Диатр Леонгель запомнился ей на всю жизнь. В детстве Ланита бывала в Мелиное. Город средь мангровых лесов на великой реке Тиванде был прекрасен. Но его правитель уже и десять лет назад казался слишком старым.

У него было тяжёлое, оплывшее лицо; тёмно-серая борода; затуманенный взгляд; и съехавшая набок старинная корона из серебра и золота, изображающая переплетённых драконов. Он выглядел пожухлым деревом среди цветущих придворных под высокими сводами королевского дворца.

Ему было тяжело ходить, и однажды, когда он споткнулся, юная Ланита поддержала его, ибо оказалась рядом. Старый диатр потрепал её по волосам и улыбнулся. За это её приметили при дворе и назвали Голубкой из Арракиса.

Она могла бы стать невестой его тогда ещё совсем маленького сына. Теперь она была бы принцессой-диатриссой…

…но отец решил иначе.

Да что отец — сама жизнь решила иначе. Она стала женой Вранга, чтобы подтвердить его претензию на Брезу. Она была вынуждена принимать его милость и быть ему благодарной за то, что он позволял ей быть с Миссаром.

Она поклялась ему у алтаря, одетая в белое, как положено Голубке из Арракиса. И она была леди, а значит, держала свои клятвы.

Даже если она ненавидела то, что он появился в её жизни, она с супружеской кротостью демонстрировала лишь любовь. И надеялась верить в неё и сама. Она убеждала себя хотя бы политическими причинами: ведь если не он, марготом будет считаться Морай.

Но нынче было не время думать об этом. Пускай Мор жил в мыслях всех жителей Арракиса уже более десяти лет, и даже Вранальг вырос с его именем на устах; нынче решалось другое. Будущее.

Ланита миновала свои покои. Прошла по освещённому люстрами коридору. И шагнула в опочивальню своего брата Каскара.

Марпринц возлежал на огромной постели под балдахином.

«Альтарский кандидат» был уже совсем не тем славным марпринцем, что когда-то. Лицо у него было уже не белое, а скорее серое. Весь покрытый капельками пота, он тяжело дышал. День за днём он боролся за жизнь, но, как утверждали врачи, злая болезнь даже после отнятия ноги не покидала его тело. В воздухе пахло спиртом и куркумой.

Ланита боялась худшего. Но острый, как у орла, карий взгляд брата немного успокоил её.

При виде леди доктора спешно удалились и оставили их наедине. Ланита увидела на прикроватной тумбочке перо, воск для печатей и пузырёк с иссиня-чёрными дубовыми чернилами. На дне виднелся мутный осадок — их даже не встряхнули перед использованием.

— Ты подписал? — спросила она у Каскара вперёд всяких приветствий.

Он утвердительно моргнул. Ланита, тяжело вздохнув, села подле него на перину. И погладила его по влажной бледной руке.

— Инайя не приходила? — поинтересовалась она сочувственно.

Каскар поморщился, будто у него заболела голова от такого вопроса. И сдавленно прошипел:

— Нет, и слава Аану… ну её к чёрту… Если это правда, что она со своей компаньонкой спит, то пускай и убирается… к ней.

«Леди Инайя жила в атмосфере домогательств от старшего брата, Исмирота, и младшего — Ганнара. В борьбе за неё Исмирот убил Ганнара, за что был осуждён на служение в Воинстве Веры — но бежал к Мору, где живёт припеваючи уже много лет. А Инайя с тех пор не выносит мужчин… даже моего куртуазного брата. Это союз лишь ради того, чтобы иметь военную поддержку и хоть как-то удерживать границу с возросшей армией Мора».

— Ну ладно, не сердись, — прошептала Ланита и вновь погладила его по руке. Её прекрасный брат с его гордым профилем, орлиным носом и волевым взглядом сейчас был бессилен, как попавший в капкан зверь.

Когда он вернулся из боя с раной поперёк бедра, никто не мог и подумать, что это закончится так. Гнилью, болью, жаром и мукой. «Воистину, лишь Судьболом из проклятой стали способен на подобное».

Меч Мора был окутан множеством легенд. Хотя Каскар говорил о нём просто: волнистая кромка клинка режет лучше, чем прямая. При этом каждый её изгиб оставляет в ране лепестки плоти, которые, задержавшись внутри, начинают тухнуть прямо в ране. Это безбожное оружие было запрещено церковью.

