— Семфар здесь, — сказал Ямун, продолжая разговор, начатый до того, как вошел священник. Он ткнул коротким пальцем в угол листа. — Хубадай ждет со своей армией у подножия перевала Ферган. Он провел пальцем по карте до точки ближе к центру. — Мы здесь.

— А где Джад? — спросил один из ханов, которого Коджа не знал.

— В Оазисе Орхон — там. Ямун указал на дальнюю сторону карты.

Священник напрягся еще сильнее, чтобы разглядеть, куда указывал Ямун. Все, что он мог разглядеть, — это размытую область линий и каракулей.

— А Томке?— спросил тот же самый хан. Это был мужчина с волчьим лицом, высокими острыми скулами, узким носом и заостренным подбородком. Его седеющие волосы были хорошо смазаны жиром и заплетены в три косы, по одной с каждой стороны головы и третью сзади.

— Он остается на севере, чтобы собрать своих людей. Я собираюсь оставить его в резерве, — объяснил Ямун. Послышалось ворчание общего понимания со стороны слушавших мужчин. Несколько минут они смотрели на карту, изучая расположение армий.

— Что ты будешь делать? — наконец спросил Гоюк, его нос практически касался карты, когда он прищурился, чтобы разглядеть линии. — Семфар? Или Хазария? При упоминании Хазарии Коджа немного отодвинулся в сторону, пытаясь найти лучший угол для обзора карты. Наклонившись влево, он смог видеть ее яснее.

— Семфар должен пасть. Они отклонили мои требования. Хубадай выступит против них. Кахан провел линию на карте. Снова раздался одобрительный ропот. Чанар взглянул на хана с волчьим лицом, едва заметно кивнув ему.

— Великий Ямун, — сказал человек, — я должен говорить, потому что это мой долг под небесами. Твой сын Хубадай — храбрый и доблестный воин, но он молод и не часто ходил на войну. Халиф Семфара — могущественный правитель. Наши шпионы сообщают, что у него много солдат, защищенных огромными каменными стенами. Было бы мудро послать умного и опытного воина, чтобы он наставлял и помогал твоему сыну.

— Мой сын — это мой сын. Он должен сражаться, — отрезал Ямун.

— Конечно, Великий Хан, — отметил Чанар. — Он должен командовать. Возможно, Шагадай не имел в виду, что ты должен послать нового командира. Пошли кого-нибудь, кому ты можешь доверять, чтобы советовать Хубадаю. Назначь этого советника командующим правым крылом.

— Хубадай молод, и у него вспыльчивый характер, — настаивал Шагадай — похожий на волка, хан. — Пошли ему кого-нибудь, кто охладит его опрометчивость, кого-нибудь, кто знает ловушки войны. Пошли кого-нибудь, у кого твой сын мог бы учиться.

— У мудрого человека всегда есть мудрый наставник, — предложил Чанар.

— Они говорят мудро, Ямун, — прохрипел Гоюк.

Кахан посмотрел на ханов по кругу, обдумывая их совет. — Совет Шагадая хорош, — наконец сказал Ямун. — Но кого я должен послать? Тебя, Шагадай?

— Великий Господин, моя мудрость — это мудрость шатра, — возразил хан. — У меня нет хитрости для войны. Пошли воина, который хорошо служил тебе.

— Я слишком стар, — сказал Гоюк, прежде чем Ямун успел его спросить. — Пошли молодого человека.

— А как насчет тебя, Чанар? — спросил Ямун.

— Я надеялся посетить юрты моего народа, — начал генерал, — но, по твоему слову, это будет сделано.

— Тогда дело решено, — заключил Ямун. — Я надеялся, что ты поедешь рядом со мной, но сейчас ты должен служить моему сыну. Он тебя послушает.

— Даю тебе слово, Семфар падет. Чанар поклонился, улыбаясь при этом.

— Но как насчет Хазарии? — спросил Гоюк, указывая на карту. Коджа, заглядывая им через плечо, мог видеть, что он указал на ту же общую область карты, что и Оазис Орхон. — «Значит, принц Джад разбил лагерь недалеко от Хазарии», — подумал он.

— Прежде чем мы поговорим об этом, мы должны выслушать отчеты разведчиков, — сказал Ямун. — Выйди вперед, воин.

Воин, сидевший сзади, скользнул вперед и распростерся ниц.

— Этот человек возглавлял разведчиков, которых я послал в Хазарию. Мы заслушаем его отчет. Но сначала, — сказал Ямун, поворачиваясь к Кодже позади себя, — ты должен выйти. Подожди снаружи. Тебя позовут, когда ты будешь нужен.

