Он дрогнул, не желая маргота называть «мятежником», но Исмирот кинул на него ободряющий взгляд. Могучий холёный лорд с тёмной гривой волос и его маленький соратник — они смотрелись характерно, как герои то ли сказки, то ли кабацкой байки.

И всё чаще казалось, что общее дело для них значит меньше, чем личное.

«Эти двое готовы миловаться прямо у меня на глазах», — недовольно подумал Морай и стукнул ногтями по столу. Кинай тут же подпрыгнул и смиренно взглянул на маргота. — «Исмирот мне всем обязан, в том числе тем, что не боится связываться с мужчинами. Всё, что я получаю от него, — помощь в управлении, которая уже давно уступает дуриковой. И фамилию для Мальтары. Как-никак, Хауры — дом драконовладельцев, и когда-нибудь это сыграет свою роль. Но в остальном он мне почти бесполезен».

Кинай спешно пригладил свои короткие волосы, как всегда делал, когда нервничал. И продолжил.

— Ответ Иерофанта пока неизвестен, — докладывал соглядатай. — Ещё… есть данные о том, что дракон Мвенай также оставил своего доа, когда тот пытался заманить его на расправу. Мвенай известен тем, что нападал на мирных жителей не только ради прокорма, но и для развлечения. Однако он преданно разделял небо со своим всадником и легко разгадал его намерения. И улетел в нашу сторону. Но, скорее всего, он направляется туда же, куда и другие одичавшие драконы — в восточные горы со ржавой водой.

От подобного рода новостей Морай мрачнел. «Значит, Вальсая не просто так упоминала сложности у маятской четы с их драконом».

— Что Тайпан? — спросил он.

— Никаких новостей, — пробасил Исмирот. Он сделал себе золотые зубы вместо двух выбитых и теперь его улыбка по-особенному вспыхивала в полумраке. — Он блефует. Что бы он ни говорил, он не склонится перед Иерофантом ради помилования — это даже для него уж слишком.

Морай кивнул. Он тоже так думал.

«Король разбойников, Пустынный Змей, Тайпан из Барракии. Ему наши боги ещё смешнее, чем наши лорды».

— Дурик вылечил своё сломанное ребро? — усмехнулся он, припоминая шута из магистрата.

— Думаю, да, — сказала Мальтара. — Но после того, как один из мечей Мора так обошёлся с ним, он не горит желанием появляться вновь.

— Пусть появится, — распорядился Морай. — Тому мечу мы тоже сломали рёбра, хватит ему обижаться. Его участие нам потребуется. Нужно обозначить, какая нынче у нас политика в отношении жрецов.

— Какая? — осторожно уточнила Мальтара.

— Никаких жрецов, — фыркнул маргот. — Дальше. Таффеит?

— Восстанавливает пробитые стены, маргот, — доложил фронтовой адъютант. — Генерал Шабака утверждает, что войска марпринца всё ещё не отошли вглубь Арракиса. Поэтому он пока не будет уезжать. Прикажете ему оставаться?

«Шабака заслужил хорошенько отдохнуть после всего, что он сделал», — подумал Морай. — «Новой битвы не будет. Каскар придёт в ярость, когда получит палец Ланиты; но сейчас он не может подняться в небо. Вранг — тем более. Он вообще не драконий всадник и даже не командир. Они оба скованы по рукам и ногам тем, что Ланита у меня в плену».

— Пускай вернётся, — сказал Морай. — Нам незачем беспокоиться за Таффеит.

Обычно, когда что-либо складывалось столь удачно, Морай был весел. Он пил со своими соратниками, давался в руки Мальтаре и строил радужные планы на будущее кампании. Нынче у него были и другие заманчивые перспективы помимо победы над братом: он мог бы уступить Пустынному Змею Тайпану пару северных портов, заключить с ним союз против Иерофанта, создав свой бандитский Конгломерат против союза праведников…

…но ничто не грело его тёмную душу, когда Скаре было плохо.

На следующий день он вновь приехал к своему чёрному дракону. Прошёлся по хрустящим костям, прижался к негорячей чешуе. Погладил размеренно вздымающийся нос. Уткнулся лбом в его шипастую щёку.

— Мой бедный Скара, — шептал он, будто баюкая дракона. — Хочешь, я принесу тебе какую-нибудь вкусную девчонку? И ты поешь?

