— Пугаешь, что ли, отец Кичига?

— Не пужаю, Прохор Александрович... Сам все понимать обязан.

Прохор и без намеков понимал: главарь здесь Кичига. Но случись провал, отвечать в первую очередь будет он, ротмистр Побирский. Остальные окажутся в тени: никто ведь из членов шайки не ходил в белогвардейских карателях. И Прохору, чтобы новые друзья не выдали его, многое из сегодняшних дел придется взять на себя... «Ну, бес с тобой! — пренебрежительно подумал «есаул». — Если что, я ведь первый смоюсь... А пугать меня не стоит, я не из пугливых...»

И как ни в чем не бывало он обратился к Кичиге:

— Кошевка где, отец Кичига?

— Под сараем стоит, — ответил Кичига, — соломкой я велел ее закидать.

— Прикажи завтра снять кошевку с саней и уничтожить... Службу свою она сослужила.

— Как сослужила, Прохор Александрович?

— Седина у тебя в волосах, а самого простого понять не можешь... Кошевка наша, отец Кичига, уже примечена...

— Выходит, опять, Прохор Александрович, ты прав... Благослови тебя владыко небесный!.. Утром кликну Гришку-Артиста и заставлю кошевку сжечь... А на чем выезжать будем?

— Давай, отец Кичига, в городе поищем работы... В городе, глядишь, ни саней, ни кошевки не потребуется...

В дверь спальни раздался условный стук.

— Кто еще там? — сердито крикнул Кичига. — У нас сурьезный разговор...

— К вам, отец, пожаловали, — приоткрыв одну створку, сладеньким голоском пропела вдова Аграфена. За ее пышной прической с огромным костяным гребнем виднелась подстриженная в скобку шевелюра Женьки-Кержака.

— Глянь-кось! — воскликнул Кичига. — Кого еще нам господь шлет!.. Заходи, Женька, заходи... Будь гостем... А ты, ягода, отсюдова рысью!.. Не для твоих нежных ушей тут беседа...

Женька, не ожидая, очевидно, встретить на постоялом дворе Прохора, растерялся.

— Тебя приглашают али нет? — начиная сердиться, зазывал его Кичига. — Иди, не бойся... Мы, благодаря создателю нашему, не волки, не кусаемся.

Осторожно потянув створку, Женька втиснулся в спальню.

— Садись рядом с Прохором Александровичем, — по-хозяйски дозволил Кичига. — Отдышись... Бражки попробуй...

Но Женька неожиданно брякнулся на колени посреди спальни и мрачно прохрипел:

— Отпустите меня!

— Ну, ну! — удивленно нахмурился Кичига. — Хватит... Ну!..

Однако, Прохор, внимательно глянув на Женьку, остановил Кичигу.

— Погоди, погоди, отец!.. Разреши ему исповедаться... Встань, Женька!..

Поднявшись с пола, Женька почистил коленки и, собравшись с духом, опять прохрипел:

— Отпустите меня!

— Куда? — ничего не понимал Кичига.

— Из ватаги вашей отпустите!.. Не могу я более свою душу губить... Раньше, когда храмы грабили, забавно было... А на людей с умыслом нападать, да еще маски напяливать!.. И зрить, как женщину слабосильную пистолетом бьют...

— Стоп! — вскочил с лавки Прохор. — Болтаешь лишку!..

— Отпустите меня... В Сибирь уеду, в промысловую артелку впишусь... Я же охотник...

— Ты мне, Женька, свой кержацкий крест на верность целовал, — гневно приблизился к нему в накинутом на плечах одеяле Кичига. — Бесстыдный богоотступник!.. Тот, кто крест целовал...

— По-честному прошу, отпустите! — перебил Женька и добавил с едва заметной угрозой: — Не отпустите добром, самолично сбегу.

— Не пужай! — показал ему кулак Кичига.

А когда Женька ушел, он, стуча зубами, допил из ковшика брагу и лишь после этого жалобно спросил у Прохора: — Ну, как?

— Чего «как»? Хороший подарочек преподнес нам твой кержак! Вот он серьги певичке, небось, вернуть изволил. Наверняка те серьги уже в твоем разлюбезном уголовном розыске... А завтра Женька...

