– Концентрируясь на пугающем образе, сосуд, четко проецирует его. Страшась и представляя самый худший вариант развития событий, он порождает силу, с которой неспособен бороться джинн, энергетически с ним связанный. Силу желания! – Выдерживая паузу опять, он повернулся посмотреть мне в глаза. – Как ты помнишь, чтобы получить необходимый энергетический запас, нам достаточно и стакана крови, мы не целимся отнять ее всю, лишая источник жизни. Но случается и так, что сосуд попадается… хм… истеричка, не поддающаяся никакому воздействию, решительно настроенная, что ее убивают! Так и происходит.

Ого! Такое себе заявление! Если человек до ужаса боится смерти, он ее получит от «доброго» джинна, который не в силах ему в этом желании отказать. И оправдание придумали!

– А в тех случаях, когда джинн забирает всю энергию до последней капли, – продолжил он, – душе боле не дано переродиться.

– То есть, если я буду бояться, что ты убьешь меня, – ты убьешь меня?!

– Как пить дать! – без зазрения и промедления признался он.

– И больше я не вернусь в этот мир?

– Ни в этот, ни в какой-либо другой – тебя не станет совсем, а след твой останется лишь в памяти пока живущих и навеки – в моей.

– Вот как!

Здесь мне стали ясны многие обстоятельства наших с ним встреч. Когда я опасалась, а не убьет ли он меня часом, несильный, но посыл был. И он шел ему навстречу, даже не сопротивляясь. О чем каждый раз меня и предупреждал. Все всегда зависело от меня!

– Жесть! В тот раз… когда мы смотрели ужастик с О’Дойлами… а я «поняла», якобы ты вампир, и испугалась собственного вывода, зачем ты явился?

– Твой страх был настолько силен. Сквозь расстояние я почувствовал его. И не смог устоять…

– Из Лондона?! За несколько минут!

– Ах-хах!!! Брось! Я в двух кварталах от дома твоего дяди был.

– Что ты сделал с О’Дойлами? Они не заметили твоего визита…

– Ничего особенного, лишь усилил немного их концентрацию на просмотре фильма.

– А Гоблин?

– Вел себя, как подобает воспитанной послушной собаке.

– Они бы даже не заметили, если бы со мной что-то случилось?

– Если бы случилось, – он проницательно посмотрел на меня, – им не посчастливилось бы стать первыми пострадавшими, на ком бы я оторвался, наряду с домом Валентина, быть может, городом… планетой… лучше нам не знать…

Я замолчала, осмысляя услышанное. Выходит, он эмоциональней, чем кажется, и моя финальная смерть, после которой я больше бы не родилась, его бы расстроила. Да с такой силой, что гнев его отразился бы на окружающих. Значит ли это, что я ему дорога? Или это все та же его к моей душе привязанность?

– Но-о… почему… отчего вы не цените человечество, пренебрегаете энергией, питающей вас? Допускаете массовое уничтожение людей, вместо того чтобы способствовать его развитию, – вдруг размечталась я. – Ты только представь, какой симбиоз мог бы получиться, объедини две наши расы знания и возможности, данные вам, с помощью которых человечество, бесконечно питающее вашу расу своей энергией, могло бы существенно улучшить качество жизни на земле. Не это ли гармония и вселенское равновесие?

– Ну да, ваше вечное стремление «улучшить» качество жизни! Вы, люди, зачастую не понимаете фундаментальных вещей. Находя человеческую жизнь исключительно важной, взобравшись на вершину пищевой цепочки, пренебрегаете жизнями всех остальных видов! Используя и разрушая собственный дом, естественную среду обитания – возводите заповедники. Но все, что вы делаете, если взглянуть со стороны непредвзято, – бездумно и эгоистично потребляете! Не имея ни стратегии, ни представления о том, к чему и куда вы идете, – ищете возможности. – Его тон не показался мне возмущенным или упрекающим. Он не обвинял, он просто констатировал факт, не вызывающий у него никаких эмоций. – Я уже говорил тебе, что мы не ищем ответов на вопросы о нашем предназначении. По той простой причине, что нам известна наша роль. И раз ты заговорила о симбиозе, так он предполагает, что одна из сторон имеет выгоду от этого союза. Мы имеем!

