1940 год наступал под знаком германских успехов. Польша была превращена в немецкое генерал-губернаторство и брошена под сапоги эсэсовских зондеркоманд, приступивших к первому опыту расовой чистки. С Советским Союзом утвердилась «дружба скреплённая кровью». Политическая машина Коминтерна заработала в интересах Рейха. Англичане и французы, объявив войну, не решались её вести. Америка смотрела на происходящее словно с другой планеты.

Гитлер был решительным человеком. Война началась не тогда и не так, но кривая, кажется, вывозила. В таких случаях он всегда шёл на обострение.

В апреле 1940-го однодневным броском германские войска оккупировали Данию. Король Христиан и правительство призвали население сложить оружие. Сходу немцы рванули в Норвегию. Здесь повернулось иначе: потомки доблестных викингов и свободных бондов жёстко сопротивлялись, хотя по нацистской расовой теории нордическую норвежскую нацию истребление не ждало.

Бои в Норвегии продолжались два месяца, дольше, чем где-либо в Западной Европе. С помощью местных нацистов, возглавляемых печально знаменитым Видкуном Квислингом (в своё время проигравшим внутреннюю борьбу в Крестьянской партии и от обиды сменившим политориентацию), немцы всё же сумели утвердить оккупационный контроль. Король Хокон и правительство отбыли в Англию, объявив о продолжении борьбы. Покидая родину, старый Хокон вспомнил предупреждение четырёхлетней давности: нельзя уступать нацистам даже в мелочах, иначе рано или поздно отдашь им всё. Человеком, которому тогда не поверили, был Лев Троцкий, изгоняемый из Норвегии на основании документов, похищенных в доме, где он проживал, квислинговскими взломщиками.

Захват Дании и Норвегии изменил общеевропейский расклад. Правительство Чемберлена, безнадёжно скомпрометированное чередой катастрофических провалов, ушло в отставку (сам Чемберлен вскоре умер, не выдержав позора). Пост премьер-министра занял Уинстон Черчилль — бескомпромиссный враг нацизма, готовый к войне насмерть.

Британское политическое сознание отвергает любые формы диктатуры, даже коммунисты и фашисты допускали здесь лишь один способ прихода к власти: завоевание большинства в парламенте. Подчинение Филиппу, Людовику, Наполеону, Вильгельму, Адольфу, Иосифу не является здесь предметом обсуждения. «Нет, здесь это не пройдёт, не пройдёт никак», — пели в своих пабах портовые докеры. Королева тренировалась в стрельбе и разгребала завалы после бомбёжек.

«Здесь, на этом острове, хранящем следы человеческого прогресса, опоясанные океаном, где господствует наш флот, без страха ожидаем мы грозящего нападения. Может быть, мы проявим милость, но о милости не попросим», — эти слова Черчилля забили болт на гитлеровских расчётах. «Господин Черчилль подтвердил, что хочет войны. Что ж, он её получит, и результатом станет гибель великой империи, которой я никогда не собирался причинять вреда», — в этом выступлении фюрера проскальзывала несвойственная ему неуверенность в себе. «Мы никогда не сдадимся», — вновь прозвучало в ответ.

Зато во Франции Гитлер имел союзников по всему политическому спектру. Фашистская Народная партия Жака Дорио и часть социалистов во главе с Марселем Деа сознательно делали ставку на подключение к будущей Великогерманской Европе. Именно они стали главной опорой гитлеровцев, напрямую сотрудничая с гестапо. Уместно отметить, что десятилетием раньше Дорио был лидером французского комсомола и членом политбюро ФКП…

Французские коммунисты во главе с Морисом Торезом и Жаком Дюкло перешли на прогитлеровские позиции с 23 августа 1939 года. Именно открытая пропаганда национальной измены, призывы к солдатам дезертировать, а к рабочим саботировать стали причиной запрета ФКП осенью 1939-го.

Но и значительная часть буржуазной элиты склонна была «покориться неизбежному», иначе говоря, сдаться. Лишь часть последовательных консервативных националистов настаивала на сопротивлении. Но такие деятели, подобные Анри де Кериллису или Шарлю де Голлю оказались в крайне сложном положении. Важным элементом их концепции был союз с СССР («традиционное объединение французской и славянской мощи»), руководство которого предпочло союз с Гитлером.

