— Да и тьманник с ним, — буркнул Конрад.

— Принес какую-то картинку, просит чего-то там выковать. Я ничего не понял, так он попросил сам поработать в кузне.

— Да и тьманник…

— Говорил, колодец сделает, чтобы сам воду качал. Он, мол, туда сунулся, а там ручей. Только на самом дне. Твердил, мол, теперь-то точно все получится как нельзя лучше.

Конрад грохнул глиняной кружкой о стол.

— Блаженный он. Болтает всякое.

Еще и Иванка за ним шастала, «книжку» все просила посмотреть. Слыханное ли дело, книжку! Она бы еще Светочем назвалась!

Клаус заухмылялся в русую бороду и в свое пиво.

— Боишься, что Иванка с чужаком спутается?

— Не боюсь. Она девка хорошая, работящая. Зачем ей дурной тесхенец? С этими еще штуками в глазах…

Круглые блестяшки, похожие на очищенный резервуар для Искр, пугали не меньше странных речей и «книжек», и порой все-таки Конрад сомневался: а ну как правда тесхенец — Светоч? Но они другие, совсем другие, у них золотые и серебряные пальцы, а на кончиках ногтей сияющая пыльца.

— Он обещался скоро уйти, — пресек разговоры Конрад. — Так что и болтать не о чем.

Все по-прежнему слушали — и Олаф, и Гунтрам, и Калле, и даже Улле с пола приподнялся, разлепил глазенки, вытаращился, чего это все болтают, а потом снова захрапел под длинным столом.

Только настроение испортили, подумалось Конраду, и он ушел, злой на весь свет. Гнать чужака в шею, загостился, вот что.

***

От колодца тянулись зачарованные Искрами крепленые веревки и жилы, на земле валялись желтовато поблескивающие в лунном свете бронзовые трубы, а рядом, на дерюге, какие-то незнакомые штуки. Тесхенец прикручивал одну такую к трубе, и уже этого хватило бы Конраду, чтобы рявкнуть — «че за тьманниковы потроха еще», так еще и Иванка рядом крутилась. Ведро с молоком стояло чуть поодаль: она доила корову, а до дома не дошла. Подсела к чужаку, заглянула за плечи, он ей протянул одну из своих «штук» и что-то негромко объяснял.

«Ах ты ж…»

Конрад ускорил шаг. Кулаки сами собой сжались: ишь ты, раненый-больной! Помогли умирающему! Не зря, видно, ему дырку в пузе проковыряли! Заслужил! А Иванка — тоже хороша, так и липнет к тесхенцу, и он ее не гонит, вон белую ее ладошку в свою смуглую лапищу схватил.

— Эй ты! — Конрад воздвигся над дочерью и чужаком. С носа Айнара Венегаса чуть его стекляшки в железной проволоке не слетели. Иванка ойкнула, вскочила — в пальцах у нее блестела та самая штука.

— Значит, помогаешь, да?

— Да, господин.

Айнар Венегас поправил «стекляшки» (Конрад некстати вспомнил, что слышал название: «очки») указательным пальцем:

— Я собираюсь создать систему, которая будет качать воду. Повезло, что тут не просто колодец, а настоящий подводный ручей, но ведь и не зря же деревня Малые Ручейки называется, правда?

Болтал. Зубы заговаривал. Иванка мяла коричневую юбку из некрашеной холстины. Штука у нее между пальцами так и поблескивала.

— Дай сюды, — приказал Конрад.

Дочь покосилась на Айнара. Тот кивнул. Иванка протянула «штуку» отцу.

Конрад отродясь ничего похожего не видел. Вроде двойного куска трубы или огромного неуклюжего перстня, но внутри неровности, завораживающий повторяющийся узор.

— Это еще что такое?

— Деталь для насоса. Внутри резьба, — опять завел свою тесхенскую заумь чужак.

Конрад засопел.

— Система называется водяной таран. Вот это, — он еще и какую-то флягу, тоже из бронзы, показал, — будущий резервуар. Вода подается по трубе, как раз есть небольшой наклон, его хватит. Когда вода поступает в корпус насоса, закрывает клапан. Образуется давление. Часть воды выталкивается наверх, вот сюда, — он повертел эту «флягу». — Потом воздушный колпак опускается обратно, и вода идет наверх… простая конструкция. Прослужит много лет. А это заглушка. Чтобы перекрывать воду, когда она не нужна.

Конрад стоял и сопел.

