Секретарские обязанности выполнял при Грегоре Штрассере малозаметный Генрих Гиммлер. Несравнимо больше шума исходило от Йозефа Геббельса, возглавлявшего пропагандистский аппарат. На страницах учреждённого Штрассерами теоретического журнала он изливал свою лютую ненависть к капитализму «во всех видах», панегирики Советской России, большевизму и лично В. И. Ленину («Еврей-большевик понял Россию лучше любого царя!»). Вокруг Штрассеров сгруппировался костяк радикальных активистов типа Альберта Фолька. К этой группе принадлежал лидер берлинских нацистов Эрнст Шланге. В качестве умелого и решительного организатора отличался Карл Кауфман. Идеологически левый радикализм генерировал Фридрих Гильдебрандт, с особенной неприязнью относившийся к «зажравшемуся» Гитлеру.

В окружении Штрассеров выделялся организатор рабочих ячеек Эрих Кох — тот самый будущий гауляйтер Украины, один из самых чудовищных гитлеровских палачей во Второй мировой войне. Рядом с ними начинал и Вильгельм Кубе, впоследствии руководивший уничтожением каждого четвёртого белоруса. Характерно, что ультрарадикальные социалисты Кох и Кубе поначалу колебались между НСДАП и КПГ. Свой выбор они в конечном счёте сделали лишь под влиянием антисемитизма. Так же через коммунизм пришёл к нацизму и Геббельс. Что и говорить, такие кадры у коммунистов могли быть вполне при деле.

Быстро сколоченная организационная структура позволила ДВФП добиться небольшого, но осязаемого успеха: Штрассер-старший и фон Грэфе были избраны в рейхстаг. Десятки публичных собраний (основной метод партработы), издания, новые и новые ячейки — всё это ассоциировалось с идеологией штрассеровского фёлькиш-социализма.

Эта идеология была весьма своеобразной. Скажем, младший Штрассер так и не преодолел до конца пробольшевистские тенденции, в которых ему подпевал Геббельс. Люди, подобные Фольку, смыкались с радикальной социал-демократией. Кох, Кубе и вроде них напоминали национал-коммунистов (не случайно бывший гауляйтер Украины, представ перед польским судом, говорил о своих глубоких симпатиях к СССР). Но в целом базой ДВФП было правоориентированное меньшинство рабочего класса — основная масса пролетариев по всей Германии хранила верность СДПГ, и лишь маргинальные её слои отдавали предпочтение иным партиям. Поэтому значительную часть ДВФП составляли те же социальные группы, что и НСДАП — ремесленники, торговцы, люмпены, безработные и демобилизованные.

В своих воспоминаниях Отто Штрассер перечислял идейные разногласия, отделявшие его с братом от Гитлера: «Мы социалисты, он говорил языком капиталистов. Мы республиканцы, он вёл дела с Виттельсбахами и даже Гогенцоллернами. Мы либералы, он тоталитарист. Мы христиане, он атеист». Итак, социалистический радикализм, классово-пролетарская упёртость, республиканско-либеральные политические позиции и христианское мировоззрение — против тоталитаризма, заигрывающего с капиталом и аристократией… Тут и там гремучие смеси.

Идеалом Штрассеров была корпоративно-коллективистская система, проведённая несравненно более последовательно, чем в муссолиниевской Италии. Она должна была, по модели «Нового средневековья», охватить не только экономику, но и социальную жизнь, и государственно-политический строй. Будучи ярыми националистами, Штрассеры, однако, не акцентировали расизма. Даже во внешней политике они не разделяли гитлеровского стремления захватить Европу. Они скорее ориентировались на проект общеевропейской федерации, связанной общей культурой и экономическим взаимодействием. Пожалуй, менее централизованной, чем нынешний Евросоюз.

Штрассер-младший к тому же склонялся к германо-советскому альянсу против англо-французской «империалистической плутократии». Но даже это не было чем-то исключительным. Так же рассуждал и генерал фон Сект, и теоретик борьбы за «жизненное пространство» Мёллер ван ден Брук.

Штрассеров не приходится идеализировать. Этим «республиканцам, либералам, христианам» был не чужд культ насилия, составлявший глубинную суть нацизма. Иначе они не сошлись бы с Гитлером, не собрали бы вокруг себя «кубекохов», не сделались бы кумирами штурмовых отрядов. Но для них сила и жестокость всё же были инструментами достижения неких целей, что вообще характеризовало германскую культуру прошлых веков. Не то Гитлер.

