Здесь нет места для характеристики всей этой обширной литературы. Она названа и проанализирована довольно подробно в соответствующих разделах настоящей книги. Можно отметить только, что наиболее значительный вклад в изучение археологии средневековых финно-угров внесли своими трудами А.А. Спицын, А.М. Тальгрен, Х.А. Моора и А.П. Смирнов.
Следует упомянуть здесь сводную работу Л.А. Голубевой, посвященную зооморфным украшениям финно-угров (Голубева Л.А., 1979б). Она дает возможность лучше понять духовный мир средневековых племен. Для познания духовной культуры финно-угорского населения интерес представляют и работы Б.А. Рыбакова (Рыбаков Б.А., 1976, с. 57–63; 1979, с. 7–34).
Плодотворно и многосторонне разрабатывалась проблема контактов финно-угорского этнического массива со славянами. Установлено активное участие финно-угорского субстрата в формировании восточнославянского населения и культуры северо-западных и северо-восточных земель Древней Руси (Седов В.В., 1966б, с. 246–251; 1982, с. 158–196; Рябинин Е.А., 1979, с. 93–102; 1981а).
Большое значение для финно-угорской археологии, в том числе той ее части, которая относится к средневековой поре, имеют международные финно-угорские конгрессы. С ними связаны важные обзоры работ и анализы состояния изученности тех или иных вопросов финно-угроведения (Советское финно-угроведение, 1980а, с. 5–50; 1980б, с. 8–29; 1985, с. 8–59; Седов В.В., 1983, с. 3–11).
Можно упомянуть здесь также целостные монографические исследования по финно-угорским племенам, написанные в последние десятилетия и основанные на материалах лингвистики, этнографии и антропологии, без которых невозможны полнокровные археологические изыскания. Это труд венгерского ученого-языковеда П. Хайду (Hajdu Р., 1975), финского исследователя Т. Вуорела (Vuorela Т., 1964), обобщившего этнографические материалы, и советских антропологов К. Марк (Mark К., 1970) и В.П. Алексеева (Алексеев В.П., 1969, с. 66–161).
В книге «Древние культуры уральских народов» (Ancient Cultures, 1976) дается краткая характеристика материальной и духовной культуры древних финно-угорских племен по данным этнографии, фольклористики и в меньшей степени археологии. Все издание носит популярный характер.
После атласа И.Р. Аспелина настоящая работа является первой попыткой собрать, научно систематизировать и монографически осмыслить все накопленные к настоящему времени археологические материалы VI–XIV вв. по финно-угорским племенам и раннесредневековым народностям.
Вторая часть книги, как уже говорилось, отведена средневековым древностям балтов. Ныне к балтским народностям принадлежат литовцы и латыши. Записан и исследуется языковедами также прусский язык, исчезнувший в результате немецкой колонизации. Самоназвания у рассматриваемой этноязыковой общности нет, этноним балты — неологизм кабинетного происхождения, употребляемый в научной литературе с середины XIX в. и по своему происхождению связанный с Балтийским морем.
В античных и средневековых исторических источниках балты именуются айстами-аестиями (Fraenkel Е., 1950, s. 19–22). Еще П.И. Шафарик показал, что последний этноним относится к балтской этнической общности — так называли германцы своих восточных соседей. Это было признано большинством исследователей. Правда, некоторые ученые (К. Яунюс, К. Буга) предпочитали употреблять вместо этнонима балты их древнее название айсты, что, однако, не было поддержано другими.
Иордан в сочинении «Getika» (середина VI в.) отводит аестиям значительные пространства Восточной Европы. Они жили, с одной стороны, по берегам Балтийского моря, где соседили с видивариями — обитателями низовьев Вислы; с другой стороны — соприкасались с тюркским племенем акациры, обитавшим в бассейне нижнего течения Дона (Иордан, 1960, с. 72, 90; Седов В.В., 1970б, с. 47, 48; 1978, с. 12, 13). В VI в. этноним айстии (остии) фигурирует в англосакском переводе произведения Орозия. Аестиев упоминает также биограф Карла Великого Эйнгарт. Последний раз они называются в сочинении скандинавского путешественника Вольфстана (890 г.), но эти известия не прибавляют нового к локализации айстов Иорданом.
