Ханы замолчали, ожидая первых слов заседания. По традиции, оно было произнесено сыном усопшего. Джад поднял руку и подождал, пока утихнут последние бормочущие ханы. Довольный тем, что привлек их внимание, принц встал перед собравшейся знатью.
— Джадаран из клана Хокун приветствует вас. Он приветствует вас, как хан Туйгана. Пусть этот совет начнется.
С этими словами совет был открыт. Обычай предоставлял честь произнести следующую речь командиру Кашиков.
Внезапно раздался сильный, ясный голос. — Прославленный юноша, сын нашего возлюбленного кахана, командующий тысячами воинов просит, чтобы его выслушали. При этих словах по скоплению ханов прокатился гул возбуждения. Говоривший обратился с просьбой на самом уважительном языке, используя все надлежащие формы и интонации, но это был не командир Кашиков. В дальнем конце совета Шагадай с волчьим лицом, в рваном и грязном халате, встал, чтобы обратиться к принцу. На нем был грязно-белый тюрбан в стиле западных кланов. Не дожидаясь, пока его признают, он протиснулся в центр круга.
Командир Кашиков, сидевший рядом с Джадом, впился взглядом в говорившего. Этот выскочка намеренно оскорбил его. Командир посмотрел на Джада, ища совета, но принц был в таком, же замешательстве, как и он. Гоюк наклонился вперед и прошептал что-то на ухо принцу. Джад произнес несколько слов в ответ, очевидно, обсуждая со стариком, что можно сделать. Рядом с ним сидела Баялун, ничуть не тронутая неожиданным поворотом. Слабая улыбка заиграла на ее губах. Наконец Джадаран взглянул на хана-выскочку. Бросив покорный взгляд в сторону командира, принц уступил, произнеся требуемую от него формулу. — Как руководитель этого курултая, я хочу услышать, что скажет Шагадай.
— Да пребудет благодарность Тейласа благородному принцу, — ответил хан-отступник. Теперь, когда его узнали, он повернулся к своим родовитым собратьям. — Послушайте меня, ханы. Знайте, что я — Шагадай из Уэсгира.
— Я не буду тратить время на пересказ деяний моей семьи или всего величия кахана. Эти вещи мы знаем. Вместо этого я задаю вопрос, который нас всех интересует — где кахан? Где тот, кто привел наш народ к величию? Они, — крикнул он, поворачиваясь к Джаду, — говорят, что он погиб. И все же они ничего не делают! Джад напрягся и приготовился прервать его, когда Гоюк снова прошептал ему на ухо. Принц прикусил губу и коротко кивнул, ожидая продолжения от Шагадая.
— В чем заключается долг сына? — тихо спросил Шагадай, подходя ближе к принцу. — Когда убивают отца, сын не должен прятаться в своей юрте. Он должен найти убийц.
Среди знати послышался ропот. Принц Джадаран поежился, разгневанный этим обвинением. Чанар хладнокровно наблюдал за происходящим со своего места, приложив сжатые пальцы к губам. Улыбка Баялун исчезла, оставив ее лицо непроницаемым.
Шагадай снова повернулся к собравшейся знати. — В нашем лагере находятся послы из Хазарии. Они прибыли только вчера. Итак, почему послы от нашего врага приезжают именно тогда, когда мы в трауре? Они пришли, чтобы разделить наше горе? Хан остановился, чтобы вытереть нервный пот с шеи. — Они пришли вести переговоры, вести переговоры с Ханом Джадараном — в час нашей победы! Он отнимает у нас нашу победу. Твои воины погибли в этой битве. Шагадай остановился, расхаживая по всей площади курултая. Среди союзников Баялун нарастало недовольство.
Театрально повернувшись к ним, Шагадай спросил: — Это тот, кто должен быть каханом? Давайте выберем другого.
Джад двинулся, чтобы встать, но был остановлен рукой Гоюка на своем плече. — Дай ему высказаться, — прошептал старый советник. — Это то, чего мы хотим. Принц снова сел, его глаза горели ненавистью.
— Пусть каханом будет Чанар Онг Кхо, — раздался голос из рядов, сидящих ханов.
Несколько молодых дворян на стороне Баялун захлопали в ладоши, демонстрируя свою поддержку. Священник огляделся по сторонам. Сторонников Джада, по крайней мере, тех, кто хотел продемонстрировать свою лояльность, было немного. Казалось, принц столкнулся с серьезным вызовом своему авторитету.
