— …но мне надо видеть Почтенную.

— Шница, щёрт побери! — выпалила Любопытная. — А ну сядь! Дай посмотреть, что это на тебе?

— Лисица! Горная, чёрная! — ахала Впечатлительная.

— Ты же одета как маргаса, дорогуша! — восклицала Милая.

Они тянули её за руки и за края пелерины, склонялись к сапогам и рассматривали её всю, как вешалку в ателье. Эйра сгорала от смущения. Особенно её стесняли пристальный взгляд юной Артистки и слёзы в уголках глаз Болтливой.

Тогда она всплеснула руками и вскочила. И воскликнула:

— Девочки, милые, да мне же это всё… для удобства было дано! Я даже не думала, что это что-то столь ценное… держите! Вот вам перчатки, вот вам серёжки… Вот вам мой чепец и заколка! А вот нижняя юбка… А ты, Болтливая, умоляю, не плачь — держи мою накидку!

— Не нужна мне твоя накидка, — всхлипнула Болтливая, стискивая в кулаках свои пшеничного цвета кудри. — Мне маргот был нужен, а он тебя теперь любит…

— Да нет же, я при нём просто работаю, — отвечала Эйра.

— Да не оправдывайся ты, — проворчала Угрюмая. — И отдавай накидку мне. Болтливая, правда, не реви уже — ни одна фаворитка не вечна. Надо просто успеть получить от этого всё.

— Да я с этой поганой прогонкой уже через полгода в старуху превращусь! — разрыдалась Болтливая. Она отказывалась принимать утешения смущённой Жницы и других девушек.

Тогда Эйра, покачав головой, вручила Артистке последнее — свой тряпичный ридикюль — в нём она всё равно ничего не возила. Денег у неё при себе не было — лишь то колечко Почтенной, что она сжимала в ладони.

Рыжая девушка приняла её подарок с благодарностью, но всё равно смотрела на неё как-то странно. Может, у неё изменилось мнение о карьере куртизанки после подобного.

На шум наконец появилась Грация. Обычно она возникала, как чёртик из коробочки. Но теперь она была какая-то странная: медлительная, напряжённая. Одетая в необычайно тусклый для неё серо-мятный цвет.

— Ах, Бронзовая Жница прибыла, — произнесла она, прижимая веер к губам. — И какова… Смотрите, девочки, смотрите! Будете, как она. А приближённые маргота случаем не справлялись о твоих сестрицах, Жница?

«Как-то не было повода помогать в организации оргий», — подумала Эйра. — «Если не считать сэра Лионая, но у нас на троих нечто в своём роде личное».

— Как придётся к слову, обязательно посоветую позвать всех подруг, — заверила она.

И посмотрела на Грацию внимательно. А та — на неё.

Через минуту они уже закрылись в розовой бархатной комнате маман, куда переполох с первого этажа доносился глухо, как из оврага.

Эйра не узнавала свою прежнюю хозяйку. Госпожа Грация нервно поджимала губы и едва ли не кусала ногти — что запрещала своим воспитанницам столь строго, что могла на три дня лишить завтрака, если заметит подобное.

Она села на своё кресло. Эйра, оставшись стоять перед ней, почтительно кивнула.

— Почтенная, даже ваша обходительность не скрывает вашей тревоги, — заметила Жница и потёрла свои чёрные пальцы, что остались теперь без перчаток. — Вам нужна моя помощь, ведь так?

— Да, душечка, — вздохнула Грация и начала усиленно обмахиваться своим бумажным веером. — Такое началось… впрочем, я-то тебя совсем по-другому вопросу… По такому, с которым, знаешь, к кому-то ещё не обратишься…

Эйра терпеливо ждала.

— Что у нас приключилось-то, когда тебя не было! — наконец всплеснула она руками.

«Она прячет какую-то мысль, что-то лично очень важное для неё. Но я не буду допытываться», — решила Эйра.

— Что приключилось, Почтенная?

— Несчастье, душечка! — в голосе маман наконец прорезались обида и возмущение, и она помахала руками у себя перед носом, будто прогоняя дурные воспоминания. — Шад, жених Трепетной, помнишь его?

— Помню.

— Несчастный, весь порог нам слезами облил. Бегал тут, бегал, приходил каждый день. Со своими людьми искал её, даже нанял в городе доверенных лиц; да всё без толку. Приходил он; ну а дочки, конечно, утешали его. Он остался раз с Печальной, два… а потом сказал: «Женюсь тогда на ней!» — и увёз её, представляешь? Всего за неделю взял да переменил свою идею!

