Чертово расслоение сознания. Когда уж там все совпадет, словно в игре "Тетрис"… стой, объяснять буду в другой раз.

— Э… — он протянул кинжал почему-то Хильде. — Вот.

Та взяла оружие с легким выражением брезгливости на лице, открыла рот, чтобы выдать вердикт «не годится» — похоже, привыкла именно к такому, потом попробовала пальцем, сжала и чуть пошевелила лезвие — оно было гибким и тонким, именно такой эффект давал молибден.

— Лучше делать мечи, — Айнар облизнул пересохшие губы. — Знаете, такие получатся гибкие плоские мечи, их можно даже в виде поясов носить, а потом разворачивать, и хрясь!..

Хильда пробурчала под нос что-то на родном языке. Кьенингарский был сложным, сплошные сонорные согласные, как будто говорящий простудился и пытается высморкаться.

— Неплохо, — сказала она потом на глеорском и передала кинжал Горту Одноруку.

Тот принял айнарово творение протезом, попробовал лезвие живыми и деревянными пальцами. Пожал плечами.

— Отличная штуковина, как по мне. Попадись мне такая в том лесу, когда воосцы со всех деревьев, что твои шишки, посыпались, так я бы может сейчас с двумя руками бы ходил!

Он потрогал свою бородку, посмотрел кинжал как будто напросвет — под потолком горели вездесущие «свечки» из умирающих, почти выработанных кристаллов. Белое излучение перемешалось с оранжевыми отблесками не остывшей пока кузницы, легло на лезвие ровным блеском.

— Отличная, просто отличная…

— Дай сюда.

Барри вырвал кинжал. Тоже потрогал, попробовал на зуб, как золотую монету, резанул собственный палец. На пол полилась кровь.

— Осторожней, — кротко предупредил Айнар. — Он очень острый.

Барри попробовал сломать кинжал, и тот послушно гнулся, но потом принимал прежнюю форму. Айнар аж выдохнул с облегчением: миры-мирами, чужие или свои, а молибден дает все тот же старый добрый эффект гибкости. «Самурайская сталь», знаменитые катаны.

«Я… откуда».

«Билли, не спрашивай. Раз уж ты теперь главный, давай я буду подсказывать, а ты слушай».

— Вам нравится? — тем же кротким тоном спросил Айнар.

Все трое переглянулись.

— Работа отличная, но… — почему-то замялась Хильда.

— Заплати, — перебил ее Барри.

— За что? — Айнар сложил руки на груди. Он по-прежнему был голым до пояса, и Барри с остальными явно разглядывали его шрамы — на спине от кнута, совсем свежий, едва заживший, на животе.

— Таковы правила! — Барри не отступал. — Десять гхэ за испытание, ты использовал наши Искры и нашу сталь.

— И свой секрет сплава с особыми добавками, — не удержался Айнар. — Я расскажу вам его.

— Восемь гхэ.

— Уникальный секрет.

— Восемь и ни нитом меньше.

Горт Однорук предложил семь. Хильда просто наблюдала с ухмылкой. В результате сторговались на пяти с половиной гхэ, и Айнар, довольный своей победой, полез было за пояс…

Кошелька не было.

Он похолодел. Пощупал пояс еще раз, проверил карманы, одежду, которую снял, чтобы спастись от жара плавильной печи. Заглянул в саквояж, который так берег — там все еще лежали ценные ингредиенты, но ни единого нита.

— Я…

— Что, заплатить нечем, голодранец? — из «бревна» Барри превратился в настоящую колючую изгородь. Он подошел ближе и схватил Айнара за плечо. — Ах ты поганец…

— Стой, Барри.

Хильда и Горт подошли ближе. Горт протянул свой протез, прокладывая его словно преграду между Айнаром и Барри.

— У меня были деньги! — сказал Айнар. — Их просто…

— Украли, — вздохнула Хильда. — Понимаю. Это Могро, тут приходится следить, чтобы подошвы на бегу не срезали. Послушай, парень, ты сделал хороший кинжал — лучше я видела только в лавовых ковальнях вулкана Дратентурм, что на вершине самой высокой горы острова Кьенингар. Вот только Привратник не даст соврать: правила одни для всех. Давай так — мы даем тебе сутки, и ты находишь пять гхэ.

— Ладно, — обрадовался Айнар. Он сейчас отыщет Иванку, а вместе чего-нибудь придумают. — Идет. Ну, я пошел.

