– Безусловно!

– А «недалекой» – в смысле совсем дурочкой, да? Настолько, что время рядом со мной тяготило тебя сильнее, чем вдали от меня? А почему жила недолго?

– Медицина людей относительно недавно стала более или менее приемлемо справляться с человеческими недугами. Хотя до сих пор во многих уголках земли дети умирают от обыкновенной простуды. Раньше практически каждая семья знала, что такое потерять родное дитя. Так и с тобой случалось. Стоило мне почувствовать твое возвращение, как сразу следом за ним случался твой скоропостижный уход. И я ждал вновь.

– Хочешь сказать, ты чувствуешь мои рождение и смерть?

Озадаченное лицо Феликса произвело на меня впечатление, будто я без предупреждения заглянула за ширму, где он переодевался, и заметила то, чего он не планировал мне демонстрировать. Во всяком случае, пока.

– Я совершенно не собирался сообщать тебе эту информацию, – не виляя, признался он.

Он услышал обо мне не из рассказов Валентина! И не они стали причиной, пробудившей его ко мне интерес. Он знаком со мной дольше, чем это можно вообразить. И конкретно обо мне, Ионе Пожарской, Феликс знал с самого моего рождения…

И с каких, интересно, пор он стал вмешиваться в события моей жизни?

– Каков твой вклад в формирование успеха моего дяди? – по его примеру я не стала юлить и задала прямой вопрос.

Судя по загадочной улыбочке, он утратил свою суперспособность чувствовать настроение человека. И совершенно не понимает, насколько это выводит меня из себя. Или ему просто по вкусу мой гневный настрой.

– Это хоть его была идея – учиться в Лондоне? Или ты его науськал?

– Локации совершенно не имеют значения. В их выборе я не принимал никакого участия. Ибо мне ничего не стоит подстроиться.

– Да неужели? Особенно тогда, когда ты сказал, что мы не поедем в Честер, потому что проводить зимние каникулы в Лондоне куда веселей!

– И это действительно так! – повел плечом он. – К слову, моя роль в жизни Валентина не велика. Весьма точно он обрисовал ее сам. Дав ему несколько советов, я подготовил более комфортную площадку для развития наших с тобой отношений, и только.

– У кого купил свой честерский дом мой дядя? – До меня вдруг дошло поразительное и безусловное сходство коттеджа Вэла с лондонскими апартаментами Феликса. Будто их проектировал один и тот же архитектор, гораздый на смелые, нестандартные, граничащие с фантастическими решения, склонный к сочетаниям дерева, камня и металла.

– Э-эм, это был его личный выбор – так совпало. Разве важно это теперь?

– Да ты! Ты! Что такое говоришь! Не важно? Совпало? Развитие отношений? Личный выбор? Но че-ей? Что выбирали мы без твоего участия? Что еще ты натворил в моей жизни из того, что казалось мне естественным? Может, я не такой уж везунчик и любимчик судьбы, как мне думалось? И нет вовсе никакой моей заслуги в ее благосклонности, а это ты?! Ты был все время где-то, вмешивался в мою жизнь со своей несанкционированной опекой?

– Мне совершенно непонятна твоя реакция. Испокон веков забота и покровительство принимались людьми с благодарностью! – У него еще хватает наглости обескураженно расстраиваться.

– Ну так я открою тебе глаза, – стараясь не сорваться на крик, выдавила я сквозь зубы, – ты отстал!

– Что? – фыркнул Феликс.

– Ты отстал! И не понимаешь нынешнего поколения! Покровительство унизительно и равно вмешательству в частную жизнь, если предварительно не согласовано с оппонентом! Вмешательство, в свою очередь, преследуется по закону!

– У-уф-ф!.. И что ты сделаешь? – вызывающе усмехнулся Феликс. – В полицию с заявлением пойдешь?

– Ну точно! И что я им скажу? После такого заявления мне прямая дорога в желтый дом! – уже не сдерживалась я. – А может, и к лучшему! Пролечусь и верну свою жизнь в прежнее русло.

Заметив заинтересованные взгляды начавших оборачиваться на нас немногочисленных посетителей, я замолчала и машинально продолжила ломать свой до сих пор не попробованный пирог на куски.

