На пороге я замялась, понимая, что надо что-то сказать вроде бы.

– Э-эм, спасибо тебе за… за это… этот вечер! – Да что ж так тяжело-то! И он своим видом внушительным явно не способствует моей благодарности.

– Свидание! Это было свидание! Не бойся этого слова, – он блеснул зубами, свет от уличного фонаря отбился от них, как от драгоценного камня.

Завороженная таким эффектом, я вдруг поняла, что за все время ни разу не видела его зубов. Даже когда он улыбался, они всегда оставались скрытыми за губами.

– У тебя брильянт в зубе? – не реагируя на его последние слова, я перескочила с темы.

– Тебе показалось, нет! – Однако на долю секунды он растерялся, будто я заметила что-то, чего видеть была не должна. Но быстро взял себя в руки, вернув теперь уже привычную мне сдержанную улыбку на лицо. – Тебе пора! – заключил он, безо всяких церемоний загоняя меня в дом с очередной загадкой за пазухой. – Наслаждайся сном, Иона!

Я смущенно потупилась еще мгновение и, не найдя больше слов для прощания, да и сил, чтобы справляться с его пронзительным взглядом, зашла в дом. Едва прозвучал глухой звук хлопнувшей двери, как прорычал мотор его автомобиля. Я прижалась к окну, чтобы заметить только растворяющиеся в темноте следы света фар «валькирии». Уехал.

– Как ты могла скрывать его от меня все это время?! – кипела Хлоя, следуя за мной на скейте.

– Да нечего было рассказывать, – я все еще старалась отстоять свое право на личную жизнь.

– Ага! Нечего! – продолжала она с претензией. – Типа: «Есть один, с небес свалившийся, невероятный чел. Я не уверена, но, кажется, я ему нравлюсь. И если вдру-уг он снизойдет позвать меня куда-то, я без раздумий соглашусь». А потом: «О! Поглядите! Да это же тот самый тип, про которого я говорила. Если он хочет играть на меня в качестве приза, то, ребят, вообще не парьтесь, мне это только на руку!» – было бы достаточно! – укоряла она меня. – Или хотя бы на гонках! Могла шепнуть, что мутишь, блин, с ним!

– Да не мучу я, блин, с ним! Прекра-а… ти! – Хлоя успела подхватить за локоть, уже начавшую было падать меня. – Спасибо! У него вообще девушка есть, – я отряхнула колено, которое успело проехаться по брусчатке. – Я даже не могу сказать, что мы общаемся. Окей? Потому что я мало что слышала вообще от него самого.

– Звучит так, – остановилась она напротив меня, – как я и описала! – резюмировала Хлоя, настаивая на своей правоте.

– Прости, что скрыла от тебя «с небес свалившегося чела», – сдалась я.

– То-то же! – торжествовала Хлоя. – И что, – загорелась подруга, желая обсудить теперь все мельчайшие подробности вчерашней ночи, – он просто проводил тебя и даже на чай не напросился?

– Нет, говорю же! – рассмеялась я.

– Слушай, а что я теперь скажу Тому? – она вдруг вспомнила про брата.

– По поводу?

– Я вроде как должна успокоить его… что вы знакомы с вчерашним красавчиком на «валькирии», и все такое. Чтобы его не прикончило чувство вины. И одновременно с тем успокоить его, что между вами вроде как ни фига и нет. Чтобы он не унывал и понимал, что шансы у него все же есть.

– Какие шансы? На что?!

– Не включай дурочку! Ты не могла не понять, что зацепила Томодойла.

– Уф-ф… Все явно пошло совсем не так, как я планировала! – сказала я на русском, очевидно, для себя. – Не тормози, поехали! Нам еще за мясом надо успеть, – поторопила я зависшую подругу.

* * *

– Если бы кто-то послушал меня и мы купили маринованное мясо, нам не пришлось бы сейчас жарить его полусырым и надеяться на волшебство, – пробубнила недовольно Хлоя, выставляя подготовленные продукты на поднос.

– Случается, Хлоя ворчит, как старуха, – с усмешкой прокомментировал поведение сестры Том.

– Сочту за комплимент! – огрызнулась Хлоя. – Выходит, я уже мудрая и независимая!