Он уже пытался, но больной дракон обычно отказывался от еды. Тем более он отъелся за время их вылазки.

Скара заурчал и устранился, завернулся в клубок. Морай посмотрел на него тоскливо.

«Такое бывало, когда он получал тяжёлые раны. Он прятался, замыкался, не желал есть. Но обычно он пылал жаром, а теперь он будто гаснет…»

При мысли об этом сердце Морая сжималось. Он потёр лоб, беря себя в руки, и ушёл, оставив его одного во мраке драконьего грота.

На душе было тяжело.

«Я на пороге великих побед; но мне тягостно, будто это меня шантажируют пленённой женой», — думал он. — «Ничего не могу сделать. Лишь ждать. Но так ждать невыносимо».

Поэтому после обеда он послал за Чёрной Эйрой.

Она явилась, как всегда, молниеносно. Морай ожидал её в гостиной с кубком, полным белого полусладкого. Дверь клацнула — и он сразу поднял глаза.

Это была она — чёрная Жница Схаала, высокая и плечистая, как воительницы из армий первого доа, если судить по гобеленам. Вот только воительниц тех никогда не изображали чёрными. И оттого она казалась их тёмным отражением с обратной стороны жизни, посланницей Рогатого Бога с бесстрастным лицом и глубоким взглядом.

Морай расплылся в улыбке. Теперь куртизанка была одета куда приятнее глазу: в чёрное, ровно в тон её коже и волосам, платье со шлейфом. Оно всё так же подчёркивало её грудь и живот складками тончайшей ткани. Это была красота, заслуживающая именно таких одежд, а не ряс, замызганных кладбищенской грязью.

— Здравствуй, подруга, — молвил он. Она сразу же склонилась в реверансе и попутно скинула с себя чёрный плащик.

— Рада видеть вас в добром здравии, маргот, — проговорила она, как всегда, на грани искренности и вежливости. От неё пахло розовым маслом, как почти от каждой в «Доме». — Как ваша лодыжка?

Он отмахнулся, не считая это достойным обсуждения. Сам вид чёрной куртизанки почему-то веселил его душу. Морай вспоминал её суровое лицо и сжатую в руках лопату, и ему невольно делалось смешно.

«Мы ехали из того чёртова леса около трёх часов», — приметил он. — «На полном ходу, сменив лошадь. Неужели Почтенная так далеко отпускает своих воспитанниц?»

Однако он отбросил и эти мысли за ненадобностью и встал ей навстречу. Коснулся холодно блестящего браслета у неё на запястье. А затем подцепил дешёвое украшение и скинул на пол:

— Пошли, — и коснулся её спины, ведя её к себе в опочивальню.

Эйра неспешно ступила в обитую синим бархатом спальню. Она не выглядела претенциозной, но всё же каждый шаг её был столь хозяйский и спокойный, будто она умом всегда была где-то в райских кущах — и судьба тела была ей безразлична.

Морай жаждал запустить руку в это спокойствие. Как и прежде, он хотел отбросить авторитет её мрачного бога к своим сапогам. Он сам шагнул к ней, стянул край платья по плечу. Куртизанка предусмотрительно распустила завязки на пояснице, чтобы её наряд не порвался. И маргот без труда обнажил верхнюю часть её тела — а дальше платье само соскользнуло вниз по её крутым бёдрам.

Вид её чёрных форм вновь задержал на себе взгляд Морая. Но они не стоили бы столь дорого без её выдержанного жреческого взора.

«Думает, что тело может выполнять любую работу, лишь бы разум продолжал служить богу», — без труда угадывал Морай. — «Напрасно».

— Снимай, — велел он ей и шагнул ближе. Она послушно взялась за завязки его рубашки, скинула с него накидку и помогла ему разоблачиться.

Чем меньше одежды оставалось на нём, тем ярче горели её глаза. В ней вспыхивало греховное пламя, и она тянулась к нему, вдыхая его запах, будто Скара.

Это раззадоривало Морая. Он позволил ей осыпать себя поцелуями с головы до ног. Затем присел на край укрытой гобеленом кровати — и увлёк куртизанку за собой, не дав ей встать перед ним на колени.

Он надавил ей сверху на лопатки. Эйра послушно прилегла на подушки; и он поднялся над ней. Бронзовые блики скользили по тёмному силуэту. Морай провёл по ним ладонями; и с изумлением ощупал плечи и спину девушки.