— Да, Кахан, — мягко ответил Коджа, скрывая свое горькое разочарование. Лицо Ямуна было бесстрастным, безразличным, но Чанар смотрел на священника с самодовольным удовлетворением. Так быстро, как только мог, Коджа выбежал из юрты.

Снаружи просыпались гуляки. Коджа, которому больше нечего было делать, присел на корточки у дверного проема. Он напрягся, пытаясь расслышать что-нибудь из разговора внутри, но толстый войлок юрты поглощал слова.

Коджа сидел там, безутешный, наблюдая, как страдающие похмельем ханы уходят с места вчерашнего пира. Дневные стражи ходили между кругами, пинками поднимая своих братьев, которые вырубились прошлой ночью. Вспыхнуло несколько вялых потасовок, больше громких споров, чем настоящих потасовок.

Одна из них действительно переросла в серьезную битву, когда двое мужчин боролись на земле. Их драка быстро привлекла внимание других, и вскоре вокруг сражающихся собралась кричащая толпа. Ямун и ханы вышли из юрты вскоре после начала драки, но никто, казалось, не был очень заинтересован в прекращении конфликта. Ямун и остальные стояли рядом, пока двое драчунов катались по кругу, пытаясь схватить противника смертельным захватом. Однако через несколько минут один человек закричал, и драка закончилась так же быстро, как и началась.

Не обращая внимания на Коджу, который выжидающе сидел у двери, кахан подозвал большого борца. — Ты хороший боец.

Мужчина опустился на колени там, где он был. — Тейлас дал мне свою силу, — ответил он.

Ямун приподнял бровь на его слова. — Ты из какой орды?

— Я Сечен из Найкана, — ответил борец. — Я убил пятерых человек голыми руками, Кахан. Позади него дневные стражи оттащили его мертвого противника прочь.

— Сечен, ты гордый и бесстыдный. Ты мне нравишься, — импульсивно сказал Ямун. — Отныне ты будешь служить на моей стороне.

Сечен упал в грязь, смиряясь перед каханом. С его губ срывались нечленораздельные возгласы благодарности.

Коджа в ужасе посмотрел на большого борца. Кахан только что почтил признанного убийцу, похвалив этого человека за то, что он сделал. Пораженный, священник посмотрел на императора Туйгана. Этот человек не выказал ни стыда, ни совести за то, что он только что сделал. Коджа почти забыл, что такое Туйган. Несмотря на все их хитрое мастерство и военное искусство, Туйганы все еще оставались нецивилизованными варварами. Коджа задался вопросом, смогут ли они когда-нибудь стать чем-то большим.

Ямун, наконец, закончил говорить с борцом, но благодарный мужчина все еще стоял на коленях у его ног. Глядя на Коджу, стоящего рядом с ним, кахан не обратил внимания на испуганное выражение лица священника.

— Мы пришли к решению, лама, — сказал Ямун. — У меня есть ответ для твоего принца.

— Какое послание я должен передать Принцу Оганди? — наконец, нерешительно спросил Коджа, его голос дрожал от ярости и страха.

— Тебе этого делать не нужно. Туйганы сами поедут в Хазарию со своим ответом. Никто не может говорить за нас, — заявил Ямун. — И твой принц очень скоро получит от меня весточку.

В другом месте королевского комплекса только что началась еще одна встреча. Это была тайная беседа в одной из юрт, используемых в качестве склада. Войлочные стены юрты были черными, затемненными толченым древесным углем. Дымовое отверстие было заделано наглухо, а створка двери плотно закрыта. Это была изолированная юрта, которую редко посещали или беспокоили.

Снаружи несколько солдат, одетых в синие халаты обычных воинов, опирались на свои копья. Однако их взгляды были далеко не праздными. Под маской беззаботности мужчины постоянно осматривали местность, готовые предупредить о любых незваных гостях.

Внутри черная юрта была едва освещена одной маленькой лампой. Она горела прерывисто, маленький круг света, который она отбрасывала, увеличивался и уменьшался с каждым мерцанием. В тусклом свете были видны рулоны ткани, запечатанные корзины, коврики и стопки металлических горшков. Уютно устроившись среди всего этого, в круге света, находились Генерал Чанар и Мать Баялун. Она была одета в простое одеяние, едва ли подходящее для ее положения. Вокруг головы она обернула несколько витков шали, пока ее лицо не скрылось в тени. Ее посох был прислонен к тюку рядом с ней.