Он выдержал некоторую паузу, давая мне возможность переварить услышанное.

– Из века в век мы паразитируем на вашей, и не только, энергии, Иона! И цели построить чей-либо мир и укрепить его стены не имеем. Тебе пора бы понять, что близость со мной не пройдет для тебя бесследно. Ты уже потеряла близких людей.

Удивительно! Без игр и притворств он прямо сообщает мне, что я нарываюсь на неприятности. Только вот…

– Такое ощущение, будто даже этот фактор не заставит меня держаться от тебя подальше, – задумчиво призналась я.

Мне показалось, он поставил галочку на пункте, о котором, по его мнению, он должен был меня предупредить и дать мне возможность самостоятельно принять решение. И оно полностью соответствовало его ожиданиям. Решение, благодаря которому ответственность за возможные последствия нашей с ним близости я сознательно приняла на себя.

– Что ж, вопрос закрыт, выходит? Ты в состоянии избегать любых эмоций, связанных с опасениями, страхами и ужасом тем более? Чем сильнее чувства, тем неизбежнее они станут для тебя.

– Да! Да, я поняла – не надо бояться! Если буду переживать, что ты убьешь меня, – ты не устоишь.

– Умничка! – довольно улыбнулся он, беря меня за руку.

Выходит, вчерашняя наша победа, хоть и отчасти, но заслуга моя. И круто, что я достаточно бесстрашный человек. Иначе не хочется даже представлять, к чему бы меня привела близость с ним. Вот как сейчас, к примеру, могла бы и упасть с этой стены. Я посмотрела вниз, чтобы убедиться в отсутствии у себя фобии высоты.

– Близится полдень, – сообщил он. – Наверное, ты успела проголодаться. Да и Природу лучше долго не сдерживать, – он поднял лицо к небу, где на горизонте виднелись свинцовые тучи, словно ожидающие своего выхода.

* * *

Ранним вечером того же дня Гретхен, стоявшая позади меня, любовалась моим отражением в зеркале.

– Вы настоящая красавица! Одежда, в которой вы приехали, – женщина смутилась, – совсем вас не красит. Другое дело это платье. – Она поправила его подол, видно было, как мой наряд ей нравится.

Кто ж спорит! Только не каждый день есть повод одеваться столь изысканно. А для городской суеты отлично подходят и предпочитаемые мной лохмотья.

– Он уже ждет вас, – Гретхен в тысячный раз провела щеткой по моим и без того до шелка прочесанным волосам и, снова взглянув на меня, подтолкнула на выход из комнаты.

В просторном, тускло освещенном зале за длинным столом, с пафосом накрытом для ужина всего на две персоны с противоположных его краев, царственно восседал Он. Когда я зашла, он говорил с кем-то тихо по телефону. Заметить, что он ведет диалог, можно было только по тому, как двигались его губы. Я нерешительно задержалась у входа, отчего-то нервно поправляя безупречно сидящее платье.

Моя растерянность не могла ускользнуть от внимания Феликса. Он отвлекся от разговора, посмотрел в мою сторону, сказал в трубку еще что-то напоследок и, убрав телефон, уверенным шагом двинулся ко мне. Проводив меня до массивного дубового стула с высокой спинкой, вернулся на место, где сидел прежде. Позволяя мне справляться с тяжеленным стулом самостоятельно. По его ухмыляющемуся лицу я поняла, что это был его ответ на мой упрек в чрезмерном покровительстве.

– Твое очарование ослепительно, – отметил Феликс, когда у меня наконец получилось и я посмотрела на него.

– Стоит ли говорить о твоем! – Вместо стандартной благодарности за комплимент, я решила ответить ему тем же.

Довольно усмехнувшись, жестом он пригласил меня к трапезе.

– Как я понимаю, ты назвал кучу гостей, но никто не пришел? – Стол просто ломился от различных салатов, закусок, рыбы и мяса. Ни одно из блюд не повторялось. – Человек десять, по меньшей мере, – прикинула я, отправляя сырно-оливковую канапешку в рот.

– Я не мог предсказать, что сегодня ты предпочтешь. Но если ты не голодна, мы могли бы…