Переломанными руками, располосованным телом. Заключил в крепкие горячие объятия и шумно дыша проговорил в самое ухо:

— Леночка… Леночка моя… Любимая!

А потом обмяк, потеряв сознание.

На писк приборов в палату прибежала медсестра, ворвалась свекровь, что-то мне высказывая. Меня отвели в сторону, стали закреплять все обратно, а я все плакала и плакала.

Нас всех выгнали из палаты, но я все равно знала, что поступила правильно. Пусть не думает там соскочить и прощаться навсегда. Ему теперь еще в жизни третьего ребенка участвовать минимум до восемнадцати. Пусть не отлынивает, я одна его воспитывать не буду!

Я рухнула на диван в коридоре и трясущимися руками достала телефон. Не знаю, что я там собиралась увидеть, но увидела… сообщение из вконтакта.

С той самой аватаркой с цветочком.

Мне писала Наташа. И ничего хорошего от нее я не ожидала.

Надо было удалить, не читая, но пока жизнь меня не всему научила.

Руки затряслись еще сильнее, и живот потянула нехорошей болью.

Ох, мало меня мама лупила, мало.

Но я все равно поднялась, извинилась перед свекровью, которая сурово поджала губы и выбежала во двор больницы, чтобы прочитать и отреагировать без свидетелей.

Едва я открыла сообщение, словно меня тут и ждали, замигал аудиовызов.

Я нажала прием.

— Что ты от меня хочешь? — Без обиняков спросила я. — Извиниться, надеюсь?

— Нет, дорогая женушка, хотела испортить тебе твой триумф, — раздался визгливый голос этой стервы и у меня даже зубы заболели.

— Триумф? — Удивилась я.

А потом догадалась, что она наверняка не знает про случившуюся беду.

— Конечно. Нытьем своим унизительным вынудила мужика вернуться. Ненадолго! На мое место придет другая, моложе, красивее и искуснее и уж она-то у тебя твоего Мишаню отобьет!

Она умудрялась говорить с торжеством даже в такой ситуации, где точно проиграла.

— Ничего ты не понимаешь, — вздохнула я. — Пожелала бы тебе чего плохого, у меня сбывается. Но ты даже этого не заслуживаешь!

— А я заслужу! — Нагло заявила Наташа. — Мне кажется, ты недостойна такого мужика!

— И что ты сделаешь? Миша твоей головой разве что пол теперь вымоет.

— Дождусь, пока твоему сынуле исполнится восемнадцать и соблазню его!

Я аж задохнулась. Совсем охренела баба, что ли?!

Ваньку? Ему же пятнадцать лет едва! И она своей… беспутной личностью, не сказать грубее, своими аморальными принципами, своими фокусами собирается моего мальчика соблазнять?!

— Ты больная, что ли? — Спросила я как можно спокойнее, хотя сильнее всего в этот момент я хотела размозжить ее башку об асфальт.

— Нет, здоровая. Просто ненавижу тебя так, что сил нет! Так что подожду, дождусь своего… А мальчик на меня уже смотрел знаешь как? Потные ладошки потирал, ночами мечтал! Телефончик его у меня есть, никуда не денется. И любит наверняка такое же сладенькое, что его папашка. Хорошо я придумала, а?

Меня чуть не вывернула наизнанку.

Я молча вырубила телефон и долго стояла, наклонившись и дыша через силу.

Мне надо заботиться о сыне. О моем маленьком, который с момента зачатия уже прошел столько испытаний. А эта тварь не сможет разрушить мою жизнь… еще раз.

Обида, горечь и боль накатили на меня снова, еще раз.

И я поняла, что не могу это оставлять как есть. Вот только законных способов справиться с ней у меня нет.

И тогда я посмотрела на свой телефон.

Открыла диалоги в мессенджере и нашла один из последних.

Напечатала:

«Дим».

Если Миша узнает, он меня убьет.

Неважно.

