районами. Наиболее активное воздействие население Среднего Приобья испытывало с южной стороны, связанное с продвижением к северу населения из Верхнего Приобья, обусловленное отчасти перемещениями племен в период политической активности Первого Тюркского каганата. Определенные воздействия фиксируются с северо-запада, из районов лесного Прииртышья и Нижнего Приобья, только так можно объяснить появление керамики с орнаментом из ромбических штампов в Нарымском Приобье (табл. XCIV, 4, 7).
В конце IX–X вв. релкинская культура прекратила существование под давлением тюрок. Часть самодийского местного населения отступила к северу, часть была истреблена или ассимилирована тюрками. В конце I — начале II тысячелетия н. э. население здесь стало редким, происходит некоторое запустение. Немногочисленные памятники XI–XI II вв. (Еловский I, Басандайский могильники) содержат погребения с конем или с чучелом коня и характеризуют процесс смешения местного самодийского и пришлого тюркского компонентов (Басандайка, 1947, табл. 29–31; Степи Евразии, 1981, с. 191, рис. 71). В Нарымском Приобье на основе релкинской формируется культура конца I — начала II тысячелетия н. э., генетически связанная с нарымскими селькупами.
Томско-Нарымское Приобье в X–XIII вв.
Памятники этого времени в Томско-Нарымском Приобье исследованы слабо. Они представлены небольшим числом городищ и неукрепленное поселений, курганными могильниками и отдельными грунтовыми захоронениями (карта 43).
Карта 43. Памятники Томско-Нарымского Приобья X–XIII вв.
а — городище; б — поселение; в — курганный могильник; г — грунтовый могильник.
1 — Еловка I; 2 — Кисловка I; 3 — Басандайское I; 4 — Басандайские; 5 — Змеинский; 6 — Кустовский; 7 — Тискинское; 8 — Тискинский; 9 — Саровское; 10 — Тяголовский; 11 — Иванкинское; 12 — Юторское; 13 — Малгет 9; 14 — Малгет 10; 15 — Остяцкий Бор; 16 — Инкино; 17 — Плехановское 2; 18 — Усть-Озерное; 19 — Верхнекетское; 20 — Юнгинское 1; 21 — Юнгинское 2; 22 — Тымское; 23 — Бедеревский; 24 — Пекулякское; 25 — Богатырские Бугры.
В 1938 г. П.И. Кутафьев раскопал четыре кургана Кустовского могильника X–XII вв., материалы которых были опубликованы А.П. Дульзоном (Дульзон А.П., 1956, с. 201–203). Более широкие исследования были предприняты в 60-70-х годах. В 1965 г. М.Ф. Косаревым и В.А. Могильниковым был рекогносцировочно обследован комплекс городищ в верховьях р. Кеть у устья р. Шайтанка и на Плехановской курье. В 1970 г. Л.А. Чиндина на Плехановском 2-м городище раскопала два жилища и сделала разрез вала (Чиндина Л.А., 1974в, с. 140–146). Она же выявила комплексы X–XIII вв. на поселении Малгет (Чиндина Л.А., 1981, с. 222) и Саровском городище (Чиндина Л.А., 1978, рис. 13), а также провела рекогносцировочные раскопки Юторского городища, где было вскрыто два жилища (Чиндина Л.А., 1973б, с. 249, 250), и Тискинского селища, культурный слой которого перекрыт могильником XII–XIV вв. (Боброва А.И., 1982, с. 44). В Томском Приобье Л.М. Плетнева произвела раскопки поселений Кисловка I, городища Басандайка, где вскрыты остатки жилищ и сделан разрез вала (Плетнева Л.М., 1971, с. 211, 212; 1977, с. 269). В ходе этих исследований добыт небольшой разрозненный материал, пока не получивший обобщающей научной интерпретации.
Поселения расположены на мысах и возвышениях террас.
Городища с напольной стороны защищены рвом и валом. При расширении территории поселения (например, Плехановского 2-го городища) к уже существующему валу пристраивался иногда дополнительный (табл. CII, 1). При сооружении валов использовали деревянные крепежные конструкции. На Басандайском городище на уровне дневной поверхности сначала были положены крупные камни, на них настланы бревна, затем насыпана земля. Через некоторое время вал был подсыпан вторично (Плетнева Л.М., 1971, с. 211). На Плехановском 2-м городище было два яруса деревянных креплений. В основание вала были положены клетью плахи шириной 15–20 см, закрепленные кольями диаметром 10–15 см (табл. CII, 4). Выше, внутри насыпи вала, лежали обгорелые бревна. На уровне нижнего крепления находился череп медведя, возможно, помещенный сюда с культовой целью (Чиндина Л.А., 1974, с. 144). Для сообщения во рву и валу устраивали проход, который, вероятно, закрывался воротами.
Размеры укрепленных площадок невелики. В Нарымском Приобье они колеблются обычно в пределах 600-1000 кв. м. Культурный слой поселений довольно тонок — до 0,3–0,4 м, толще он лишь в заполнении жилищных впадин, которые на площадках городищ располагаются чаще вдоль вала. Количество западин на разных памятниках неодинаково и достигает 14 (Плехановское городище).
Жилища — подквадратные полуземлянки каркасной конструкции площадью 5-25 кв. м со следами опорных столбов по углам. В центре, на уровне пола или в углублении, располагался открытый очаг. Выход коридорообразный, короткий, иногда приподнят над уровнем пола (табл. CII, 2). Конструктивно эти жилища подобны каркасным постройкам релкинской культуры и унаследовали их особенности.
Инвентарь из жилищ представлен керамикой и единичными находками орудий труда и предметов вооружения.
Некоторое представление о погребальном обряде дает Кустовский могильник, насчитывавший не менее 15 курганов диаметром 6–8 м, высотой 1,20-1,75 м. В четырех курганах П.И. Кутафьевым вскрыто пять погребений, в том числе одно по обряду трупосожжения, три трупоположения и один кенотаф — вместо скелета человека лежала чурка в сопровождении инвентаря. Курган 7 содержал погребение с трупоположением и над ним второе (сожжение), остальные имели по одному трупоположению. Наличие под курганом 7 двух погребений, возможно, является пережитком традиций релкинской культуры.
Умерших погребали на берестяной подстилке, на спине, вытянуто, головой на юг и юг-юго-запад. Руки сложены на лобке. Погребальный инвентарь представлен глиняными сосудами, железными ножами, железными и костяными наконечниками стрел, топором, теслом-корнекопалкой, огнивом, пряжкой, кожаной сумкой, украшенной бронзовыми лапчатыми подвесками, бусами. В сумке были кости зайца, мясо которого, видимо, положено в качестве заупокойной пищи. Глиняные сосуды по одному стояли в ногах погребенных, что аналогично расположению сосудов в могилах селькупов (Пелих Г.И., 1972, с. 76). Ножи в погребениях Кустовского могильника лежали у левого бедра, наконечники стрел — у правого колена остриями к ногам. В погребении находилось от 4 до 19 наконечников стрел. Вероятно, стрелы были помещены в колчане оперением вверх.
