— Нет…! — красный как рак, захрипел он.
— Урод…! — завизжала женщина, и швырнув в него бутылку с какой-то «колой», «включила последнюю передачу», помчавшись вперед, увлекая за собой ребёнка.
— Это какой-то пиздец! На землю! Быстро упал на землю! — закричал милиционер, хватаясь за дубинку.
— Запись! Меня нельзя записывать! — захрипел тип.
— Лёг на землю, я сказал! — милиционер рванул к онанисту.
— А-а-а! — заорал «уважаемый», получив несколько смачных ударов «демократизатором».
— …у нас здесь, возможно, насильник. — услышал я говорящую в рацию тётеньку-милиционера, которая затем, взяв меня за плечи и заглянув в глаза, спросила. — Этот человек тебе что-нибудь сделал?
— Ничего я ей не сделал! Я не насильник! — это заверещал типчик, кажется окончательно сбрендивший от ужаса, и лежащий теперь на асфальте. — Я просто сходил «по-маленькому», а малолетняя мерзавка решила заснять меня на телефон в этот момент! Помогите, пожалуйста! Я здесь жертва!
— Ах ты…жертва! — разозлился я.
— Он правду говорит? — поинтересовалась у меня милиционер, соорудив на лице суровое выражение.
— Да! Всё так и было! — захрипел мужик.
— Не совсем… — ответил я. — Я гуляла по парку, и встретила этого дядю, который при виде меня, почему-то снял штаны и принялся дёргать себя за…
— Врёт она всё…! Она просто оторва, изводящая окружающих!
— А ещё этот дядя зачем-то попросил показать ему какую-то киску, но ведь у меня и кошки-то никакой при себе не было… — пожав плечами, сказал я, проведя «кисточкой» волос по щеке.
— У-у-у! — взвыл тип.
— Онанистов, прости Господи, развелось тут немерено! Никакого спасения от них нет! — заявила одна из двух пожилых женщин, подошедших посмотреть, что же здесь творится. — Пусть бы он штаны хоть надел, нечего его голый зад детям показывать!
— Да придуривается она всё! Не слушайте её! Это чрезвычайно коварная, расчётливая и прожжённая девица! Не ведитесь на её наивный вид…!
— Кстати, дядь… — перебил того я, наблюдая, как организм этот «упаковывают» в наручники. — Сумку ты, кажись, забыл…
— Сумка…! — услышав меня, встрепенулся тип, вспомнив о забытой вещи. — Товарищи милиционеры, необходимо срочно забрать мою сумку! Эта девица знает где я её оставил (забавный факт, но мужик этот так ни разу и не матюгнулся)! В ней документы, содержащие «гостайну»! Украдут их, и все мы отправимся за решётку! Я за утрату, вы за то, что не предотвратили! Это не шутка!
Оп-па! — подумал я, если сказанное онанистом не просто попытка выкрутиться, а судя по его тону и физиономии, это не так, то он, скорее всего, некий высокопоставленный чиновник, а значит…
— Оп-па! — ровно также воскликнул мент (только вслух), ибо слова данного субчика и ему показались достаточно убедительными, после чего поинтересовался у меня. — Ты помнишь, где он свою сумку оставил?
— Помню! — кивнул я.
— Лен, сходи с девочкой, забери сумку, а то мало ли… — сказал милиционер своей коллеге. — А я пока доставлю…гражданина в машину.
— Пойдём, покажешь мне, где осталась сумка. — тронула меня за плечо женщина.
— Уху. — согласился я. — Пойдёмте!
Несколько минут спустя.
Откровенно говоря, надежда найти оставленную сумку была лишь в том случае, если по дорожке до сих пор никто не прошёл (что маловероятно, выходной день всё-таки), в противном случае, я бы поставил рубль на то, что у сумки «выросли ноги». И ведь не ошибся! «Ноги» у кожаного изделия действительно «выросли», и сумки на месте не оказалось…
— Стояла вот прямо здесь… — сказал я, глядя на то место, где в последний раз видел портфель. — Ушла, наверное.
— Ушла… — печально констатировала тётенька-милиционер, явно представляя себе размер только что приобретённого геморроя.
На счастье («уважаемого» и обоих милиционеров, да и, честно говоря, моего тоже, ибо сомневаюсь, что следствие, организованное по факту утраты «гостайны», если она и в самом деле имела место быть в сумке, обошло бы меня стороной), «старые ноги» не успели еще уволочь сумку «с концами»…
Впереди, метрах в пятнадцати, бодрым шагом топала «в Закат» старушка, катящая за собой коляску и в свободной руке нёсшая злополучную сумку («клюшку» свою она ловко приладила к коляске).