— Так что, — осторожно молвила Ланита, — о чём говорилось в соглашении с Иерофантом?

— О том, о чём ты думаешь, дорогая сестра, — печально улыбнулся Каскар. — Они предоставили нам добрую треть Воинства Веры под командованием Иерарха Сафара и покровительство против народных волнений. А мы расстаёмся с Наали и, как следствие, с Рубралом.

Сине-зелёные глаза Ланиты увлажнились. Она поджала губы и стиснула его руку.

— Не плачь, милая Ланита, — зашептал марпринц. — Но я уже не сяду в гриву Наали, увы. А вы должны остаться с покровительством Иерофанта и защитой против проклятого Мора. Век драконов уходит… и даже если Вранальг оседлал бы Наали после меня, он остался бы один против… скольких? Не нужно держаться за то, что погибает, Ланита.

Она прижала его руку к своему лбу, пряча от него свои слёзы.

«Я не знаю, почему, но думать о том, как Наали улетит от нас, издав прощальную трель, мне едва ли не больнее, чем думать о том, каково сейчас брату. То ли я черства; то ли я от крови доа, что драконы волнуют меня больше людей».

Она вспомнила день, когда Каскар отправился заключать лётный брак с Наали. Это было незадолго до смерти отца. Словно чувствуя, как сгущаются тучи в Брезе, Каскар без дозволения Кассата пошёл в Гроты, где гнездились Наали и бурый Хкаруат. Оба длинные, изогнутые, как змеи, они любили скользить меж золотистых лигнимов и охотились на забавных кабарг.

Каскар волновался и не возражал тому, чтобы Ланита последовала за ним. Но неподалёку от логова она всё же остановилась, не смея приблизиться. И Наали зелёным удавом выскользнул из пещеры. Он словно почуял, что юный Астралинг явился именно к нему.

«Таа-рэу», — приветствовал его Каскар чётким, многократно отрепетированным изречением сциита. И Наали задержал на нём долгий взгляд.

А после вдруг посмотрел в сторону. И через рыжие кроны лигнимов поймал голубыми глазами Ланиту. Та замерла, затаив дыхание. Взор дракона проник в её разум, подавил её, внушил ей благоговейный страх и желание пасть ниц… но через мгновение оставил её и возвратился к Каскару.

Ланита едва не лишилась чувств. Тогда она поняла, какой несгибаемой волей должен обладать тот человек, что решится заключить лётный брак. Как крепок и спокоен должен быть его разум, чтобы не впасть в ужас от величия, к которому он прикасается…

…и как уравновешено должно быть его сознание, чтобы не вместить ни единой нотки ни гордости, ни страха. И то, и другое станет мгновенной смертью в пламени оскорблённого огненного хищника.

С тех пор Ланита преклонялась перед своим братом. Она по-доброму завидовала ему и восхищалась им. И навсегда запомнила его первый полёт на Наали — благородном и умном драконе, не чета мрачному апатичному Хкаруату.

Поэтому она даже думать не хотела о том, что такое чудо, как дракон — и как человек-доа — исчезает из её жизни.

— Скоро всё разрешится… — забормотала она, теребя края своих расшитых орнаментами рукавов. — Как только нам прилетит подтверждение о смерти Скары, войска отправятся в мятежную провинцию, и… возможно, сэр Миссар призовёт Наали на бой, если Его Преосвященство Сафар позволит …

Каскар пристально посмотрел на сестру.

— Осторожнее будь с этим доахаром, — хрипло молвил он. — Вид у него больно недобрый, честно скажу; всё время напоминает мне кого-то. Да и на тебя глядит чересчур масляно. Талант он от самого Разгала, но… при всех его заслугах, что-то тёмное и подлое таится в нём.

«Каскар слишком благороден, чтобы знать хоть какой-нибудь из наших секретов», — подумала Ланита. — «И вряд ли он когда-нибудь примет Миссара, человека неизвестной крови и скрытых амбиций».

Она покивала:

— Конечно. И в мыслях не было.

— Вот и славно. Что ж, иди… и молись, чтобы Скара поскорее сдох. Я жажду… я мечтаю дожить до момента, когда Мор будет казнён прямо на площади собственного Брезара.