– Есть и летальный…

– Вот как? Диджей?

– Угу. – Кэт глянула на меня в зеркало заднего вида.

– Все-таки мертв… – Я на минуту замолчала. – Передозировка?

– По официальной версии был чист.

– И, чесссно сказать, эта самая версия попахивает каким-то абсурдом, – вмешался Густав. – Ну или я ни фига не понимаю, – хмыкнул он. – Но патолого-анатомическое заключение гласит, что якобы чел задохнулся.

– Угораешь?

– Серьезно!

– Типа?

– Типа дышать перестал без видимых на то причин.

– Да как такое возможно? Что за бред?!

– Вот и мы сидим размышляем.

– Выходит, он бился в истерике, – повернулась я к Кэт, – потому что не мог… дышать?!

– Вроде того.

– Же-е-есть…

– Угу.

– Неприятная информация… даже… не знаю, что сказать. Соболезную его близким… наверное.

Мы замолчали. Каждый ушел в собственные мысли. Я не грустила, нет. Возможно, шок, но не грусть. Смерть – это естественный финал нашей жизни. Ведь ежеминутно в мире кто-то умирает, если страдать о каждом, можно самому утратить всякий смысл жизни. И даже не важен возраст, в котором ушел человек. Разумеется, кому-то повезло больше и он прожил дольше, построил дом, семью, карьеру, объездил полмира, покорил гору, волну, спас кошку, человека. Другой умер в начале своего пути. Но самому́ ушедшему уже все равно, его просто нет. Страдают лишь те, для кого человек был важен, и чем дольше и ярче он жил, тем больше таких осталось…

– Тормози-и-и!!! – проорал Густав, вырвав меня из мыслей.

Одновременно с его криком автомобиль кинуло в сторону, заскрипели тормоза. Моя голова, как баскетбольный мяч, отпружинив от водительского сиденья, влетела в боковое окно левой стороной лица. В глазах искры, острая боль в височной области, скула с глазом опухли, показалось, моментально. Кэт и Густав выбежали из машины, что-то орут. На кого орут? Надо собраться с силами и выйти из машины.

– Куда ты? Сядь, не дергайся! – Густав подхватил меня, не позволив приземлиться на мокрый асфальт.

– Да я в порядке, в порядке. Дай секунду, – я оперлась о его плечи.

– …в своем уме, куда ж вы бежите по автобану! Я чудом вас не переехала, да и наверняка не я одна, – орет Кэт на кого-то, кого я не вижу из-за машины.

Голова вроде перестала кружиться, я оттолкнулась от плеч друга и направилась на голос Кэт. Густав, подстраховывая меня, двинулся следом.

– Часто вы так шестиполосную дорогу перебегаете? – продолжала наседать Кэт на… древнюю бабуську! Та, объятая страхом, с трудом глотает воздух и явно не в себе.

– Прекрати орать, она напугана, добить ее хочешь? – проходя мимо Кэт к пострадавшей, шикнула я. – Бабуля, все в порядке, не переживайте! Давайте просто отойдем в сторонку.

Хоть Тотошка и стоял на крайней полосе, тем не менее не лучшая идея – оставаться на проезжей части. А предлагать сесть в машину, вероятно, пока не стоит: подумает еще чего криминального.

Отводя бабушку к обочине, я обратила внимание на то, как Густав, крепко прижав к себе, успокаивает Кэт.

– Густав, машину надо убрать с дороги. Опасно!

Густав лишь моргнул в ответ, соглашаясь, и стал шевелить подругу.

– Дочка, как я оказалась-то тут? – донесся тонкий, весьма престарелый голосок.

– Как вы себя чувствуете, вы не ушиблись?

– Ничего не понимаю, полола грядку, раз и оказалась прям на дороге… глядь, а тут эта несется. Как же так?

Я обернулась по сторонам. Ясно одно: она не перебегала дорогу в попытке сократить путь, пренебрегая переходом. Здесь в принципе некуда и неоткуда переходить! В округе нет ни дачных участков, ни автобусных остановок.

– Где находится ваша дача, бабушка?

– Дык в Лебедево! – ответила старушка, смотря на меня наивным взглядом старческих голубых глаз.

– Отлично!

Мы ехали уже полчаса оттуда же! Как она умудрилась оказаться здесь, да еще и не понимая, каким образом дошла? Может, злостный внук выбросил ее из машины, желая избавиться таким кошмарным способом? А какое еще можно найти объяснение? И она вычеркнула это ужасное событие из памяти ради сохранения разума. Благо помутнение рассудка, кажется, единственная ее травма, и физических увечий не наблюдается.