Он понимал отдельные слова. «Вода», «наверх» и прочие. Остальное — трескотня, пропустить бы ее мимо ушей, но мать Конрада дураков не рожала, и он проговорил, роняя каждое слово, словно кусок этой бронзовой трубы:

— Вода будет качаться без Искры?

— Да, господин Конрад, — белые на фоне смуглой кожи зубы тесхенца блеснули. — Вам не понадобится приобретать эти… концентраты магии. Искры, да. Правильно.

Иванка попятилась, а потом кинулась между отцом и Айнаром, и только поэтому Конраду удалось сдержать удар. Он оттолкнул дочь и схватил чужака за шиворот.

— Ты никак против Светочей бунтовать собрался?

Брызги слюны летели в лицо тесхенца. «Очки» его снова по-дурацки сползали.

— Просто механизм, господин Конрад. Просто механизм, который…

— Заменит Искру.

Конрад все-таки ударил тесхенца в челюсть. Губа лопнула, из-под кожи брызнула кровь.

— Отец! — снова бросилась к нему Иванка, назойливая, как собачонка. Конрад вцепился в ее мочку уха:

— А ты, дура, знай себе хулу на Светочей слушаешь! Глазки-то растопырила, уши навострила! Кыш отсюда, девка безмозглая!

Искра колодца слабо светилась. Она была чужая, заемная, и Конрад прошептал молитву одними губами: «Светочи, помилуйте», а потом склонился. Целехонька. Не осквернила тьманникова ложь.

Айнар подошел к нему. Конрад снова сжал кулаки: драки хочешь, щенок? Так получишь! Во имя Светочей и Искр!

— Магия цела. Но если вы позволите…

— Вали к тьманнику, чужак. До утра даю срок. Чтоб завтра духу твоего здесь не было!

Конрад развернулся и зашагал к дому. В груди что-то клекотало, а руки тряслись.

***

Он проснулся от крика. Во сне привиделась какая-то чушь с самодвижущимися трубами, блестящими деталями, и все это гналось за Конрадом. Крик вплелся в дурной сон еще одним дурацким образом. Конрад поначалу даже обнял жену, собираясь перевернуться на другой бок — темно еще, рано, — но крик повторился.

— На помощь!

Звал тесхенец.

«Да чтоб он провалился», — но Конрад уже натягивал штаны с рубахой, ковылял во двор, сквозь сон щурился: прибьет все-таки чужака, вот заслужил.

На суховатой траве возле колодца лежал кристалл с Искрой. Искра трепетала, словно колотилось сердце.

— Ах ты ж тьманников выродок! — успел ругнуться Конрад, только потом сообразил: Искра-то цела, ее просто из колодца вытащили, а вот тесхенец и впрямь торчит возле темного провала, тянет на себя веревку. И зовет на помощь, а совсем рядом с каменным кругом лежат великоватые на пару размеров деревянные ботинки Иванки.

«Убью», — подумалось как-то прохладно, вроде даже без особой злости. «Убью гада».

— Она туда… решила установить… — разорялся Айнар, — конструкцию! Простите! Я объяснял, но не думал… Колодец узкий! Решила, что сумеет!..

«Убью», — снова подумал Конрад сквозь горечь во рту с привкусом желчи. Он уже достиг колодца и тоже потянул веревку.

Без толку.

Вытащить не получалось даже вдвоем.

Тощая и легкая Иванка на том конце стала тяжелой, как утопленник — или впрямь уже утонула. Вода внизу быстрая, унесет — чихнуть не успеешь.

Обрывок веревки болтался на вороте.

«Вода ее уносит», — вот почему Иванка тянула вниз. Они боролись с глубинным течением, сильнее которого только Искры.

— Я… успел. Ухватил, — губы Айнара побелели, но держал крепко. Конрад мог только рядом схватиться и ругаться, кляня всех родичей тесхенца до десятого колена.

Дочь-то внизу. В сырой глубокой тьме.

— Держите крепче, — раздался ее голос, и Конрад понял, что не дышал давным-давно, а теперь вдохнул полной грудью. — Скоро закончу!

— Ах ты ж дура-девка! — зашелся Конрад. Кто-то в глубине его головы спрашивал: а Райне чего скажешь? А мелким? А соседям? И как жить-то дальше будешь, и корову-то с телкой пасти надо, кто будет это делать без Иванки? На последнее он сам обозлился и велел этому, внутри головы, замолкнуть, вслух же клял тесхенца с его задумкой.

— Если бы… привязать на длинную палку… — бормотал тот. А потом громко: — Иванка? Все хорошо?