— Чанар Онг Кхо, должен быть каханом! — снова прокричал голос. К всеобщему удивлению, Чанар покачал головой, отказываясь принять это предложение. Генерал поднялся, чтобы обратиться к ассамблее. — Я благодарю мудрых ханов, но эти слова являются неуважением к памяти кахана. Я недостоин этой чести. Пусть должность достанется другому хану. Со стороны группы Баялун раздался вздох разочарования.
Шагадай, все еще стоявший в центре совета, отказался уступать. Он продолжил настаивать. — Пусть Чанар будет каханом! Шагадай остановился рядом с Джадом. Принц снова попытался встать, но был остановлен нежным прикосновением Гоюка. На этот раз аплодисменты Чанару были громче.
Шагадай взглянул на Баялун. Она быстро улыбнулась в знак одобрения. У хана все шло хорошо, он действовал именно так, как она проинструктировала его этим утром.
Шагадай, медленно, снова повернулся лицом ко всему собранию. — Чанар не будет каханом, — сказал он с разочарованием в голосе. — И все же Джад должен показать, чего он стоит. Возможно, убийцы кахана найдены, и, возможно, его тело находится в его юрте. Но мы не видели тела. Джад рассказывает нам, что произошло, но не предъявляет никаких доказательств. Уверены ли мы, что кахан был убит в бою? Возможно, его убил кто-то другой. Кто-то, кто не хочет, чтобы мы знали правду. Давайте посмотрим на тело Ямуна и сами узнаем правду. С этими словами Шагадай зашагал прочь с поляны к двери юрты Ямуна.
Как только он добрался до нее, Сечен шагнул вперед и загородил вход своим мечом.
— Почему Джад боится? — крикнул Шагадай, поворачиваясь спиной к двери, чтобы обратиться к курултаю. Охваченные волнением и напрягая зрение, дворяне вскочили на ноги. — Дайте нам увидеть тело кахана! — кричали многие из толпы.
— Тогда посмотри, но то, чего ты хочешь, — раздался голос за спиной Шагадая, эхом отразившийся от двери юрты.
Ханы в толпе прекратили свои крики и застыли в недоумении. В дверях стоял Кахан Ямун. Он был одет в грубую мантию из синей саржи, перетянутую кожаным с золотом поясом. Его волосы были распущены и образовывали ореол вокруг выбритой макушки. Он прислонился к дверному косяку, чтобы не упасть.
— Кахан! — прошептал большой грубый хан, находившийся рядом с Коджей. Собрание отозвалось эхом на слова этого человека, как дуновение духа ветра. Несколько человек резко опустились на колени, склонив головы перед своим воскресшим лидером. Шагадай медленно повернулся к своему повелителю, его глаза расширились от шока и страха.
Ямун проигнорировал похожего на волка хана. Протиснувшись мимо Шагадая, он медленно, но уверенно направился в центр курултая. Ямун все еще был бледен, и было ясно, что каждый шаг отнимает у него немного сил. Его лоб блестел от пота при каждом шаге. Тем не менее, кахан ни разу не дрогнул. Наконец, Ямун добрался до центра круга, слегка покачиваясь на ногах. Он повернулся и окинул взглядом лица присутствующих ханов. — Итак, кто будет каханом? — потребовал он, словно был каким-то мстительным привидением.
Никто не ответил. Казалось, никто не мог оторвать глаз от кахана.
Коджа посмотрел в сторону Баялун. Она снова улыбалась той же, слегка торжествующей улыбкой, которая появилась на ее лице раньше. Рядом с ней Джад наблюдал за ханами, его улыбка была такой же торжествующей, когда он выискивал малейшие признаки сопротивления.
— Никто не будет каханом, кроме тебя, дорогой муж, — дипломатично сказала Баялун. — Но некоторые, считая тебя мертвым, жаждали нового кахана. Все взгляды обратились к Шагадаю. Его худое лицо побледнело. — Они забыли то, что положено, и призвали Чанара стать каханом, игнорируя твоих собственных сыновей. Они даже не стали дожидаться тридцатидневного траура, как того требует традиция. Баялун для убедительности постучала посохом по земле.
Шагадай нервно зашагал, стараясь незаметно вернуться на свое место. Те ханы, которые аплодировали его словам, очень тихо сидели на своих местах, не делая ничего, чтобы привлечь к себе внимание. Ямун повернулся к дрожащему Шагадаю, пригвоздив его к месту своим свирепым взглядом. Те, кто стояли между ними, отошли в сторону. — Эти слова правдивы, — прорычал кахан.
