— «Манифест генерала барона фон Врангеля». Эту штучку списал и опубликовал наш пролетарский поэт Демьян Бедный!

И он, важно заложив одну руку за борт кителя, начал:

Декламировал он по-любительски, с пафосом, усиленно нажимая на немецкий акцент барона:

Однако последние строфы:

были прочитаны им с таким гневом, такое строгое стало у него вдруг лицо, что слушатели, не выдержав, поднялись с мест и наградили Почуткина громкими продолжительными аплодисментами.

Среди фабричных комсомольцев нашлось много певцов, плясунов, декламаторов. Объявился даже собственный поэт. Правда, голос у поэта не в пример почуткинскому был писклявый, но в зале стояла уважительная тишина. Он читал антиполицейскую поэму:

Читал он долго и вдруг, вытерев ладонью вспотевший лоб, неожиданно для всех признался:

— Покамест хватит!.. Вторую часть поэмы я еще не надумал...

— Ясно! — крикнули из зала. — Дальше про Октябрьскую революцию будет.

— Если все ясно, выходит, больше и сочинять не надо... — заявил поэт под общий хохот...

Словом, концерт удался. Все были довольны. После небольшого перерыва ожидались танцы.

— Вальс! Первый вальс! — сложив руки рупором, громко провозгласил Вадим Почуткин.

Капельмейстер милицейского духового оркестра взмахнул дирижерской палочкой, и из медных труб полились плавные и рыдающие звуки вальса «Грусть».

Каменцев был прав, говоря Никифорову, что «Макаровская фабрика — королевство женщин». Даже присутствующие сегодня сотрудники уголовного розыска и те растворились в этом «королевстве». Кавалеров явно не хватало, и на нетанцующего и смущенно теребящего пуговицы Юрия многие из «королев» поглядывали с нескрываемым ожиданием.

Открывали вальс Яша Терихов, друг Юрия, и секретарша начальника уголовного розыска Ася. Яша ловко кружил свою даму, ремни на его черной гимнастерке с красными петлицами поскрипывали, начищенные сапоги блестели.

За ними, выделывая ногами замысловатые па и уверенно держа за талию сероглазую блондинку небольшого роста, следовал Почуткин, за Почуткиным — старший милиционер Егор Иванович Тюленев с пожилой дородной текстильщицей.

— На танцах надо танцевать, а не изучать потолок, — услышал Юрий чей-то смешливый голос.

Вздрогнув, он нерешительно обернулся и, увидев тоненькую черноволосую девушку, невольно принял бравую позу.

Юрий помнил многих своих сверстниц с фабрики если не по имени, так по фамилии, эту же никогда раньше не встречал ни в цехах, ни на собраниях, ни в клубе. То, что девушка была в красной косынке, парня не удивило (красные косынки носили почти все женщины Макаровской фабрики), его поразили хромовые фасонистые сапожки на каблучках. Остальные девчата щеголяли в простых шнурованных ботинках, кое-кто был даже в пимах.

— Почему вы так смотрите на мои сапоги? — прежним тоном спросила девушка. — Они вам не нравятся?

— Нет, почему, — начал робко Юрий. — Сапоги мне очень нравятся.

— Знаете, когда в нашем детском доме был выпуск воспитанников, — продолжала девушка, — то всем подарили по паре таких сапог... Заведующий раздобыл...

— Вы жили в детском доме?

— Ага... А вы, говорят, раньше здесь работали?

Юрий радостно кивнул.

— Нам в детском доме с биржи труда разные направления прислали. Биржа труда над нашим детским домом шефствовала... Мы стали тянуть жребий, и я вытащила направление сюда, на фабрику... Вас Юрием зовут?

Юрий кивнул снова, злясь на себя за робость.

— А меня Тамарой... Пойдемте танцевать?

— Танцевать?

— А что?

— Я... Я скверно танцую.

— Я вас научу... Только слушайтесь, и дело пойдет...

Тамара была легкой и ловкой. Тем не менее Юрий, испуганно втянув голову в плечи, все время умудрялся натыкаться на соседние пары.

— Не тушуйтесь! — серьезно сказала Тамара. — Скоро мы так растанцуемся, что все нам станут завидовать.

— Обязательно! — пыхтя согласился Юрий и... наступил Тамаре на носок сапожка.

— Я не почувствовала, не почувствовала! — успокоила она незадачливого кавалера. — Знаете, когда мы в детском доме учились танцевать, так все ноги друг другу пообступали... Заведующий первоначально нам вальсировать не разрешал, спать гнал... А мы всей комнатой ночью встанем, подыграем себе на губах какой-нибудь веселый мотив — и вертимся, вертимся... В конце концов заведующий поверил, что в танцах никаких старорежимных предрассудков нет, и даже специального учителя из бывших буржуев нанял...

— Может, вам надоело со мной танцевать? — жалобно шепнул Юрий. Ему показалось, что он опять наступил партнерше на носок.

— Нет, нет! — заверила Тамара. — Знаете, здесь, на комсомольском бюро, тоже долго спорили: можно ли фабричным ребятам танцевать, когда страна только-только из разрухи начала выходить. Ведь дела поважнее есть. И о мировой революции кто думать станет? А что?.. Были и такие разговоры... Ну, Вадим Почуткин всех, конечно, убедил, сказав, что хуже будет, если союзная и несоюзная молодежь начнет свой досуг проводить одиночным манером по всяким мещанским клетушкам и каморкам... Молодежи ведь веселья хочется!.. Почему ей нельзя в своем коллективе отдохнуть и повеселиться?.. Большинством голосов танцы в клубе затвердили...

Медь духового оркестра неожиданно смолкла. Несколько секунд в зале стояла тишина: танцующие не могли прийти в себя после такого бурного вальса.

Вскоре грянул веселый зажигательный краковяк. Тамара, топнув несколько раз в такт музыке каблучками сапожек, выжидающе глядела на Юрия. Но, пока Юрий смущенно «изучал потолок» и решал: демонстрировать ему вновь свои танцевальные способности или нет, к ним подлетел Борис Котов, обнял Тамару за талию и в момент исчез с ней в толпе.

Юрий старался отыскать в кругу танцующих Тамарину косынку, но не мог. Косынки алели по всему залу. Да тут еще какая-то бойкая девушка пристыдила его, сказав, что нехорошо, когда такой степенный мужчина не танцует, и «степенному мужчине» ничего не оставалось, как войти в общий круг.

К счастью Юрия, капельмейстер решил дать отдых музыкантам, и был объявлен десятиминутный перерыв. Но только Юрий собрался отправиться на поиски Тамары, как его тронул за портупею Яша Терихов:

— Пойдем-ка, покурим...

— Да я...

— Пойдем, пойдем на крыльцо!.. Здесь, понимаешь, жарко. Проветриться не мешает...

Никифоров не принимал участия в танцах. В то время, когда зал клуба Макаровской фабрики дрожал от медных тарелок и топота ног, он в коридоре беседовал с пожилыми рабочими. Его спрашивали о многом: и о провокациях петлюровцев на советско-польской границе, и о чеканке серебряных и медных монет, и о «вольной» торговле, и о смычке с деревней, и об Ирбитской ярмарке. И начальник угро старался поделиться новостями, какими мог.

Собеседники Никифорова в знак согласия кивали и вздыхали. Ведь немало стране надо! Хозяйство-то начали восстанавливать, по сути дела, на пустом месте. И сколько предстоит сделать? Хлеб, к примеру, нужен? Нужен. А обувь, одежда, топливо, станки, паровозы, автомобили, аэропланы, деньги? Все нужно.