– Сестрица – фанатка людей преклонного возраста…

– Пф! Говоришь так, будто меня заводят лысенькие мужички с пузенком, тщетно маскируемым рубахой, заправленной в удобные треники, – прыснула Хлоя. – Не от людей я кайфую! Сам зрелый возраст нахожу привлекательным.

– Поясните? – усмехнулась я, не понимая их перепалки. – Тебя привлекают старческие пятна, артроз, склероз и все такое?

– Не гони! Ты не понимаешь, о чем говоришь! Только подумай: с самого рождения человек не является свободным. От нас все чего-то ждут, у нас масса обязанностей. Малыш должен учиться ходить, говорить, держать ложку, не гадить в штаны и куче всего! Потом образование, а это, сама знаешь, вообще ответственность колоссальная, перед собой, предками, обществом. Потом работа – рутина, займы на дом, машину, детей воспитание, теперь уже их образование…

– Слушай, звучит не очень. Уверена, что стоит смотреть на жизнь таким образом в самом ее начале?

– Ты дослушай! Я тут не жалуюсь, вообще-то! – Хлоя повела бровью возмущенно. – Я думаю, что свободными люди становятся после того, как отдали долг и прочее обществу. В смысле уже создали новую ячейку и отработали свое. А именно на пенсии! Ну, во всяком случае, если говорить о представителях среднего класса.

– Ага! Или на австралийские пенсионные выплаты, – добавила я.

– Когда тебе не надо думать, чем прокормить семью, и ждать выходных, чтобы заняться чем хочешь, ты по-настоящему раскрепощаешься. Это я еще не говорю о свободе высказываний, которые ты можешь себе позволить, будучи старичком. Ну кто станет на тебя обижаться – говори людям, что вздумается! Тебе всё простят. Не это ли свобода?

– Ах-ха-хах!!! Я тебя поняла, – посмеялась я. – Ладно, убедила, старость – это круто!

– Ну! А я о чем, – удовлетворенно подмигнула Хлоя и показала язык брату, передавая поднос ему в руки и ликуя оттого, что смогла перетянуть меня в свои ряды. – Как думаешь, каковы его шансы не перевернуть все разом? – риторически спросила она, глядя вслед Тому.

– Я все слышу! Не сравнивай меня с собой, это тебе достались две левые руки. А я справлюсь! – выкрикнул он, пытаясь открыть раздвижную дверь на террасу бедром.

– Я помогу тебе. Погоди! – поспешила я к нему.

Идея барбекю в узком кругу принадлежала Хлое. Подруга, как выяснилось, соскучилась по домашним посиделкам с семьей, традиционно сопровождаемым жаренными на гриле мясом, рыбой и прочим. Ну а коли Валентин организовал все для подобных сборищ прямо у дома – грех было этим не воспользоваться. К тому же погода благоволила.

Подготовку продуктов взяла на себя Хлоя, а Том вызвался стоять у огня. Моя задача была менее творческая, чем у них, – накрывать, подавать, не мешать.

– Как я понял, Маглер заранее просчитал твое присутствие на гонках? – с напускным равнодушием завел разговор Том.

– Похоже, так!

– Неплохо было бы, если б ты сразу об этом упомянула. – Не глядя на меня, он возился с грилем. – Когда говорила, что слышала о его «непобедимости», например.

В который раз уже за сегодня O’Дойлы упрекают меня в злоумышленном молчании. Только, в отличие от сестры, Том сделал это менее импульсивно.

– Тогда я еще не знала! И если бы даже я не сочла встречу с Феликсом за совпадение, а знала о ней заранее – это все равно не умаляло бы твоей вины. Не стоит… – Я выдержала строгую паузу. – …На меня наезжать в попытке сгладить свой поступок! Это ты поставил на кон живого человека! Как ты там сказал вчера? «Договоримся»?

– Я не собирался проигрывать ему! – оправдывался Том, виновато уставившись в угли.

– Нельзя быть уверенным в своей победе на все сто процентов! Никогда! Слышишь? Это глупо и безрассудно! Ничего не зная о противнике, кроме того, что он непобедим (!), тупо надеяться на удачу, оглядываясь на прошлые свои достижения. Да и сколько их у тебя? Мы ж, блин, ровесники! – выкипела я наконец. – И еще! В другой раз при виде тачки, что во много-много-много раз дороже твоей, заду-умайся, почему она столько стоит. Все сказала.

В возникшей тишине слышался лишь треск углей и писк игрушки, терзаемой Гоблином.