– Карета подана, девчонки! Куда едем? – в своей манере подлетел к нам Густав, очевидно оценив момент уже как подходящий.

– Бабуля, обратно поедем на дачу? – спросила я у все еще испуганной старушки. Она лишь кивнула, соглашаясь, продолжая доверчиво глядеть на меня. – Там есть кому о вас позаботиться? – Надеюсь, она не испугается вопроса и поймет его правильно.

– С соседкой глядим друг за другом – чай, не даст помереть, – неуверенно улыбнулась она.

– Чудесно, тогда, если не возражаете, я помогу вам сесть в машину.

* * *

Вопреки нашей задержке в дороге из-за этого весьма неприятного случая, по возвращении домой у меня оставалось время на сборы, хоть и ограниченное. Кэт с Густавом обещали прийти прямо в бар с небольшим опозданием. Значит, добираться придется самой, благо «Джокер» относительно недалеко от дома.

Влетев в квартиру, я обратила внимание на часы: 18:45. У меня от силы полчаса на все. Концерт начнется в восемь, по-хорошему мне надо быть там хотя бы за тридцать минут до начала. Я поспешила в душ. Несчастный Алекс оказался на моем пути – едва не снеся, я быстро чмокнула его и закрылась в ванной комнате.

И взглянула наконец на свое отражение. Хуже, чем я думала. Левая щека опухла, глаз затек, вокруг красуется розовый синяк. Завтра он станет еще красочней. Выходит, синяк не самая страшная моя проблема: опухшее лицо под косметикой я не скрою. Думай, Иона! Уложу феном волосы на пол-лица, и… очки! Точно! Очки со светлыми линзами – и в помещении комфортно, и от поврежденного лица внимание отвлекут.

Я приняла душ. Просушила волосы феном, опрокинув голову вниз. Раз все равно не буду снимать очки, решила не тратить время на макияж – нанесла лишь пудру. Посмотрела на себя. Пудра в тон моему естественному оттенку кожи, самая светлая в палитре, смотрелась неестественно на моем загоревшем лице, напоминая макияж гейши. А, черт! Вытерла полотенцем. Больно, однако. И побежала в комнату одеваться, просто обернувшись полотенцем. Надеюсь, не наткнусь на домашних.

Думать, что надеть, нет времени – значит, любимые белые шорты, зеленая футболка-фаворитка, с выпуклой яйцевидной головой инопланетянина, и джинсовый жилет. Очки со светло-желтыми линзами скорее имиджевые, чем солнечные. Довольно крупная круглая оправа прикрыла значительную часть ушиба. А брошенная на лицо прядь даже позволила мне надеяться, что непривлекательная его часть останется незамеченной.

Я вызвала такси – к моему счастью, прямо у нашего комплекса был свободный водитель. Схватила гитару и побежала на выход.

– Здрасьте вам и пока! – крикнула мама мне вдогонку с укором.

– Я люблю вас! – отозвалась я, уже переступая порог.

– И мы тебя! Удачи! Волосы собери, – успела оценить мою прическу мама и дать совет, прежде чем захлопнулась дверь.

* * *

В «Джокере» к моему приезду была уже полная посадка и неожиданно много гостей для воскресенья. В воздухе с порога ощущалась нехватка кислорода и въевшийся уже в стены микс из запахов человеческих тел, парфюма и алкоголя. Фоновую музыку заглушали многочисленные голоса со всех сторон. Гости громко разговаривали, пытаясь перекричать друг друга, откуда-то из глубины зала доносился мужской гогот. Оживленная куражная атмосфера сулила увлекательный, но уже привычный мне вечерний досуг, переставший вызывать восторг, как это было раньше, когда я только начинала выходить на сцену в составе группы.

Проталкиваясь к сцене, я поняла, что явилась последней. Серхио с Владом готовились к выступлению. Лева обсуждал что-то с администратором у бара.

– Ола, амигос! – По привычке улыбнувшись до ушей, вмиг сообразила, что не следует мне сейчас так делать, ибо улыбка причиняет боль, и мою скорчившуюся физиономию точно различат.

– Ахой! Опаздываешь! – упрекнул Серхио. Отрываясь от проверки микрофонов, снимающих звук с ударных, он приподнялся, чтобы обнять меня. – Опять футболка твоя рваная! Зашей хоть уже ты ее, раз так любишь. Или найди другого пришельца, – он дернул футболку за лохмотья, задуманные дизайнером как ее особенность.