— Стой.

Хильда перегородила дорогу. Она не была слишком уж внушительной, просто чувствовалась за ней спокойная сила. Та, что отправит тебя в нокаут без лишних предупреждений и даже без лишних телодвижений.

— Свои вещи оставишь здесь, — она ткнула в сторону драгоценного саквояжа. Айнар почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

— Что?

— Залог. Все честно. Ты использовал силу наших Искр, ты создал хороший кинжал, тут врать не стану, но ресурсов забрал немало и не заплатил. Оставишь свою эту сумку и вернешься за ней. А если нет — твоя беда. Срок — сутки, — снова повторила Хильда с Кьенингарских Островов.

Айнар попятился. Ему пришло в голову глупое: огреть ее по голове, а хоть бы и тем же саквояжем и бежать. Чего он теряет?

Горт Однорук и Барри ухмылялись, словно говоря: мы знаем все твои мысли. Никуда не денешься. Только попробуй дернуться.

— Э…

Айнар сглотнул.

— Хорошо. Согласен.

Он ухнул саквояж на пол и покосился на него с растерянным видом.

— Можно я возьму оттуда журнал и грифель?

Троица ремесленников переглянулась. Хильда первая пожала плечами.

— Ладно, бумажки забирай.

— Сутки, — еще раз веско напомнил Барри. Горт Однорук вновь перехватил кинжал и пробовал на своем протезе, оставляя насечки. — Советуем поторопиться.

Айнар накинул одежду и выскочил наружу, с порога позвав:

— Иванка? Ты здесь?

Но ему никто не ответил. Даже толпа рассосалась, и людный закоулок возле Гильдии опустел.

— Иванка!

Могро был большим и шумным городом, и перед Гильдией ремесленников всегда собирались толпы. Тихая пустота — только ветер слабо шевелит мусор, вроде луковой шелухи, на булыжниках мостовой. Небо порозовело — не закатом, а близкой грозой, хотя ни одного облака не появилось. Воздух ощущался сухим и наэлектризованным, как в самом сердце бури.

— Иванка! — он метнулся сначала вправо, потом влево, едва не поскользнулся на раздавленной картофелине. Никого, даже вездесущие шавки Собачьего Рынка попрятались, и выскочив в соседний переулок, где еще недавно торговали инструментом — досками, гвоздями, подковами, сырыми и уже выделанными кожами, Айнар увидел безлюдную улицу, ни единой живой души.

Могро умер.

Целый огромный город, столица великой Глеоры — умер и погрузился в вечную могильную тишину.

Айнар заорал:

— Иванка!

Он бросился обратно к воротам Гильдии, заколотил кулаками, пнул железные двери. Те отвечали медным колокольным звоном: бамм-бамм. Никто не открывал.

— Откройте! Пожалуйста! Я…

Сдвинулась заслонка щели: наверное, ее делали для почты или подношений, а может, того и другого. Из нее выпал созданный Айнаром кинжал.

— Возьми, это твое, — услышал он голос Барри.

— Откройте! Здесь никого, и…

— Убирайся!

Айнар еще раз ударил кулаком, но теперь дверь превратилась в настоящий монолит. Розовое небо потемнело, как будто наступала ночь — «но сейчас даже не вечер».

Айнар поднял кинжал и выставил его вперед.

«Я не умею драться».

«Я всего лишь беглый раб, и если и убил кого-то по имени Эрик Камерр, то… я не помню».

«То есть, почти не помню».

— Отвали, Билли, давай потом будешь разбираться с голосами из прошлого.

Айнар осознал, что разговаривает с собой.

Он шел вперед. Звал Иванку — в животе словно камень ледяной шевелился, каждый крик отражался от камней, от задвинутых ставен в окнах, наглухо закрытых, как будто задраенных изнутри дверей. Розовый от «ряски» город стал багряно-красным. Отраженный свет тек под ногами, и Айнару казалось, будто он бредет по колено в крови.

Она появилась перед ним: Красочная Леди. Циана тар-Оронен собственной персоной, ожившая копия собственной статуи. Волосы у нее меняли цвет, оставаясь в диапазоне красного — от кармина до нежно-розового, как сахарная вата. Айнар не был уверен, что знает, что такое сахарная вата.

— А, вот и ты, Гаситель, — Красочная Леди протянула к нему руку.