— Вон! Старушенция потащила сумку! — громко сказал я, указывая взглядом на чрезмерно хозяйственную старушку.
— Не старушенция, а пожилая женщина! — назидательно поправила меня милицейская дама, после чего, крикнув, направилась за старушкой. — Женщина, постойте!
— Вы чего-то хотели? — с невозмутимостью английской королевы поинтересовалась престарелая ворюга (лет семидесяти на вид), когда мы настигли её.
— Уху, верните сумочку, пожалуйста! — заявил я чуть раньше тётеньки-милиционера, указывая взором на желаемое.
— А для чего, деточка, тебе моя сумка? — не моргнув глазом, вопросила старушка.
— Это точно сумка того…мужчины? — повернув ко мне голову, поинтересовалась милиционер.
— Сто пудов! — подтвердил я. — Его!
— Так я её на дороге нашла, бесхозная лежала! Дай-ка, думаю, в милицию снесу, чтоб ворюга какой не унёс! — столь же невозмутимо отбрехалась «божий одуванчик», зыркнув на меня, как на врага народа. — А может мне ещё чего и положено за находку-то? Сохранила всё-таки ценную вещь в целости!
— Да, бабуль, а как иначе-то? — улыбнувшись нагловатой и вороватой старушенции, заявил я. — Лет пятнадцать «лагерей» за кражу этого портфеля с «гостайной»! Награда просто обязана найти свою героиню!
— Деточка, не доросла ты еще до того, чтобы старуху пугать. Пуганая я. Ну какую, скажи на милость, «гостайну» можно найти на дороге в парке? — улыбнулась в ответ та, не принимая мои слова всерьёз.
— В портфеле действительно могут находиться документы составляющие государственную тайну. — заявила милиционер, и вид у старушки стал таким, словно бы она вкусила лимона, а затем на неё вылили ушат холодной воды.
— У вас удостоверение-то есть? — сухо поинтересовалась старушенция и после того, как милиционер предъявила документ, передала портфель в руки стражнице порядка. — Вот ваша сумка! Внутрь я не заглядывала и ничего оттуда не брала! Чего там внутри не ведаю…
— Паспорт у вас при себе имеется? — спросила старушку милиционер. — Если нет, то придётся вам проехать со мной в отделение.
— Имеется, доченька, имеется, куда ж без паспорта-то… — со вздохом ответила та и принялась копаться в коляске.
Позже.
— Ваша сумка? — поинтересовалась милиционер, когда мы подошли к милицейской «Ниве», на заднем ряду которой сидел «уважаемый» (уже без наручников, зато в портках и явно пришедший в себя).
— Да, моя, спасибо! Все документы на месте, выражаю вам свою благодарность! — ответил он, открыв портфель и проверив его содержимое, после чего пообещал. — Буду ходатайствовать о том, чтобы вы получили поощрение за безупречное несение службы.
— Лен… — тихонько сказал милиционер коллеге, и они отошли, о чём-то зашептавшись в сторонке.
— Удалось договориться? — с кислым видом поинтересовался у «уважаемого» я.
— Удалось. — подтвердил он, разглядывая меня. — Не бывает таких ситуаций, красавица, в которых разумные люди не смогли бы достичь компромисса и полюбовно договориться. С милицией вопрос решен. Осталось решить вопрос с тобой. Сейчас сотрудники милиции…
Он кивнул на шепчущихся ментов.
— …изымут у тебя телефон с записью и этот вопрос также будет решен в положительном для меня ключе. — «уважаемый» пожал плечами, мол, ни о чём не переживает. — Видишь, всё, в итоге, обернулось в мою пользу.
— Знаете, а я ведь так и подумала, едва услышала про «гостайну»… — улыбнулся ему я (и мне действительно стоило об этом подумать!). — Вы же чиновник, а значит и с милицией договоритесь, сто пудов. И знаете, что?
— Что? — как-то сразу насторожившись, поинтересовался «уважаемый», явно ожидая от девчонки-подростка совершенно иной реакции на свои слова.
— Пока мы ходили за вашим портфелем, я, так, на всякий случай, и от греха подальше, спрятала карту памяти, так что изъятие моего телефона… — я помахал аппаратом. — …не только не спасет отца русской демократии от сомнительной славы на просторах интернета, но и сделает меня полностью неразумной. И недоговороспособной. Понимаете, дяденька?