Он протянул руку, чтобы увлечь её прочь, в свою бархатную спальню, подальше от этой мерзости. Но Эйра ловко вывернулась и посмотрела на него серьёзно.

— Морай, — прошептала она. — Здесь есть нечто непростое… закономерное. Я должна взять свои принадлежности и провести небольшой ритуал.

Маргот смерил взглядом покрытые грязью останки и буркнул:

— Ладно, дорогуша. Проводи. Но я буду смотреть. Я хочу видеть, на что это похоже.

И он вышел, чтобы велеть принести её сумку.

Эйра не просто так ощущала дрожь во всём теле. Душа вилась вокруг неё, кричала и стонала пуще ворона, и она чувствовала, что шагнула в сильнейший поток… желаний? Просьб? Слов?

Ей не давало покоя то, что устами мертвецов сам Схаал мог доносить ей свою волю. И сейчас она твёрдо вознамерилась прояснить это для себя. Когда ей принесли сумку, она сосредоточилась на том, что привыкла делать. Зажгла свечу из человеческого жира и поставила её на стол; вооружилась амулетом; ещё растёрла под носом змееголовника, чтобы прохладный сладковатый запах проник в разум; и на всякий случай подумала, какое ей может потребоваться перо.

Стервятника — для изгнания того, что лежало столь долго, что уже ничего не осталось? Враново — уйти от мирского? Она не могла знать заранее.

«Если придётся пить поганое зелье, надо будет решить», — подумала она и скосила глаз на Морая. Тот прислонился к косяку двери и скрестил руки на груди. Он смотрел на неё с интересом; для него это было лишь представление.

Но Эйре это не мешало.

«Раньше у меня никогда не было зрителей, но это неважно».

Она сосредоточилась на омерзительно обляпанных останках. Взглянула в пустые глазницы. Вызвала из своего разума собирательный образ маргасы-матери, что жила здесь когда-то и провела последние дни в тягостном одиночестве.

Cреди шепотов и шелестов загробного мира она распознала её голос.

«Жрица…» — он был слабым и столь печальным, что похолодело в сердце. — «Жрица…»

Огонёк свечи повело вправо и вправо. Дымок коснулся ноздрей Эйры. Она прикрыла глаза, чтобы меньше таращиться на отвратительное убранство тесной комнатушки.

— Я здесь, маргаса, — произнесла она отчётливо. — Я слышу вас.

Шуршание пальцев Морая по дереву она тоже услышала. Но пока он не женился, титул маргасы так и оставался у его матери — ему нечего было возразить.

«Жрица, ты помогла моим мальчикам…» — исчезая, надрываясь и возвращаясь вновь, проговорила почившая дама. Незримая, она почти совсем не ощущалась в комнате. Её голос едва можно было отличить от поющего кузнечиками бриза. — «Достала их из-под завала, чего мы так и не сделали…»

«Услать их прочь было трудно», — вспомнила Эйра. — «Они накинулись на меня вдвоём, визжа и требуя убить не только Морая, но и Вранга с Мальтарой. Мне пришлось изгонять их пером ворона».

— Это мой долг, маргаса, — произнесла она мягко. — Я помогу и вам. Скажите, что вас держит.

Повисла тишина. Шуршание тисов за окном с минуту держало Эйру в напряжении. Но ответ всё же раздался.

«Да, я хочу сказать… поза… позаботься о…»

Эйра покосилась себе через плечо. Морай продолжал внимательно наблюдать за ней своими просветлевшими глазами, в которых угадывалась рубиновая краснота.

«Позаботься в Крале, моём вороне».

Эйра удивлённо подняла брови.

— Хорошо, — ответила она, скрывая своё смятение. Она ожидала услышать имя Мальтары или даже Морая. — И… вы уйдёте?

«Нет, есть ещё кое-что…», — прозвучало почти перед самым лицом, отчётливее, ощутимее. Эйра приготовилась. — «Есть… это же Мор… Морай с тобою, да? Да… ох, жрица… помню про него, что у него зубы резались… по четыре… у остальных, понимаешь, постепенно, а у него сразу по четыре, и он от боли головой об пол бился… и… и…»

Эйра подобралась и сжала края своих рукавов. Мельком посмотрела на свечу.

Та вдруг дёрнулась влево.

«…и этого было мало. Он должен был убиться, убиться до конца!» — и робкий шёпот превратился взвизг, от которого жрица вздрогнула. — «Он умрёт — и я уйду! Он умрёт — так надо!»

