– О! Нет! Нет, что ты! Голодна! Еще как! – я подтянула к себе тарелку с креветками.

– В таком случае, наслаждайся, – он вальяжно откинулся на спинку стула, готовый наблюдать за мной.

Изящная ваза с цветами в центре стола, преграждавшая ему зрительный контакт со мной, вдруг опрокинулась. Звук тонкой струйкой потекшей со стола на пол воды привлек прислугу. В два мгновения они справились с последствиями, пока мы молча продолжали сверлить друг друга взглядами.

– К чему столь варварский подход? Можно же было просто попросить убрать их, – стараясь вложить как можно меньше эмоций в свои слова, упрекнула я.

– Что бы это изменило? – беспечно уточнил причину моей претензии Феликс.

– Эти несчастные цветы не погибли бы так скоро! Мало того что их срезали…

– Эти цветы были рождены, чтобы умереть. Как и всяк в этом мире рожденный. Не имеет значения, случилось это на следующий день после их появления на свет или же месяц спустя. Они сыграли свою роль.

Эво как! Речь не только о цветах! Ну что ж, очередное его высказывание, точно характеризующее мировоззрение Феликса: все, что рождено или создано, имеет одну-единственную миссию – умереть или быть уничтоженным, и совсем не важно, будь то цветок, человек, насекомое, мост. В любом случайном порядке перечисляя, никаких пирамид, все мы дети Природы. И это люди до фига о себе возомнили, а не он недооценивает человеческую жизнь.

Вероятно, я бы поспорила… Но не сейчас. И вообще не с ним! Это стало бы вершиной абсурда: спорить о чем-то столь неоднозначном с кем-то, кто, без сомнения, умнее меня, и опыт за спиной у него колоссальный.

– А ты? Так и будешь пристально смотреть, как я уплетаю все эти вкусности? – Я попробовала перевести тему на что-то менее значимое, мимолетно бросив на него взгляд, который он успел ухватить. По моим рукам в тот же миг побежали мурашки, по спине стекла капля пота. Зачем они так сильно топят или это я сама себя «затопила» от одного его взгляда? Хорошо, что он хотя бы так далеко от меня сидит.

– Угу!

– Разве ты не голоден? – Не успела я собрать мозги в кучу от стойкого ощущения накалявшейся обстановки, как очередная глупость, слетевшая с моих уст, заставила меня напрячься еще сильнее.

Он облегчил мои «страдания» своей легкой и непринужденной реакцией, заверив меня, что уже успел подкрепиться, пока меня ждал. Дичь какая! Неужели он покусал кого-то из персонала? Я покосилась на молодого официанта, дежурившего неподалеку от стола и делавшего вид, что абсолютно нас не замечает, просто натирает и без того кристально чистые стаканы. Проследив за моим взглядом, Феликс цинично усмехнулся.

– Почему люди, ставшие жертвами ваших… хм… ну, ты понял, – я опять бросила взгляд на парнишку.

– Поделившиеся своей энергией с нами, – не опасаясь быть подслушанным, совершенно беззастенчиво Феликс помог мне сформулировать вопрос.

– Кх-кх… Да! Почему они никому не рассказывают о случившемся с ними? Вы каким-то образом внушаете им молчать?

– Нет необходимости нам что-то делать. Природа сама обо всем позаботилась, – вздернул бровь он. – Когда сосуд делится частью себя с одним из нас, между ним и вобравшим возникает особая нерушимая связь, которая длится до конца жизни источника в данном теле. Одно из преимуществ такой связи – сосуду не дано вспомнить однажды с ним произошедшее никогда. Таким образом, разум человека сохраняется в прежнем виде, в каком был до этой встречи.

Юный прислужник перестал пытаться маскировать свое внимание за полировкой посуды и, с открытым ртом, развесив уши, целиком и полностью сфокусировал его на нашей, со стороны явно выглядевшей невменяемой, беседе.

– Другими словами, человек просто не помнит, где он был и что с ним случилось?

– Лишь отчасти!

– Не понимаю…

– Простой пример. Возьмем прекрасную молодую дамочку, уже созревшую для того или иного рода глупостей. Гуляя по парку с друзьями, она встретила кого-то, сумевшего произвести на нее особое впечатление. Она не забудет их встречу, тот вечер, когда он ее покорил. Она будет помнить, где была с ним, о чем говорила. И их совместную ночь она не сумеет выкинуть из памяти до конца своих дней. Только один краткий, но исключительно чувственный момент останется скрытым от нее за кулисой забвенья.