– Не выйдет… Я тебе не позволю!

За свою попытку оплатить чек самостоятельно после грозного взгляда Феликса мне стало стыдно и даже страшновато.

О следующем пункте назначения мне не сообщили. Феликс мастерски подыгрывал мне в молчанку. Я, прикрываясь уязвленным самолюбием, пыталась уложить в голове рассказ Феликса о нем, о нас, о его бремени.

– Как это произошло? – выплюнула я очередной вопрос, когда надоело обижаться. – Почему ты сознательно вляпался в это болото, если знал, что завязнешь?

Он с ухмылкой посмотрел в мою сторону, довольный тем, что я сама отошла и ему не пришлось объясняться.

– «Так вышло» устроит?

– Нет!

– Хочешь историю?

– Хочу.

– Твое желание не оставляет мне выбора, так и быть! – И поведал: – Это были другие времена, сегодня их чарующую силу способен представить не каждый художник. Быть может, в другой раз, если захочешь, я расскажу о них поподробнее, сейчас тебе следует только представить бескрайние просторы, необжитые земли, в войнах за границы которых регулярно льется человеческая кровь.

– Представила.

– Чу́дно! Представь теперь земли, где живут особи исключительно женского пола. Форма правления – матриархат, в древнем мире он встречался у многих народов. Разные племена, которые объединяет одно – они воительницы (по-другому не выжить), воспитанные в строгой дисциплине и ненависти к противоположному полу.

– Как такое было возможно – одинокие девицы? Как они-и..

– Регулярно совершали набеги на соседские племена с целью зачатия…

– О-о! Прикольные соседки! – хихикнула я.

– Отнюдь! Представители сильной половины человечества отвечали на ненависть женщин-воинов взаимностью и о них как о женах не грезили.

– Типа кому нужен крутой воин в постели? – Уловив его хитрую улыбочку, я осеклась. – Или на кухне… Кх-кх, видно, именно ты и заинтересовался одной из… таких?

– Как крепость неприступная, Алала была дочерью вождя племени, могущественной и редкостно кровожадной тетки, отдавшей приказ убивать всех новорожденных мальчишек, да-а, – Феликс заметил мой пораженный взгляд, – вместо традиционной передачи их кровным родственникам, в отцовские племена.

– Же-есть!

– Жизнь.

– Ну а дочь?

– Под носом у матери Алала развивалась совершенно своеобразно. Отличалась от соплеменниц, которые напомнили бы тебе самый настоящий боевой отряд своими эмоциональными откликами. Их цели и страхи, главная идея и даже сознание крепко сплелись в единый, кажущийся прочным узел. Алала стала его слабым звеном – сильным несгибаемым стержнем, в котором воспитание уживалось с неистовым стремлением к новому.

– Мятежница.

– Для тех времен это было в диковину. Бесстрашно рвущаяся в бой – обыденность. Первопроходцем прокладывает новый путь, находит такие решения, каким ни ее, ни ее прародителей не учили – уникальность. Когда я встретил Алалу, она была твоей ровесницей. Тогда это был уже весьма зрелый возраст. Чтобы ты понимала, вождь, ее мать, была старше всего на четырнадцать лет. Революционные идеи Алалы, которые она успешно сеяла в умах сородичей, сразу заинтересовали меня и вызвали восхищение. Не говоря уж о том, как я был ослеплен, узнав, что Алала еще и сумела найти место для любви в своем напрочь избавленном от этого чувства мировоззрении…

– Алала уже была влюблена?

– Алала уже была матерью двух прекрасных малышек, которых не вынашивала и не рожала, и главой по-настоящему счастливой семьи.

– А-а! Серьезно?!

– Вполне.

– Она любила свою… э-эм… спутницу?

– Алала любила и ее, и детей, которых называла своими. И в то время как политические амбиции толкали ее на альянс с племенами, в которых властвовали мужчины, она презирала саму даже мысль о духовной и физической близости с ними. Поразительно непостижимая, исключительная особь. Сила ее духа, словно мощный магнит, притягивала меня…

– Неприступная крепость? Лакомый кусочек!