Бронзу использовали для отливки украшений, деталей поясных наборов зоо- и антропоморфных изображений. Исходным сырьем служил преимущественно лом цветного металла, шедший на переплавку. При легировании применяли приплав олова, свинца с добавлением цинка, мышьяка, редко сурьмы. Плавка металла производилась в маленьких глиняных тиглях с подтреугольным устьем, удобным для непосредственной заливки металла в формы. В литейной технике применяли одно- и двусторонние формы, а также отливку по модели. После отливки изделия подвергали дополнительной обработке и полировке поверхности. Многие зоо- и антропоморфные изображения отлиты из белой бронзы, твердой, с высоким содержанием олова и почти не поддающейся коррозии.
Активный обмен существовал между племенами релкинской культуры и южными соседями. В обмен на пушнину поступали изделия из металла, оружие, часть украшений и тканей. В могильнике Релка обнаружена шелковая ткань тафтяного плетения, из которой был сделан головной убор женщины (Чиндина Л.А., 1977, с. 132). Остатки шелковых тканей встречены также в могильниках Могильницком и Архиерейская Заимка (Плетнева Л.М., 1973, с. 97; Спицын А.А., 1899а, с. 322). Облик предметов вооружения, во многом идентичного оружию степного населения, в частности тюрок, орнамент на ножнах с изображением львов (табл. XCVI, 30), изделия среднеазиатской торевтики (бронзовые чаши из Архиерейской Заимки, Релки и Васюгановского клада) позволяют предполагать широкие торговые связи с юго-западом.
Вероятно, можно говорить о некоторой инфильтрации в Среднее Приобье населения с юга. Как следствие смешения пришельцев с местным населением следует рассматривать обычай захоронения с покойником шкуры коня, выявленный в погребениях могильника Релка и имеющий южное происхождение.
Тесные контакты, видимо, поддерживались с населением потчевашской культуры. У той и другой культуры имеется ряд общих моментов в формах и орнаментации части керамики, а также некоторые специфические для лесной полосы украшения типа бронзовых боченковидных бус, спиральновитых пронизок и близость предметов звериного стиля.
Традиционный характер носили связи с севером и северо-западом. Корни их восходят к кулайской культуре, когда население из Среднего Приобья продвигалось на Нижнюю Обь. В VII–VIII вв. вероятно, началось обратное проникновение нижнеобского древнехантыйского населения на Среднюю Обь, о чем говорит появление памятников оронтурского типа на р. Вах и в верховьях Васюгана (Посредников В.А., 1969, с. 84, табл. 33, 10, 11; Кирюшин Ю.Ф., 1976, с. 25–27; Чиндина Л.А., 1977, с. 134). В результате в Среднее Приобье проникали вещи из Прикамья — подвески с изображением сулде (табл. XCVII, 18), пояса с V-образными бляхами (табл. XCIX, 31) (ЗРАО, 1899, табл. I, 12; Плетнева Л.М., 1973, табл. 2, 10), а несколько ранее — эполетообразные застежки, оформление которых головами медведей получило местную интерпретацию (ЗРАО, 1899, табл. 1, 5).
Контакты с востоком и юго-востоком документированы появлением валиковой керамики, как уже отмечалось, связанной с инфильтрацией и Приобье тунгусоязычного населения, присутствие которого здесь позднее отмечено историческими источниками.