Она выкрикнула эти слова ей в лицо, взъерошив ей волосы ледяным ветром. Эйра отпрянула назад. И лопатками упёрлась в мягкие руки маргота.

— Я здесь, — прозвучал над ухом его натянутый как струна голос.

«Здесь», — повторила себе Эйра, ощущая, как вихрь разгневанных душ нарастает. — «Это наш мир. Вы уже мертвы».

Сердце заколотилось. Хотелось уйти отсюда в тёплую постель.

Но свеча подрагивала, уводя огонь влево, и Эйра понимала: это не души. Это говорит нечто большее среди них.

Говорит сам Схаал.

Она зажмурилась и прижала ладони к лицу. Так стало только хуже. Рёв усиливался, грозя вновь зазвенеть у неё в черепе. И она поняла, что надо действовать.

Она вытащила амулет из железных ключей на бузинной палочке. Ключи были её спасением уже столько лет! Железо — металл, что расчёркивал призрачные связи. Раньше она носила при себе просто так. Но потом добавила бузинную веточку, полагаясь лишь на слух о том, что бузина служит защитой от тёмных намерений. Поскольку на неё удалось нанизать сразу несколько ключей, амулет стал ещё сильнее.

Но когда он дрожал, как сейчас, и накалялся в её руках, она начинала опасаться, что когда-нибудь он не выдержит.

— Прочь! — выкрикнула она, взмахнув связкой ключей. И самые громкие голоса оборвались сию же секунду. Но кровь стучала в висках, и жрица не собиралась отступаться.

Было у неё основное правило, главный нерушимый принцип всякого схаалита.

Увидел — помоги.

Если она уже узнала о душе, извлекла её из общего потока, она должна была разрешить её судьбу — точно так же, как и всякий схаалит, что увидел кости на обочине, должен был предать их земле.

Эйра сжала зубы и села к сумке, стараясь не слушать гул в ушах.

— Нужно чего-нибудь? — прозвучал голос маргота, рассеиваясь, будто свет в мороси дождя.

— Н-нет, — неловко ответила Эйра. — Просто я должна сделать то, после чего буду немного… невменяемая.

Его тёмные глаза блеснули неприятием; Эйра понимала, что у него были планы на её тело этим вечером. Но она не хотела его обнадёживать. От поганого зелья слишком тошнило, чтобы давать нанимателю ложные надежды.

— Что ж, надеюсь, это зрелище будет того стоить, — оборонил Морай. И Эйра тотчас же присела к своей сумке. Откупорила флягу, отпила вонючего настоя из кадавриков и, пока разум ещё не затуманился радужными разводами, поискала в руке нужное перо.

Враново — так она решила.

«Освобождение от мирского, наверное, ей подойдёт. А ещё она любит воронов».

Знакомое марево смазало всё, что было вокруг: столбики изголовья, покрытую помётом поверхность стола, светящий холодом квадрат окна… Эйра пошатнулась, но устояла. Души замельтешили перед глазами болезными рваными облаками.

Она сделала решительный вздох и сосредоточилась на голосе маргасы, на её словах, на всём, что с нею было связано; она буквально вытащила её бледный образ из толпы.

— Именем Схаала, — молвила Эйра, подрагивая от тычков незримых рук. — Я приказываю тебя, маргаса, отправляться в чертоги вечного покоя.

«Я тебе не по зубам, грязная шлюха!» — взвизгнула знатная дама, и под дых вонзился холод чужой хватки. Мертвецы цеплялись за Эйру, кусали, лизали её уши и пальцы; хватались за волосы и лезли в глаза, как мошки.

— Это наш мир, — твёрдо сказала Эйра. — Не ваш. Вы мертвы. И ты тоже.

Ей было омерзительно от поползновений чужих культей, от смрада заброшенной каморки, от шатающегося перед глазами пространства. Но она знала, что может с этим справиться.

— Схаал направляет мою руку! — продолжала она громче. — И рукой моей освобождает тебя, маргаса, от твоей привязанности к миру живых!

Она взмахнула пером, рассекая дух сгорбленной дамы — но та лишь озверела и кинулась ей прямо в лицо. Эйра ощутила, как призрачные пальцы сомкнулись на шее, и как зубы щёлкнули, пытаясь откусить ей нос.

«Не то перо!»

Она пошатнулась и чуть не упала. Разум лихорадочно искал, какое перо подошло бы вместо вранового. Она влезла в сумку; но новый вал мертвецов насел на неё и сбил её с ног. Эйра упала.