— Не поминай змею подколодную! И сам же я его на сердце пригрел!

— Как не поминать? А кто тут, в комнате, сейчас сбежать грозился? Я, что ли? Ну-ка, отвечай, что ты с этой змеей делать намерен?

— Что и ты, Прохор Александрович. Ну, а квартировать покамест здесь будешь. Постоялый двор, что царство Вавилонское, народу всякого много... Никто тебя не признает, никто тебя не окликнет... Аминь!..

В горнозаводском поселке бандиты, как выяснилось, не оставили никаких следов; в лавке Башкайкина был проведен самый тщательный осмотр и опрошены все свидетели. Ничего толкового не могли рассказать и жители маленькой лесной деревеньки. Одно было ясно работникам уголовного розыска: из поселка так же, как и после нападения на ирбитский поезд, бандиты умчались в сторону города...

Пока черным маскам везло, но на днях Никифоров наконец-то получил пакет из Сибири. Сибиряки лаконично писали, что по обским городам совсем недавно гастролировала шайка некого Прошки-Офицера. Многие свои преступления эта шайка совершала в черных масках. Самого Прошку-Офицера захватить не удалось, но арестованные сообщники показали, что родом Прошка с Урала, а в годы гражданской войны подвизался там в колчаковских карательных отрядах. Однако никто из них не слышал никогда фамилии главаря. В конце послания прилагались внешние приметы и привычки Прошки, записанные со слов членов разгромленной шайки. В частности, указывалось на то, что он любит покусывать губы...

Феликс знал, что от каждого «малюсенького» дела могут протянуться нити к другому, более значительному. Поэтому он внимательно изучал любые данные и выслушивал все версии, могущие, по его мнению, пролить свет на личность Прошки-Офицера.

В сибирском пакете не указывалось, уроженцем какой местности Урала был главарь шайки. Он мог быть и из Ирбита, и из Камышлова, и из Красноуфимска, и из Тагила, и из самого что ни на есть захолустного уральского села. Прозвище «Офицер» тоже ни о чем не говорило. Но Феликса настораживал один момент: в городе хорошо помнили Прохора Побирского, наследника извозного заведения «Побирский и сын». Этот наследник имел офицерский чин, служил у Колчака и оставил о себе недобрую память. Да и имя Прохор, очевидно, было не так уж распространено в офицерской среде. Поэтому фигура Побирского наиболее реально выступала в этом деле. Согласился с Феликсом и Никифоров. К сожалению, фотография Прохора, которую удалось раздобыть, относилась к годам, когда он еще учился в старших классах местной гимназии. Тем не менее Феликс сделал с нее копию и отправил фельдпочтой в Сибирь. А вдруг арестованные грабители узнают в гимназисте своего бывшего атамана. Под наблюдение в городе срочно были взяты все подозрительные места. Кроме того, по районным отделениям милиции и милицейским постам Феликс разослал депеши: обратить особое внимание на сани с кошевками. Однако никаких дополнительных сведений в уголовный розыск пока не поступало.

«Неужели наши поиски снова зашли в тупик? — думал Феликс, шагая по кабинету. — Но ведь банда наверняка опять к чему-то готовится...»

Сегодня с раннего утра Никифорова вызвали в губернское управление милиции на совещание, помощник его заболел, и Феликс остался за старшего начальника. Перед ним на столе лежал список всех государственных, кооперативных и частных магазинов, лавок и киосков как в самом городе, так и в окрестностях. Частных торговых точек в списке числилось больше, но все это были мелкие предприятия, и обслуживались они самими владельцами.

Черные маски вряд ли осмелились бы напасть на такие солидные магазины, как Уралторг, Пайторг, Текстильторг, где имелась вооруженная охрана и выручка каждый вечер обязательно сдавалась в банк.

Оставались нэпачи, вроде торговца мехами Федора Растегаева, который чуть ли не ежедневно публиковал в газете рекламные объявления. В день закрытия Ирбитской ярмарки Растегаеву удалось по дешевке приобрести целую партию чернобурок и норок, и теперь он усиленно зазывал в свой магазин покупателей. С ним в рекламе соревновались владелец часового киоска Занов, хозяйка бельевого ателье Силина, булочник Иванов.