Сомнения о его половой жизни, кажется, отпали.

– И что? Дамочке остается только всю жизнь мучиться?

– Все прекрасно прошло, почему она станет мучиться? – не понял он.

– Впечатление от него – неизгладимое! – подчеркнула я, ясно понимая, о чем говорю: мне и одной встречи, без упомянутой воображаемой ночи, хватило, чтобы не смочь больше выкинуть его из головы. – Всю свою жизнь она теперь только и ждет, что звонка от него, или надеется на случайную хотя бы встречу. Всех партнеров своих, бывших и будущих, невольно сравнивает с ним. А судя по тому, что она созрела «уже», выходит, она молода, и впереди у нее еще целая жизнь. За которую она, с такой завышенной планкой, уже не сможет рассмотреть кого-то другого.

– И?

– И?

– И?!

– И она, по-твоему, счастлива, что ли? – не выдержала я.

– Что по-твоему? Лучше нападать на случайных прохожих? Дабы совсем не оставлять следов в их памяти?

Звук разбитого стекла, донесшийся со стороны нашего зрителя, не заставил меня посмотреть в его сторону.

– Э-эм… ну… наверное, да!

– Ты предпочла бы не побывать у океана совсем, будучи уверенной, что полюбишь его, но тебе не суждено к нему вернуться? Или все же приняла бы этот дар – пусть и один раз, но познать счастье прогуляться вдоль его берега и услышать прибой?

– Счастья дар! – повела бровью я, опуская глаза. – Такая себе самореклама! – пробубнив замечание под нос, я быстро закинула в рот первое, что попалось, для создания видимой занятости. Чтобы не отвечать на его взгляд, если придется.

– Ах-ха-хах!!! Прозвучало, вероятно, кичливо, – залился смехом он. – Но к чему скромничать, когда упоминаешь факты, верно?

Его дерзкий покровительственный взгляд ожидает, кажется, – что?! – моего согласия или одобрения?

Стараясь не подавиться, я дожевала осьминожика, прежде чем ответить.

– Эм-м… любое мнение, как и самомнение, сугубо субъективно, не так ли? А то, что субъективно, является ли фактом? Не имея под собой никакой доказательной базы, как мне кажется, мнение так и остается мнением, и не более того!

Черт, что за потрясающий осьминог, съем-ка я, пожалуй, еще одного!

Оставив мое, по-моему, веское замечание без комментариев, Феликс продолжил сжигать меня взглядом до тех пор, пока я не попробовала все, что хотела, так и не проронив больше ни слова. Я не решилась о чем-либо спросить, опасаясь ляпнуть очередную глупость. И если ему такое безмолвие, судя по его виду, комфортно, то мои нервы натянулись до максимальных пределов к концу ужина.

– Ну что, ты готова? – слегка напугал меня своим вопросом он.

– К чему?

– Собирать доказательства!

Не успела я понять, о чем речь, как он буквально выдернул меня из-за стола, и через несколько мгновений мы уже стояли в центре крепостной площади у богато украшенной рождественской елки.

– Ты с ума сошел! Какого черта ты творишь?

– Принимаю вызов!

– Что? Разве можно так? Я ведь живая… еще!.. Элементарно, я замерзну здесь в таком наряде, – закипела-таки я.

– Ты чувствуешь холод?

– Э-эм… Нет! Но…

– Тогда расслабься, остынь! – шепнул мне на ухо Феликс, на миг сжав мои неприкрытые плечи ладонями. И направился в обход елки.

Я попыталась поежиться, обнимая себя. Мозг будто требовал от меня соответствующей реакции на видимые внешние раздражители, тогда как физическое тело вовсе не испытывало такой необходимости.

– Мы водим хоровод? – не выдержала я, когда он зашел на второй круг. – О! Снег пошел!

Крупные снежные хлопья, неожиданно повалившие, враз внесли чувство праздника в мое настроенье. Побудили к веселью. И коктейльный наряд уже казался только кстати, и от прикосновения снежинок ощущалась лишь их легкость и нежность, и абсолютно точно не было холодно.