Общество релкинской культуры находилось на стадии разложения первобытнообщинного строя. Прослеживаемые на поселениях гнезда построек принадлежали отдельным семьям, а группа гнезд на поселении — семейной общине. По мере разрастания последней происходила сегментация, и дочерние семьи основывали новые поселки, расположенные на расстоянии 3–5 км друг от друга (Чиндина Л.А., 1977, с. 172). Примером такого гнезда поселков может служить группа поселений на р. Шуделька — Малгет, Круглое озеро I, II, Гришкино озеро. Каждая семья на родовом кладбище имела определенное место погребения в виде кургана или группы насыпей, где могилы располагаются довольно плотно друг к другу. Различия в составе инвентаря указывают на существование социальной и, возможно, имущественной дифференциации. По составу инвентаря и особенностям ритуала выделяются четыре группы погребений. К первой относятся единичные погребения, лишенные вещей, принадлежащие, вероятно, самой низшей группе общества. Вторая, наиболее многочисленная группа погребений с небольшим набором инвентаря, керамикой, костяными и частью железными наконечниками стрел представляла, видимо, большую часть общества. Третья группа выделяется более богатым инвентарем и наличием останков (костей ног) коня. Причем последние находят в мужских, женских и детских погребениях, что выделяет эту прослойку общества как более состоятельную. И очевидно, складывается культ воина-богатыря. С наиболее выдающимися воинами, вероятно, связаны погребения с трупосожжениями могильников Релка, Архиерейская Заимка, обильно снабженные металлическим инвентарем и содержащие большое количество оружия.
Идеологические представления населения релкинской культуры раскрываются преимущественно при анализе погребального обряда и изобразительного искусства. Снабжение инвентарем свидетельствует о вере в потусторонний мир. Привлечение этнографического материала обских угров и самодийцев позволяет предполагать существование тотемизма и анимизма, веру в воскрешение и перевоплощение души. Широкое распространение в изобразительном искусстве образов медведя, лося, а также наличие образов соболя, зайца, белки, гуся, глухаря отражает большую роль охоты в хозяйстве и тотемистические представления.
Можно предполагать и существование солярного культа. На это указывает ряд факторов, в частности нередкое изображение в искусстве образа орла. Селькупские шаманы именовали орла «эсыныль-сурек» — птица-солнце (Прокофьева Е.Д., 1952, с. 98). Очевидно, солярный культ отражают изображения орлиных голов по кругу на крестовидной бляхе могильника Релка (табл. XCVIII, 17). Сама крестовидная форма бляхи, дисковидные фигуры на концах креста также ассоциируются с солярным культом. С тем же культом может быть сопоставлено изображение крестовидной фигуры с расходящимися лучами на пряслице из могильника Релка.
Определенное значение имел культ огня. С ним связан ритуал кремация части членов общества, обжигание в некоторых погребениях перекрытий и стенок могил.
Почитание жертвенных мест и находки там большого количества наконечников стрел связаны, очевидно, с охотничьей магией.
Релкинская культура оставлена двумя группами самодийцев. В.Н. Чернецов (Чернецов В.Н., 1957, с. 238) впервые высказал мнение о древнеселькупской принадлежности памятников Среднего Приобья середины I тысячелетия н. э. Эта точка зрения была поддержана В.А. Могильниковым (Могильников В.А., 1964б, с. 13; 1969б, с. 179), М.Ф. Косаревым (Косарев М.Ф., 1969б, с. 154; 1974, с. 154, 155) и Л.А. Чиндиной (Чиндина Л.А., 1970б, с. 6, 22; 1973а, с. 172). Действительно, представляется наиболее вероятным считать Нарымское Приобье VII–VIII вв. от Чулыма до Тыма областью формирования древних селькупов. Процесс сложения их в это время еще полностью не завершился, о чем свидетельствует наличие генетически различных типов I и II керамики. Оформление древнеселькупского этноса в основном, видимо, завершается в начале II тысячелетия н. э., с чем, очевидно, связано возобладание в керамике типа I при сохранении ведущих черт релкинского погребального ритуала.
Томское и Новосибирское Приобье являлись территорией обитания другой, родственной древним селькупам самодийской этнической группы, которая в дальнейшем, в X–XVI вв., оказавшись в тесном контакте с продвинувшимися сюда с юга тюрками, была тюркизирована (Могильников В.А., 1964б, с. 14; 1969б, с. 180).
Антропологический материал также указывает на общность физического типа населения релкинской культуры и селькупов. Черепа из могильников релкинской культуры принадлежат к уральскому расовому типу и наиболее близки селькупским, выделяющемуся у них наиболее древнему типу А. Всего у селькупов выделяются три антропологических типа, отражающих сложность их этногенеза (Розов Н.С., Дремов В.А., 1966, с. 131).
