Баялун смягчилась. — Есть должность, которую ты сможешь занять — при условии, что сможешь выглядеть как человек — среди дневных стражей кахана. Тогда ты будешь близок к нему. Ты должен принять это и ждать. Баялун крутила посох в руках, объясняя происходящее.
— И это все? Как я узнаю, когда действовать? — спросил зверь.
— Я отправлю тебе сообщение, — ответила Баялун.
— Как?
— Это все, что тебе нужно знать, — отрезала она, нахмурившись от любопытства зверя. — Слишком много знаний, и ты станешь опасен для всего. Завтра представься Дайиру Бахадуру — в человеческом обличье. Он командует ягуном дневной стражи и позаботится о твоем назначении. Затем жди моего слова. Она прищурила глаза, ожидая еще каких-нибудь вопросов. Их не было. — Теперь ты можешь уйти.
Лис выпустил клуб сладкого дыма. — Я не докурил свою трубку, — заявил он.
— Уходи сейчас же, — прошипела Баялун, — иначе я пожалуюсь твоему хозяину.
Лис навострил уши. — Осторожнее, или я пожалуюсь твоему господину. «Ху-сянь» наблюдал за реакцией императрицы. — Я нахожу тебя интересной, наполовину ты — Маралой. Твой муж достаточно силен, чтобы завладеть богатствами Шу Лунг, но ты желаешь его смерти. Твои амбиции странны.
— Кахан Ямун убил еке-нойона — моего мужа, своего отца — чтобы править Хокуном. Я никогда не прощу ему этого. — «Кроме того», — подумала Баялун, — «со смертью кахана я буду контролировать Туйган. Чанар будет каханом, но власть будет у меня». — А теперь больше никаких вопросов.
— Очень хорошо, я откланиваюсь, — напыщенно произнесло лисоподобное существо. Оно закрыло трубку крышечкой и засунуло ее в мешочек. Опустившись на четвереньки, оно улыбнулось Баялун лисьей улыбкой и легко отпрыгнуло в темноту.
После того, как существо ушло, Баялун терпеливо ждала некоторое время. Она не торопилась. Поспешность разрушала тщательно продуманные планы. Она усвоила это на собственном опыте.
*****
Было невозможно сохранить в секрете тот факт, что кахан решил двигаться в сторону Хазарии, и к полудню новость распространилась по всему Кварабанду. Женщины Ямуна опустошили Большую Юрту и начали ее разбирать. В течение часа с юрты сняли войлочные стены, каркас стоял, как скелет, на вершине холма.
Демонтаж царской юрты стал сигналом для остального города. Воины выехали из своих юрт к местам сбора за пределами Кварабанда, взяв с собой дополнительных лошадей. Каждый арбан из десяти человек собрался, чтобы сформировать джагуны из ста и, в свою очередь, минганы из тысячи. Для каждого подразделения существовало определенное место встречи, так что людей было легко и быстро организовать. В течение всего дня юрты исчезали из долины, поскольку велись приготовления к отъезду.
Мужчины погрузили трон Ямуна на заднюю часть огромной повозки, на крыше которой была установлена уменьшенная версия королевской юрты. Повозка, запряженная упряжкой из восьми волов, была столицей Ямуна во время кампании. Во время работы кахан устроил свою штаб-квартиру на солнечном свете. Он уселся на свою кровать — маленькое деревянное сооружение с короткими ножками. Коджа сидел на табурете неподалеку, вместе с несколькими другими писцами, в основном волшебниками Баялун и святыми людьми. Все они яростно записывали приказы, сворачивая листы по мере их выполнения и передавая их в руки ожидающих посыльных.
Коджа только что закончил записывать лист приказов, предназначенный для Хубадая на Перевале Ферган. — Он должен быть там не позднее, чем через пять дней, — приказал Ямун, когда священник передавал свиток всаднику.
— По твоему слову, это будет сделано! — крикнул всадник, подбегая к своей лошади еще до того, как он закончил говорить.
Коджа наклонился к писцу рядом с ним, молодому человеку с тонкой черной козлиной бородкой и бритой головой. — Как это может быть? — спросил Коджа, указывая кисточкой для письма на удаляющегося всадника. — Как он может так быстро доставить сообщение? Они используют магию?
