Баялун улыбнулась, но не той нежной улыбкой, что была прошлой ночью, а тем коварным взглядом, который Чанар уже успел узнать. Это вызвало у него дрожь страха, чувство, которое иногда возникало у него на пороге битвы.

— Раз Ямун слаб, и когда он окажется на открытом месте, мы найдем способ нанести ему удар, — пообещала она.

Построив свои планы, два заговорщика приступили к работе. Все утро Чанар разговаривал со своими коллегами — ханами, делясь предложениями, намеками и зловещими предсказаниями. Поначалу скептически относившийся к плану Баялун, Чанар был удивлен тем, насколько восприимчивы были ханы к его словам. Курултай давал им план действий, даже более действенный, чем план похорон Джада. Ханы начали требовать проведения курултая, угрожая уйти, если их требования не будут выполнены.

Был поздний вечер того же дня, когда Джад настоял на военном совете. Коджа пытался предотвратить его, утверждая, что кахан все еще слишком слаб, но принц ничего этого не хотел слышать.

— Я хочу провести совет со своим отцом, — потребовал он. — Армия распадается, и возникает новая проблема. Прибыли посланцы из Манасса  для переговоров о мире. Я не знаю, что делать. Гоюк тоже должен быть там; он знает, что происходит. И ты тоже, священник.

Никакие дебаты не могли поколебать Джада, поэтому Коджа смирился с этой встречей. Возможно, принц был прав, как подумал он. Ситуация выходила из-под контроля. До него доходили слухи, распространявшиеся среди стражников. Уже поговаривали о выборе нового кахана. Им нужен был план действий.

Через короткое время Джад, Гоюк и Коджа предстали перед каханом. Ямун выглядел окрепшим, и на его щеках появилось больше румянца, но его голос все еще был дрожащим и слабым. Когда они вошли, он сидел в своей постели, одетый в отороченный горностаем халат, подбитый желтым шелком. Коджа настоял на том, чтобы он надел чистую одежду в рамках процесса заживления. По правде говоря, священник всего лишь хотел избавиться от дурного запаха.

Джад не тратил времени на церемонии. — Отец, твоя смерть достаточно затянулась, — начал он почти сразу, как только все расселись. — Ханы ведут переговоры, требуя проведения курултая. Они будоражат людей. Я больше не могу удерживать армию сплоченной.

Ямун выглядел удивленным этой новостью. — На подготовку курултая уходит много месяцев. Время моего траура еще даже не закончилось.

— Они хотят его сейчас, — объяснил Гоюк, и его морщинистое лицо еще больше омрачилось беспокойством. — Они говорят, что армии нужен лидер. Он прищелкнул деснами, словно желая подчеркнуть это.

— И что еще хуже, отец, — добавил Джад, склонив голову. — Прибыли посланцы из Манасса, которым не терпится начать переговоры. Это дало ханам еще больше поводов для недовольства. Шагадай и Танджин уже пригрозили вернуться на свои пастбища. Это четыре мингана, четыре тысячи человек, отец.

Ямун обдумывал ситуацию, рассеянно скручивая одеяла. — Анда, моя мать все еще в лагере?

— Да, Ямун, — ответил Коджа.

— Может ли это быть делом рук Баялун? — слабо зарычал кахан и с громким стуком хлопнул по кровати. — Или это шпионы из Шу Лунг?

В группе воцарилось молчание, пока они обдумывали возможные варианты. Никто не предложил никаких ответов.

— Ямун, ты не можешь сидеть здесь и ждать, когда что-то произойдет. Тебе следует составить план, — нерешительно предложил Коджа.

— Мой анда прав. Скажите им, чтобы собирали курултай, — объявил кахан. Он подавил легкий кашель.

— Что? — пробормотал Джад. — Почему бы тебе просто не появиться на людях? Показать, что ты жив?

— Кто-то манипулирует всем этим, — с уверенностью заявил Ямун. — Я покажусь, но только после того, как они сделают свой ход. Давайте дадим нашему таинственному врагу то, что он хочет, а потом посмотрим, что получится. Отложим это на завтра.

— Великий Ямун, если будет курултай, ты должен появиться — чтобы доказать, что ты не мертв. В противном случае они выберут нового кахана, — отметил Коджа.

— Я знаю это. Не волнуйся, анда. Я отдохну. А теперь идите. Устало махнув рукой, Коджа и остальные были отпущены из присутствия кахана.