«Бедная Печальная», — изумилась Эйра. — «Тягостно ей будет жить как замена другой девушке. Да только это всяко лучше, чем судьба одинокой поношенной куртизанки. Пришлось ей принять этот шанс вопреки памяти подруги».

— Да только с тех пор странное началось, — продолжала Грация. — Как раз лунар йимен на овмен сменился, и в новолуние, в ночь, вдруг свечи все у нас погасли. Гости перепугались, и раздался девичий плач. У каждого из пришедших мужчин денег пропало — в сумме пять золотых рьотов, душечка…

«Это размер компенсации».

— Пришлось мне из своего кармана выплачивать да представление разыгрывать, что ничего страшного не случилось. Но сердце у меня стало не на месте. Всякая из дочек поняла, что это была Трепетная. Рассердилась, что жених её так быстро позабыл.

— Полагаю, вы правы, — пробормотала Эйра. — И после этого вы пришли за мной?

— Да, душечка, — ответила Грация и утёрла уголок глаза краем платка. — Да только маргот сразу дал понять, что ты больше не одна из дочек. Не дал мне даже увидеться с тобой.

— Экий он, — усмехнулась схаалитка. Ей должно было стать от этого приятно, как и любой девушке, которой стал покровительствовать столь властный человек. Но её это скорее смущало, чем радовало.

«Ему предстоит помнить, что мой истинный возлюбленный — Схаал, и это никогда не изменится».

— Всё правильно, чернушка моя, — сказала Грация и посмотрела на неё улыбкой, хотя её глаза блестели влагой. — Ты должна пользоваться каждым мгновением при дворе маргота. Завести среди его командиров или нобелей кавалера и обеспечить себе будущее после того, как пройдёт твоё время.

«Хорошо, что Почтенная не знает, чем я действительно занимаюсь».

— Что ж, — молвила Эйра и скрестила пальцы внизу живота. — Если Трепетная и впрямь ходит где-то по «Дому», я могу попробовать пообщаться с нею. Но не думаете ли вы, Почтенная, что, забрав компенсацию, она ушла к Схаалу?

— Не ушла она, душечка, не ушла! — и Грация прижала веер ко лбу. Она сама не верила в то, что рассказывала. — Буквально недавно вот что было: приходит гость во внеурочное время. У нас в полдень-то закрыто! А он пришёл, и говорит — вполне себе открыто. Только ожидает его лишь одна-единственная девушка. Красивая, разодетая как невеста. И манит его рукой. Пойдём, говорит, туда, где никого нет. Он вышел с нею на задний двор, и там, говорит, лес… какой лес-то у нас на дворе, там ведь уборная, сама знаешь! И отвела его к усыпанным ягодами можжевельникам. Хочешь, говорит, меня — приходи сюда в то же время через неделю, не в «Дом».

«А вот это уже жуть», — подумала Эйра.

— И он пришёл? — спросила она.

— Нет, неделя-то вот только сегодня и минула. Но он явился к нам вчера, спрашивая, предусмотрено ли у нас что, если дождливый день будет — не хочет он мокрым с куртизанкой в лесу развлекаться. Так мы и узнали. И отговорили его.

«Плохо дело», — размышляла Жница и переступила с ноги на ногу. — «Кто неупокоенного видит, тому недолго осталось. Схаал уже дышит у него за плечом. Но и Трепетная, очевидно, не оставила наш мир. Бедняжка».

— Значит, лес, можжевельники… — протянула она. — Мне бы съездить за моей сумкой.

«Но меч Мора успеет доложиться марготу, что мы были у “Дома”, и Морай может запретить мне».

— Нет, не съезжу, — рассуждала Эйра вслух. — Мне хватит змееголовника. И особых свеч. Не думаю, что Трепетная нападёт на меня, поэтому обойдусь без амулета.

Госпожа Грация побледнела и посмотрела на неё в ужасе. Слово «нападёт» она восприняла весьма буквально. Но быстро кивнула.

— Денег у меня при себе нет, Почтенная. Одолжите немного?

— Бери безвозмездно, душечка, — проговорила маман и стала копаться в своём тряпичном ридикюле. — Маргот дал мне за тебя пять золотых. И ещё немного сверху…

Эйре стало не по себе. Но она кивнула, отгоняя дурные мысли о похоронной компенсации.