Древнерусские летописи называют отдельные племена балтов — литву, жмудь, летголу, зимиголу, корсь, пруссов, ятвягов и голядь.
Формирование этноязыковой общности балтов лингвисты относят ко II тысячелетию до н. э. (Моора Х.А., 1958, с. 9–33; Седов В.В., 1980, с. 14–21; Mažiulis V., 1970; Zinkevičius Z., 1984).
Судя по материалам современной и исторической диалектологии, уже в конце этого тысячелетия балты дифференцировались на три крупные диалектно-племенные группировки — западную, срединную и днепровскую. К началу средневековья в результате эволюции и членения первой группировки образовались пруссы, ятвяги, галинды, курши, скалвы. К срединной (или летто-литовской) группировке принадлежат средневековые племенные образования — литва, жемайты, аукштайты, латгалы, земгалы и селы (см. схему).
Днепровские балты заселяли области Верхнего Поднепровья со смежными территориями Западно-Двинского и Окского бассейнов (Седов В.В., 1985, с. 20–29). Племенные названия их в основном неизвестны, исключение составляет голядь, упоминаемая русской летописью, а еще раньше Иорданом.
Раннесредневековая история днепровских балтов переплетается с восточнославянской. Племена днепровских балтов в самом начале средневековья представлены археологическими культурами — тушемлинско-банцеровской, колочинской и мощинской. Начиная с VI в. н. э. на их территории фиксируются славянские культурные элементы, свидетельствующие о начале инфильтрации славян. За инфильтрацией последовало расселение славян, значительные массы славянского населения постепенно осваивают земли днепровских балтов. В VIII–IX вв. начинается славянизация местного населения. В результате происходят существенные сдвиги в развитии культуры Верхнего Поднепровья и соседних областей Западно-Двинского и Окского бассейнов. Ассимиляционный процесс продолжался до XII–XIII вв. При этом какое-то время среди основной массы славянского населения сохранялись небольшие островки балтов. Балтский субстрат этого региона оказал воздействие на формирование одной из восточнославянских народностей — белорусов (Седов В.В., 1970б, с. 162–190). Следами проживания днепровских балтов является сравнительно мощный слой гидронимики, выявляемой исследователями на всей территории их проживания (Vasmer М., 1932, s. 637–666; Топоров В.Н., Трубачев О.Н., 1962).
Поскольку начало средневековья в ареале днепровских балтов характеризуется тесным славяно-балтским взаимодействием и славянизацией их, древности Верхнего Поднепровья и смежных областей Западно-Двинского и Окского бассейнов рассмотрены были в томе «Археологии СССР», посвященном восточным славянам (Седов В.В., 1982, с. 29–45).
Каждый из разделов, посвященных отдельным племенным образованиям средневековых балтов, содержит историографический очерк. Здесь необходимо назвать только исследования, охватывающие средневековый балтский мир в целом. Одно из первых обобщений археологического материала юго-восточной Прибалтики принадлежит Ф. Крузе (Kruse F., 1842). Ко второй половине XIX в. принадлежат работы К. Гревингка (Grewingk С., 1865; 1884).
Древности балтов за пределами Прибалтики в то время еще не были выявлены. Введенные в научный оборот памятники днепровских балтов и значительное пополнение средневековых археологических коллекций с территории юго-восточной Прибалтики потребовали прежде всего их научной систематизации по отдельным регионам. Середина и вторая половина XX в. и характеризуются ценными исследованиями по средневековым древностям отдельных более или менее крупных регионов ареала балтского расселения. Среди них наиболее значительными являются «Очерки по археологии Литвы» (Kulikauskas P., Kuliskauskiné R., Tautavičius A., 1961), «Археология Латвии» (Latvijas arheologija, 1974) и «Археологический атлас Литвы» (Atlasas, 1975; 1977; 1978).