Удар по Франции был нанесён в мае 1940-го. По гитлеровскому обыкновению, операция была крайне авантюрной, в неё заранее закладывались элементы блефа и случайной удачи. И снова кривая вывезла: сильнейшая армия Европы, усиленная английским экспедиционным корпусом, была разгромлена в те же три недели, что польские союзники Франции. «Неприступную линию Мажино» — мощный приграничный укреплённый пояс — немецкие танковые армии просто обошли. Затем стальные армады, «разрезав серпом» оборонительные рубежи противника, сомкнули французов в нескольких котлах, оккупировали северо-восточные районы и вступили в Париж. Лишь немногие эвакуировались на английских судах из Дюнкерка. «Загадочное» поведение немцев, позволивших англичанам эвакуироваться, объясняется достаточно просто, и дело не в «англофильстве» Гитлера. Британские военные корабли, недосягаемые для немецкого огня с берега, элементарно расстреляли бы танки вермахта.

Коллаборационистская группировка во главе с героем Первой мировой войны маршалом Филиппом Петэном учредила прогерманское правительство в курортном городке Виши (что интересно, поддерживавшее дипломатические отношения с союзником Рейха — СССР). Сильнейшее государство континента сдалось, раздавленное как шалаш танком.

Капитуляцию Франции, полтора десятилетия назад названной «смертельным врагом», автор «Майн кампф» принимал в Компьене 22 июня 1940-го. В том самом знаменитом вагоне, где в ноябре 1918-го маршал Фердинад Фош принимал капитуляцию Второго рейха. Несколько минут, меняя выражение лица с гневного на презрительное, стоял фюрер перед обелиском с надписью: «Здесь была сломлена гордыня надменной Германской империи, побеждённой свободными народами, которые она вознамерилась поработить».

Разгром Франции подтолкнул фашистскую Италию к вступлению в войну. Но нельзя сказать, чтобы этот союзник сильно помогал Рейху. После итальянского вторжения на южной границе французская армия, уже раскатанная немцами, словно воспряла из пепла и нанесла итальянцам несколько поражений. Ещё хуже приходилось итальянцам в боях с британскими войсками. Англичане громили муссолиниевцев в Северной Африке и на Африканском Роге, вскоре выбили из Эфиопии, а когда осенью 1940-го итальянские войска с албанского плацдарма вторглись в Грецию, пришли грекам на помощь. В результате к весне 1941-го возникла непосредственная угроза английского вторжения в Италию. Немцам постоянно приходилось оказывать помощь незадачливым «наследникам Рима», что зачастую серьёзно путало карты Оберкоммандовермахт.

Поистине роковым стал апрель 1941-го. Полный разгром Муссолини в Греции вынудил немцев к броску через Югославию на выручку союзнику. Бросить его немцы не могли, поскольку англо-греческие войска, прорвавшись в Италию, с юга могли угрожать стратегическим позициям Рейха. В результате этой изначально незапланированной задержки были оккупированы Балканы, но нападение на СССР отодвинулось на полтора месяца. Движение германских войск к Москве растянулось до зимы… Четыре года спустя Гитлер вспоминал об этом эпизоде: «Наш опыт с дуче доказывает — нельзя относиться как к равному к тому, кто на самом деле равным не является».

К лету 1941 года оправдались самые, казалось, безумные надежды Гитлера, словно управлявшего судьбой. Австрия и Чехословакия были захвачены ещё до войны. Франция распростёрлась под Рейхом. Немецкий сапог топтал Бельгию и Голландию. Дания и Норвегия насильственно «возвращались в лоно германской цивилизации». Польша и Югославия погрузились в ад геноцида. Италия, Венгрия, Финляндия, Румыния и Болгария воевали на стороне Рейха. Испанский и португальский режимы, уйдя в нейтралитет, играли на англо-германской конфронтации, но в целом симпатизировали Берлину. Советский Союз мобилизовывал компартии на борьбу с британским империализмом и снабжал Рейх стратегическим сырьём. Лишь черчиллевская Британия практически в одиночку вела смертный бой с исполинской мощью гитлеровской Европы.