Фюрер со смешанным чувством наблюдал за ДВФП. С одной стороны, успешное «хранение огня». Тем более, что, оказавшись за решёткой, он временно порвал с Ремом, уехавшим по контракту тренировать боливийскую армию (из бравого капитана, сумевшего захватить порученные ему объекты в ночь на 9 ноября 1923-го, был сделан стрелочник, виновный в провале «Пивного путча»). С другой, его никак не устраивало появление новых эффективных менеджеров, пусть и более-менее лояльных, как Грегор Штрассер. Но главное — Гитлер чётко уловил новый момент. Выйдя из Ландсберга в конце 1924 года, он резко сменил политическую тактику.

Пообещав впредь не нарушать закон, фюрер добился релегализации НСДАП и объявил о переходе к длительной парламентской борьбе. «Придётся переголосовать, хотя это дольше, чем перестрелять» — в своей характерной манере объяснил он соратникам суть нового курса. Это решение было вполне адекватно объективной ситуации в стране. Демократический режим устоял и укрепился. Экономика, как во всей Европе, двинулась на подъём. С Францией удалось достичь соглашения, облегчившего бремя репараций. Стабилизировалась социальная ситуация, а вместе с ней политическая жизнь. Радикализм вытеснялся на дальнюю обочину, экстремизм сходил на нет. Партия, делающая ставку на террор и мятежи, в изменившихся условиях была обречена.

Перед Гитлером встали новые задачи. Легальное развёртывание нацизма во всегерманский масштаб. Отвоевание электората у коммунистов, социал-демократов, католиков, либералов и консерваторов. Установление связей с элитами, вступление в круг «настоящих партий», допускаемых к решению серьёзных государственных вопросов.

Первый опыт респектабельной политики удался на президентских выборах 1925 года. Нацисты, выдвинув в первом туре заведомо провальную кандидатуру Людендорфа, во втором поддержали фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга и оказались среди победителей. В консервативном лагере Гитлер обрёл репутацию ответственного деятеля, с которым можно серьёзно договариваться. Было характерно, что покойного социал-демократа Фридриха Эберта сменил на высшем государственном посту убеждённый монархист. Присягнувший республике и соблюдавший эту присягу — из принципа дворянской чести, предполагавшей ненависть к этой республике… Такая коллизия свидетельствовала о ранних болезненных мутациях Веймарской политической системы.

Штрассеры располагали крепкой структурой за пределами Баварии и этим были полезны фюреру. Но они же создавали ему большие проблемы: высшая бюрократия, магнаты капитала, юнкеры-землевладельцы, генеральская верхушка воспринимали их как опасных классовых врагов. Фёлькиш-социалисты отвечали глубокой взаимностью. Исключением являлись промышленники-инноваторы, химики и электронщики, по-деловому заинтересванные в Штрассере-старшем. Однако решающий голос в деловом сообществе имели не они, а угольно-металлургические короли Рура и Рейнлнада, берлинские банкиры — те, против кого братья Штрассеры поднимали пролетарские батальоны будущих гауляйтеров.

Гитлер развернул мощный прессинг ДВФП и других «фёлькише». Он не соглашался ни на какие коалиции или равноправные объединения, добиваясь полного поглощения родственных организаций. Штурмовые отряды, восстанавливаемые под командованием опытного офицера-фрейкоровца и уверенного бандюгана-мокрушника Франца Пфефера фон Саломона, стали нападать не только на «красных», но и на единомышленников, охраняемых такими же штурмовиками. Под жёстким давлением ДВФП влилась в НСДАП. Гитлер прорвал кольцо, замыкавшее его в Баварии.

Но в самой нацистской партии Штрассеры учредили «Рабочее содружество» северо-западных парторганизаций, стоявшее на реально социал-фашистских позициях. Особенно тревожным моментом стало для Гитлера быстрое сближение штрассеровцев с восстановленными СА. Праворадикальным боевикам были ближе лозунги «Рабочего содружества», нежели гитлеровский длительный марш к власти и заигрывание с «золочёной сволочью». Они пришли в партию драться и мстить, причём здесь и сейчас. Тот же Пфефер фон Саломон хотя и происходил из дворянской семьи, по менталитету тяготел к парням попроще и активно симпатизировал Штрассеру-старшему.