Парень отрицательно покачал головой, встал прямо, показывая, что категорически не собирается даже пытаться ее ударить:

— Зачем мне это? Я ведь не собираюсь драться на каждом углу.

— А ты и не должен, — женщина качнула головой и тоже встала ровно. — Борьба — это лишь способ. Ты боишься себя, боишься своих способностей и силы. Но ты должен ударить. Ударить не так, как ты это делал раньше в течение наших тренировок, а по-настоящему, ото всей своей души. Потому что лишь так ты поймешь, что можешь это сделать. Можешь использовать силу, не теряя контроля. По правде говоря, за это время я довольно неплохо тебя узнала. Ты удивительно спокойный и миролюбивый человек. Не вспыльчив, не задирист, не имеешь проблем с контролем гнева. Ты добрый. Поэтому ты боишься навредить людям. Но именно из-за твоего характера я и не понимаю твоего страха сорваться.

— Никто не понимает, — буркнул Эд.

Вздохнул, покачал головой и сжал двумя пальцами переносицу, хмуро зажмурившись.

Мари посмотрела на него, как на несмышленого щенка и села на маты, похлопав рядом с собой рукой:

— Садись, я расскажу тебе кое-что. Если ты пообещаешь сохранить мою тайну.

Эд удивленно вскинул брови, но любопытство быстро взяло верх и он сел рядом, коротко кивнув:

— Хорошо.

— Я была рождена в семье отреченных, — спокойно заговорила женщина, устремляя взгляд перед собой. — Сила их крови была насильно заблокирована с помощью магии, они больше не могли принимать форму зверя. Эта утрата сильно сказалась на них. В своем стремлении научиться жить заново, они начали ненавидеть свою вторую ипостась, свое прошлое и оборотней в целом, считая, что более не имеют к ним никакого отношения. Думаю, это было связано с неосознанной завистью и попытками побороть тоску по звериному обличью. Когда появилась я… Я была довольно эмоциональным ребенком и быстро выяснилось, что на меня то заклятие не распространилось. Они не стали меня учить. Рассказывать, как именно нужно контролировать себя и зверя внутри. Все, что они делали, это кричали на меня, повторяли «не смей» и прочее в том же духе. Но это лишь сильнее выбивало из колеи. Я боялась. Боялась себя и их гнева, и этот страх лишь делал все еще хуже. В какой-то момент я не выдержала и сбежала. Сорвалась, отчаялась… Долгое время я была в звериной форме бесконтрольно. Не просто выглядела как собака, я была ею. А потом меня нашли, — женщина расстегнула спортивную кофту и приподняла майку, показывая серию из тонких коротких шрамов, будто вдоль ее бока кто-то сделал серию надрезов. — Я до конца не знаю, что они со мной делали. Но люди в той лаборатории исхитрились вернуть мне человеческую форму силой. Но их способностей не хватило, чтобы вернуть человеческое сознание. С телом человека и инстинктами зверя, по их воле я творила жуткие вещи. А они записывали. Потом изменяли меня и снова записывали. Что-то вживляли, проверяли, вырезали, снова вживляли. А остальное время держали в серебряной клетке, чтобы не рыпалась.

Она замолчала, продолжая смотреть в пространство, словно снова была там, в жуткой лаборатории, а Эд смотрел на нее, затаив дыхание. Эта женщина… Ему хотелось спросить, как она смогла вернуться, снова стать человеком. Как смогла выбраться из этого кошмара и превратиться в ту, что сидела сейчас рядом с ним. Но он молчал, не в силах открыть рот.

Но Мари сама тряхнула головой, словно отгоняя видение, и продолжила, едва заметно изменившимся голосом:

