— Как? — спросил Коджа, смело вступая в круг. — А как насчет Драконьей Стены, великого укрепления, защищающего их границу? Она никогда не была нарушена. Как ты собираешься пройти через нее? Раздраженные вспышкой гнева священника, некоторые из ханов начали выкрикивать его опасения.

— Мы завоюем Шу, потому что ее император боится нас, — заявил Ямун с полной убежденностью. — Если бы эта Драконья Стена была непобедима, император не боялся бы меня. Тейлас, должно быть, пощадил меня, чтобы стать бичом императора, и разрушить его нерушимую стену!

— Набег! — предположил один из  ханов Кашиков.

— Нет, не набег, — холодно ответил Ямун. — Больше, чем набег. Мы научим этого императора бояться. Мы завоюем Шу Лунг! Я, Кахан Ямун, буду Прославленным Императором Всех Народов! Последние слова кахан проревел в небо, в них было столько же угрозы, сколько и обещания. — Это наша судьба.

Глаза Ямуна вспыхнули. Он тяжело дышал, с вожделением ожидая вызова. Его сердце жаждало ярости битвы и величия, которое принесло бы ему это завоевание.

Возбуждение ханов переросло в скандирование. Это было так, как, если бы видение Ямуна о завоевании распространилось от него к ним. Оно перешло к ханам, завладело их духом. Даже Коджа почувствовал дикую страсть, жажду действовать, которая исходила от Ямуна.

Кахан вернулся на свое место и оглядел ханов. Они смотрели на него в ожидании — некоторые с нетерпением, некоторые со страхом. — Кто пойдет со мной на войну? Кто разделит богатства Шу Лунг? — обратился он  к массам.

В ответ раздался шквал криков и рукоплесканий со стороны ханов. Коджа, находившийся среди них, был почти оглушен неистовыми криками воинов. Ямун стоял перед своим сиденьем, явно наслаждаясь этим безумием. Его глаза были дикими, а лицо раскраснелось и пульсировало энергией. Священнику показалось, что кахан нашел свое собственное лекарство, перед ним снова был человек, способный противостоять мощи божьих молний.

— По воле Тейласа, мои ханы, мы поскачем к победе! — провозгласил кахан. — Драконья Стена должна пасть!

Ямун зарычал на своих телохранителей, десять воинов — Кашиков, которые окружили его на почтительном расстоянии. Один из них неуклюже налетел на подставку для доспехов, от чего позолоченная кольчуга Ямуна полетела в сторону. Пытаясь исправить свою ошибку, воин поднял еще больше шума. Ямун нетерпеливо рявкнул, чтобы подавленный солдат прекратил суетиться.

Одно дело иметь телохранителей из десяти тысяч человек, которые разбивали лагерь, патрулировали по ночам и смело бросались в бой; совсем другое — иметь арбан солдат, слоняющихся вокруг тебя, куда бы ты ни пошел. Однако Кашики, узнав в то утро, что их кахан жив, были полны решимости — всегда защищать его. Это была большая честь для людей, избранных охранять кахана, но Ямуну потребуется время, чтобы привыкнуть к ним в новой ситуации. Тем не менее, кахан знал, что лучше не спорить с преданностью своих людей.

Охранник, наконец, закончил поправлять снаряжение и тихо занял свое место вдоль стены Большой Юрты. Остальные охранники, молча, стояли на своих местах. Удовлетворенный тем, что больше никаких беспорядков не будет, Ямун возобновил свой разговор.

У подножия трона Ямуна сидел его анда, великий историк Коджа. — Что ж, анда, — сказал ему Ямун, — скоро в твоих историях будет что написать, если у тебя будет время. Многое еще предстоит сделать, прежде чем мы двинемся на Шу Лунг.

Священник пристально посмотрел на Ямуна, все еще озадаченный событиями при курултае. — Зачем ты это сделал? — наконец спросил он. — Ты нападаешь на Шу Лунг и игнорируешь Баялун. Разумно ли это?

Ямун нахмурился. — Анда, я сделал то, что должен был. Он выставил вперед кулаки. — Кто-то пытается убить меня: Баялун... Он сжал кулак. — И Шу Лунг. Он сжал другой. — Я не оставлю без внимания это оскорбление.

— Но Шу Лунг — самая могущественная из наций! — запротестовал Коджа. — Почему они, а не Баялун?