Выйдя на послеполуденный солнечный свет, Коджа понял, что прошло несколько дней с тех пор, как он в последний раз делал какие-либо заметки для «Хроники Ямуна». Он задался вопросом — как много он может вспомнить. Как историк, он плохо справлялся с работой. Устало лама побрел в свою юрту, чтобы исполнять свой долг великого историка.

С первыми лучами следующего рассвета весть о курултае распространилась по всему лагерю. Ханы уже собирались на совещание, переходя от юрты к юрте, чтобы поделиться слухами и сплетнями, которые могли повлиять на ход дня.

Стоя рядом с Большой Юртой, Коджа почти слышал хор домыслов и слухов. С острым, терпеливым интересом священник наблюдал за приливами и отливами ханов. Генерал Чанар вышел из юрты Хана Танджина  и обменялся дружеской шуткой с командиром мингана. Коджа наблюдал, как он пересек лагерь и направился к юрте Уняида, младшего командира Кашиков. Еще раньше по лагерю передвигалась Баялун, ее посох отдавался характерным стуком о твердую землю. Сейчас священник не видел ее уже некоторое время.

Пока Коджа наблюдал, Джад и Гоюк направились в его сторону. В то утро они были на улице, расспрашивали ханов и прислушивались к слухам. Все трое поделились своей информацией. Коджа описал движения Баялун и с любопытством отметил движения Чанара. Гоюк и Джад обрисовали настроение ханов — кто встанет на их сторону, а кто нет. Составив новые планы, Джад и Гоюк вернулись к своим обходам, выспрашивая ханов. Коджа продолжал следить за передвижениями Баялун.

Пока лама ждал, носители колчанов начали готовиться к торжественной встрече. Собрание должно было состояться во владениях Ямуна, примерно в ста футах от юрты кахана, на большой открытой площадке, окруженной палатками ханов Кашиков. На дальнем конце поляны был разведен костер, сложенный из ценных кусков дерева. Штандарт смерти кахана был перенесен от юрты Ямуна и водружен на краю круга напротив костра. Мальчики тщательно подметали землю широкими щетками, а другие раскатывали коврики двумя дугами, чтобы обеспечить сидячие места. За пределами круга курултая слуги заваривали чай на небольших кострах, готовясь к приезду ханов. Кожаные мешки, сделанные из шкур лошадиных голов, были наполнены кумысом и выставлены вместе с половниками. Специальные места для Баялун и Джада были установлены под штандартом с черными хвостами яка. Между ними было специальное, свободное место для ушедшего кахана.

Рог издал хриплую, фальшивую ноту. Он легко прозвучал сквозь приглушенный топот колчаноносцев. Они быстро закончили свои дела, и отошли к краям круга. Ханы начали прибывать и занимать места. Те ханы, которые были дружественны Баялун, садились слева от штандарта, рядом с ее местом, в то время как сторонники Джада занимали места справа. Большинство ханов занимали места вдали как от принца, так и от хадун, заявляя о своем нынешнем нейтралитете.

Места на коврах начали заполняться. Решив, что там, где он находился, он больше ничего не может сделать, Коджа поспешил найти место с хорошим обзором происходящего, пока не стало слишком поздно. Священник протиснулся внутрь, отыскав свободное место среди плотно сидящих Туйганов. Как иностранец, он не имел права голоса на процессе, но даже то, что ему разрешили наблюдать, было большой привилегией.

Снова протрубил рог. С дальней стороны собрания вошла Мать Баялун, Чанар следовал в нескольких шагах позади. Хадун оделась в белые одежды, ее длинные распущенные волосы были наполовину скрыты белой шалью. На шее у нее висел широкий пояс, расшитый синими и красными полосками. Она медленно, но твердо пересекла круг, чтобы занять свое место во главе собрания. Чанар занял место среди ханов, сидевших слева.

Рог протрубил в третий раз. Коджа, сидевший между чопорным командиром Кашиков в черной мантии и рыгающим ханом с сальными волосами, имени которого он не знал, напрягся в ожидании. Однако вместо ожидаемого сюрприза Коджа был разочарован, увидев, что только Джад и Гоюк отважились присоединиться к курултаю. Принц сел на свое место, едва заметив свою мачеху. Гоюк тихо стоял позади него, готовый дать совет сыну кахана.