— А потом лаборатория запылала. Запертая внутри, я думала, что умру там, в этом убийственно ярком огне и горьком дыму. Но из дыма пришел ангел, — она усмехнулась, устремленный в пустоту взгляд потеплел. — По крайней мере, я так подумала, слезящимися от жара и гари глазами глядя на проявляющийся в клубах дыма силуэт. Он открыл клетку и протянул ко мне руку. А я… не способная контролировать себя, я укусила его. Вгрызлась зубами в протянутую руку, повалила его на землю. И знаешь, что он сделал? Он погладил меня. В то время, как мои зубы все глубже вгрызались в одну его руку, второй он гладил меня по голове. «Хорошая собачка». Вот что он сказал, даже не попытавшись меня ударить. «Но я хочу увидеть человека, сокрытого в тебе». И я не знаю почему, но я очнулась. Глядя в его спокойные глаза, на его улыбку сквозь боль, я пришла в себя. Он вывел меня, фактически вынес на руках. Мы оставались за гранью отсветов пожара и смотрели на пылающее здание. «Я отпущу тебя». Вот что он сказал, отдав мне свой плащ. Именно в тот момент я осознала, что свобода, о которой так мечтал зверь внутри меня убийственна. И это заставило меня испугаться. Действительно испугаться. Я хотела сказать ему, чтобы он не оставлял меня. Ведь без контроля я буду убивать. Но уходя, он дал мне один совет. «Не бойся себя. И другим не нужно будет бояться. Страх порождает смерть. Каждый из нас может ошибаться. Но никогда не бойся». В тот день я назвала его Господином. Его, поджегшего лабораторию своей семьи, вытащившего из пламени не завершенный эксперимент и отпустившего его на волю. Он не учил меня контролю. Но стал тем, ради кого я училась. Стал огоньком, на который я пошла из тьмы. Ведь тогда, протянув мне руку, он подарил мне надежду. И теперь я просто не могу его подвести. Я ощущаю, что ты не доверяешь ему. Он тебя раздражает и вызывает опасения. Но Господин хороший. Действительно хороший человек. Он — мой якорь. Ты должен найти свой. Нечто, что делает тебя человеком. Будь то другой человек, вещь или чувство. Я бы посоветовала чувство. Ты ведь защитник, да?

Ее речь так неожиданно закончилась вопросом, что Эд еще пару секунд смотрел на нее, едва ли не открыв рот, и только потом спохватился:

— Да, Адриан что-то говорил об этом. Кажется.

Голос захрипел, и парню пришлось прочистить горло, чтобы суметь говорить дальше. Его мысли метались, не в силах быстро уложить услышанное в сознании.

— Почему ты не пошел к нему? — Мари выглядела слишком спокойной для той, кто только что поведал такое, причем не о ком-то постороннем, а о себе самой. — Судя по твоим рассказам, он довольно неплохо осведомлен. Может, он знает, как научить тебя получше, чем я.

— Я… — парень отвернулся, еще сильнее поджимая губы. — Больше не могу ему доверять. Хоть он и сказал, что все это было лишь, чтобы выбесить меня, чтобы заставить обратиться... когда он угрожал всем, кто мне дорог, я поверил ему. Уж слишком натурально звучали его слова. И теперь я не могу поверить в то, что он просто играл. Не могу доверять человеку, угрожавшему моим близким.

Женщина кивнула, принимая его точку зрения, и поднялась на ноги, вытаскивая заколку из волос, позволяя им волнами упасть на плечи:

— На сегодня хватит, пойдем. Завтра ты мне нужен будешь свежим и бодрым.

Эд скептически хмыкнул и тоже встал. Все тело ныло, где-то сильнее, где-то слабее, но он все равно очень сомневался, что к утру будет как огурчик. Впрочем, оно того стоило. Получение тумаков, эта история… Парень чувствовал, как что-то внутри начало изменяться, исцеляясь. Как медленно слабел тугой клубок страха, камнем давивший на грудь. Но он все еще боялся. Самого себя и этой новой окружающей действительности, наполненной опасной силой и, возможно, новыми врагами.

— Тебя подвезти? — бросив ему куртку, поинтересовалась Мари.

Парень неопределенно качнул головой, понимая, что здесь ему все равно не позволят остаться, как не позволили этого сделать вчера.

Женщина вздохнула. Подошла ближе и заглянула в глаза:

— Послушай. Я скажу тебе одну очевидную, но очень важную вещь. Ты таким и был. Понимаешь? Это не пришло с укусом, от которого твое тело непоправимо изменилось, стало совершенно другим. Ты был таким рожден. Так почему ты думаешь, что теперь, когда ты просто узнал о себе немного больше, весь мир должен измениться? Что изменился сам ты, твой характер, твои взгляды на мир?

— Потому что я могу… — привычно начал было Эд.

— Не можешь, — с категорической уверенностью оборвала его Мари. — То, что Адриан заставил тебя обратиться не значит, что ты теперь будешь становиться бешеной собакой каждый раз, когда тебя кто-то случайно толкнет в толпе. Это не значит, что придя домой, ты вдруг возжелаешь перегрызть горло матери. Это значит, что при истинной на то необходимости, ты сможешь постоять за себя и дорогих тебе людей. И еще, — она улыбнулась, отступая на шаг. — Я не уверена, что в таком состоянии, как сейчас, ты вообще способен разозлиться без причины или же просто ударить кого-то. Силенок не хватит.