— Баялун — одна из моих людей. Если я нанесу удар по ней, среди ханов возникнут разногласия. Они потребуют доказательств, и волшебники отвернутся от меня, — предсказал кахан. — Тогда моя империя превратилась бы в ничто. Он опустил кулаки. — Но если я нападу на Шу Лунг, мой народ объединится в битве, и я избавлюсь от одного врага. Лучше один враг, чем два. Это правило, не так ли?

Коджа сглотнул, услышав решимость в голосе Ямуна. — Но Шу Лунг огромен!

— Но их император боится меня. Напуганных людей можно победить, — уверенно предсказал Ямун.

Коджа смирился с решением Ямуна. — А что с Баялун? — спросил он, запоздало подумав.

Ямун небрежно отмахнулся от ее имени. — Теперь, когда я знаю ее уловки, за ней будут наблюдать. Мы оставим ее здесь, с нами, чтобы она не создавала проблем. Мы будем держать змею под своей пятой.

— Я решил, — лениво заметил Ямун, резко меняя тему, — ты встретишься с этими посланцами из Хазарии и уладишь детали их капитуляции. Мне нужно составить план нашего завоевания Шу Лунг.

— Я, Ямун? Ты что, забыл, что я Хазарец? Я не могу вести переговоры о капитуляции, — запротестовал Коджа.

— Кто сказал вести переговоры? — резко ответил кахан. — Просто прими их капитуляцию.

— Но должны же, быть какие-то условия. Я не могу просто сказать им, чтобы они сдались.

— Почему нет? — спросил Ямун, поглаживая кончики своих усов. — У них нет армии, чтобы защитить Манасс. Я могу уничтожить всех, кого они пошлют. Ты им скажи это. А здесь для меня слишком много дел. Нужно отдать приказы, и только что поступили донесения от Хубадая из Семфара. Он указал на королевского писца, рядом с которым лежала пачка бумаг, перевязанных желтыми шелковыми лентами.

— Но они захотят получить мою голову! — пробормотал маленький лама, нервно потирая затылок.

Ироничная улыбка искривила покрытые шрамами губы кахана. — Ты сделаешь это, потому что я так приказал. Им нужна твоя голова, поэтому они больше не считают тебя соотечественником. Видишь ли, ты больше не Хазарец.

Коджа сглотнул, услышав слова Ямуна. — Что я могу сделать? Хотя он совсем не хотел выполнять эту задачу, было ясно, что он должен был принять волю кахана.

— Я хочу, чтобы они сдались, — повторил Ямун, зная, что Коджа ожидал большего. — Очень хорошо, я хочу, чтобы товары, равные десяти тысячам слитков серебра, оплачивались в первую луну каждого нового года. Затем они должны выдать этого губернатора, его волшебника и чиновников Шу, которых ты описал. Они сбежали с поля боя, и я хочу заполучить их — или их головы и руки.

Коджа ждал, что Ямун скажет подробнее, но кахан закончил свои требования. — Это еще не все, — уточнил священник.

Ямун пересчитал свои условия по пальцам. — Капитуляция, товары и пленные. А что еще?

Раздраженный, Коджа взял у писца бумагу и перо, расстелив лист между собой и Ямуном. Коджа быстро очертил границы Хазарии.

— Ямун, это не кочующие племена, которых ты покорил. Хазарцы не сдадутся, и не будут повиноваться тебе только потому, что ты кахан...

— Тогда я разрушу их дома и рассею людей по своим ханам. Скажи им это, — пригрозил Ямун.

— Нет, Ямун, так не пойдет. Хазарцы не похожи на другие племена. Коджа наметил по карте населенные пункты Хазарии. — У них есть каменные города и поля. Они не мигрируют из лагеря в лагерь. Ты должен назначить кого-то, кто будет управлять ими, принимать законы и выносить судебные решения.

Ямун наклонился вперед, чтобы изучить карту Коджи. — Это не по-нашему, — проворчал он. — Но поскольку ты говоришь, что это должно быть сделано, я подумаю об этом. А пока скажи послам, что они должны отдать Манасс в мою собственность. Затем они должны снести стены вокруг всех своих других орд. Кахан носком сапога оттолкнул грубую карту. — Сделай мне хорошую карту Хазарии, анда.

Коджа вздохнул и обдумал список требований, которые выдвинул Ямун. — А о чем можно договориться?