Он отозвался мгновенно:

«Я уже тебе понадобился, любимая? Добить мужа? Увезти тебя на край света? Что пожелаешь?»

Я скинула ему контакт Наташи и добавила:

«Лучше бы ты обезвредил эту тварину, Дим. Тогда бы я поверила. И не то чтобы простила… Нет. Но…»

«Понял».

Сообщение замигало и исчезло. И вообще весь диалог исчез, будто не было.

Я стерла контакт Наташи, а потом подумала и удалила весь аккаунт.

Все, у меня ничего не осталось.

Можно возвращаться к Мише.

Наверное, не стоит ему говорить, что я уже приняла решение.

Да и не было никаких других вариантов. Ведь все, что говорили мне свекровь, подруга и мама, все, что я думала сама, все, что сам Миша говорил — все правда.

Я не тот человек, кто сможет бросить человека, которому обязана всей своей жизнью, в такой ситуации. Не смогу оставить сына без отца. И не смогу глядя в глаза сказать ему «Подыхай».

Я вошла в палату и сразу уперлась во взгляд засиявших черных глаз. Миша помахал мне, чтобы я подошла и села. Прижался ко мне, подтянул мою руку к губам и едва-едва ее поцеловал.

— Теперь мне есть, ради чего жить, — негромко сказал он. — Я выкарабкаюсь, Лен. Я буду ходить, я буду жить, я еще буду таскать его на плечах. Клянусь. Ради тебя и ради его. Ты знаешь, какой я упрямый. Ты знаешь же?

— Знаю, — сказала я и провела ладонью по его отросшим волосам. — За это и люблю.

Его глаза вспыхнули ярче тысячи солнц, но сказать он ничего не успел.

В палату после короткого стука вошло сразу трое полицейских.

Я собралась и повернулась к ним с серьезным выражением лица.

Предстояла тяжелая работа.

Все было хорошо. Настолько, насколько может быть с человеком, у которого до сих пор были страшные мигрени, а на перемену погоды болели все кости. Но я не жаловался. Потому что после того, что я натворил и после того, чем за это расплатился, то, что я передвигался на своих двоих — было натурально чудом. А боль… Боль проходит. Теперь я это точно знал.

Самой страшной болью был не тот момент, когда Лена спокойно отказалась от меня навсегда, и я ушел, уже понимая, что никогда ее больше не увижу.

Кстати, ошибся.

Самой страшной был тот день, когда я вдруг почувствовал, что люблю ее… Не только платонически. Что все те отбитые части, над которыми, как выяснилось, старались особенно — ожили.

Я не поверил своим ощущениям и потрогал. А потом ворвался к Ленке в ванную, где она лежала в клубах ароматной пены, держа в руке свое татуированное достоинство.

До сих пор мы вдвоем праздновали каждую возвратившуюся функцию моего организма. Надо отпраздновать и эту.

Я любил ее и другими способами, доступными мне.

Потому что не любить эту женщину ни один мужчина не мог. И я оставался мужчиной, даже зная, что могу уже никогда не суметь взять ее как положено.

Вот в тот день она и сказала очень серьезно:

— Миш, давай отложим. Нам надо поговорить.

Ох, как я ее… Любил. В тот день. В тот вечер. В ту ночь.

До криков, воя, до просьб о помиловании.

Проверил свою вернувшуюся мужскую силу по полной программе.

Это был единственный способ куда-то деть всю ту ярости, что я испытал, узнав, кому обязан этим своим состоянием.

А потом узнав о том, что она сделала. Что она написала своему Диме еще раз. Уже после того, как он чуть не убил меня, ее…

ОНА ЕМУ НАПИСАЛА.

Если бы я так не любил эту женщину, я бы с ней развелся в тот день.

Но я уже знал, что такое мир без нее. Наказывать себя еще и этим я не собирался.

— Ты уверен, что это было наказание? — Прошептала она под утро.