Молодой священник покачал головой, едва отрываясь от своей работы. — Он императорский посланник, так что он может пользоваться почтовыми отделениями. Он будет скакать весь день, меняя лошадей на специальных станциях. А ночью сообщение примет другой человек. Священник снова склонился к своей работе.
Ямун часами диктовал приказы, вдаваясь в мельчайшие детали предстоящего марша. По его приказу армия была разделена на три крыла, с центральным крылом под командованием Ямуна. Войска были распределены, а тумены и минганы разосланы по разным флангам. Командиры получили приказы относительно количества продовольствия, которое нужно было везти, количества и типов оружия, которое они должны были использовать. А также количества лошадей, которые должны быть у каждого человека. Кахан назначил юртчи — поставщиков армии, для наблюдения за лагерями и поиска припасов во время марша. Многие приказы касались состояния лошадей, устанавливая штрафы за то, что их без необходимости пускали галопом или заставляли работать слишком усердно.
Коджа писал до тех пор, пока у него не онемели пальцы. Ночной страж пришел сменить дневного стража с заходом солнца. Были принесены лампы, и писцы продолжали работать при тусклом свете.
Наконец, Коджа направился к своей палатке, ночные стражи последовали за ним. Его ноги двигались механически, в то время как его разум медленно погружался в дремоту. Все, о чем он думал — о подушках, которые ждали его в юрте — мягких подушках и теплых одеялах, которые убаюкали бы его.
Когда священник добрался до своей палатки, он остановился. Голый круг примятой травы заполнял пространство, где раньше стояла его юрта. На ее месте были две лошади и верблюд, стреноженные, чтобы не блуждали, небольшая горка мешков и поклажи и свернувшийся калачиком силуэт его слуги, спящего на земле.
Коджа застонал. Это должна быть еще одна ночь, проведенная под звездами. Порывшись в багаже, он нашел комплект ковриков. Смирившись со своим положением, Коджа лег, используя свою кожаную сумку вместо подушки, и плотнее завернулся в пледы. Через несколько минут, убаюканный храпом своего слуги, священник крепко спал.
Утром Коджа проснулся и обнаружил, что Кварабанд исчез. Все, что осталось, было, полем отходов — шрамы от костров, грязные дорожки и мусор. Вереница скрипучих повозок, запряженных мычащими волами, неуклюже тащилась по зеленой степи, унося домочадцев все дальше по бездорожной равнине. За много миль отсюда, в более уединенном месте, женщины и дети восстановят город заново. Там семьи должны будут ждать, пока их мужчины не вернутся с войны.
Шеренга за шеренгой солдаты выдвигались, ведя своих скакунов через реку и удаляясь на восток. Вода, обычно прозрачная, была мутным коричневым потоком. Берега превратились в трясины из-за движения людей и лошадей. Раздавались крики прощания с женами и детьми, заверения в благополучном возвращении. Ржали лошади, мычали волы.
Арбан дневных стражников подъехал к лагерю Коджи. — Давай с нами, великий историк. Кахан приказывает тебе ехать с ним.
— Подождите, пока я поем, — попросил Коджа, не желая, чтобы его торопили.
— Нет, — настаивал вождь арбана. — Кахан сейчас уходит.
— Но моя еда…
— Учись есть в седле, — услужливо посоветовал старый опытный участник боевых действий. Он подал знак своим людям, что пора двигаться.
Спина болела после ночи, проведенной на земле, и Коджа осторожно забрался в седло своего коня и поехал, чтобы присоединиться к свите кахана. Позади него его слуга вел небольшую вереницу вьючных животных.
Путешествие быстро вошло в привычку, которая в ближайшие дни станет рутиной. Армия двигалась быстрым шагом; даже повозки, запряженные волами, двигались быстрее, чем ожидал Коджа. Для него поездка была болезненной и тряской. Всадники двигались по десять часов в день, лишь изредка останавливаясь, чтобы дать лошадям попастись и напиться. К счастью, животные были крепкими, жилистыми маленькими лошадками, сильно отличающимися от хорошо воспитанных и великолепных скакунов, которых Коджа видел в Хазарии и Шу Лунг. — «Несомненно», — подумал священник, — «эти животные получают часть своей пищи из воздуха». За исключением небольшого мешка проса на ночь, люди не прилагали никаких усилий, чтобы накормить лошадей, позволяя им питаться новыми побегами травы и жестким кустарником, которые они находили в степи.
