— Пап, мне девятнадцать лет. И я способна самостоятельно принимать решения касательно моей личной жизни.

— Значит вот как мы заговорили! — невесело усмехнувшись, подходит к графину с водой и наливает себе полный стакан. Осушив его одним глотком, громко опускает его на стол, — Кто он?

— Можно поинтересоваться, что именно тебя интересует? — приваливаюсь плечом к дверному проему и уточняю, — материальное положение, место работы или, может быть, родословная? О личных данных даже не спрашиваю, вряд ли тебе это интересно, ведь так?

— Дина, хватит паясничать! —произносит с нажимом. — Я пытаюсь поговорить с тобой нормально.

— Его зовут Паша.

— И кто у него родители?

Что и требовалось доказать. Устало выдохнув, освобождаю волосы от резинки и, избегая прямого хмурого взгляда, просто произношу:

— Он из детского дома!

— Тааак! Кажется, все ещё хуже, чем я предполагал, — вытирает со лба пот и натягивает плечи для следующего вопроса. — Ты в своём уме, Дина? Ты променяла Серова на какую-то шушеру?

— Он не какая-то шушера! — тут уже хмурюсь я.

— Я не понимаю, как можно было упустить такой шанс, — фырчит, не обращая внимания на мое замечание. — Серов - влиятельный человек. Инвесторы толпами побегут вливать деньги в наш бизнес, когда вы с Сергеем узаконите отношения. Этот парень обеспечит тебе прекрасное будущее, а что даст тебе этот...

— Паша!

— Да хоть Глаша! — гневно ударяет ладонью по столу, а я вздрагиваю.

Спустя долгие секунды молчания, спокойно спрашиваю, подойдя ближе:

— А как же любовь, Пап?

— Любовь? Да что ты знаешь о любви? — четко и ясно даёт мне понять, что в корне не согласен с моим выбором. — Она создаётся годами. Рай в шалаше только в сказках бывает, а в современном мире в этом раю настоящая задница. Фундамент у этого шалашика должен быть стабильный и дощечки обработаны, об условиях вообще молчу. Так и получается, что спустя время затрещит ваш теремок и развалится. В наше время во всем должен быть разумный расчёт. Браки основанные на бизнес интересах намного долговечней, а чувства... — переводит дыхание и добавляет уже тише, — Стерпится - слюбится.

— А я не собираюсь всю жизнь терпеть, пап. — завожусь с одного щелчка. — Так уж устроено, что дети вырастают, и у них появляются свои цели и мечты. И пусть я наломаю дров, но это будут мои дрова, из которых потом можно счастье построить. Своё. Собственное.

Мы молча сверлим друг друга взглядами до тех пор, пока на пороге не появляется мама. Медленно обводит нас взглядом, туже затягивая халат на талии, и, уперев руки в боки, строго замечает:

— Мне кажется, Петя, что ты уже переходишь все границы!

— Опять старая пластинка. Вижу, не клеится у нас диалог... — с появлением мамы на кухне отец смягчается. — Да я о ней же забочусь. О ее будущем. Что ей даст этот оборванец?

— А это не забота, Пётр Аркадьевич! — упрямо качаю головой с натянутой улыбкой, скрывая подступающие слёзы. — Это эгоизм! И не смей называть его оборванцем! Ты его даже не знаешь!

Покраснев от возмущения, разворачиваюсь на пятках и на негнущихся ногах, словно на деревяшках, иду к лестнице.

— Передай своему Ромео, что я хочу с ним поговорить!

Перед глазами все расплывается из-за навернувшихся слез, но я не позволю себе разреветься. И даже нахожу в себе силы твёрдо ответить, гордо взметнув волосами:

— А я не почтовый голубь, папа, чтобы через меня послания отправлять.

Ну все! Теперь, когда дверь в мою комнату плотно закрыта, можно дать слабину. Выдохнуть, расслабится и...

Улыбнуться!

Потому что на телефон в эту секунду падает короткое сообщение, стирая во мне, как ластиком, все негативные эмоции.

Пашка: Уже скучаю! *сердечко*

Дни до субботы промелькнули, как одно прекрасное мгновение, хоть и были наполнены множеством приятных моментов. Каждый день мы с Пашкой открывались друг другу все больше и становились ближе. Много времени проводили на улице, пешком гуляли по городу, катались на мотоцикле и просто дурачились дома. Ходили в кино и в парк развлечений, где отважно посетили все самые страшные аттракционы. Я никогда там не была и одна вряд ли бы решилась сесть даже в закрытую кабину колеса обозрения, но с ним, видимо, во мне отключаются все инстинкты самосохранения. В один из дней Пашка показал мне свой зал, где тренирует и занимается сам, а я показала ему свою школу, где отучилась все одиннадцать лет.

Мои каникулы, наконец, превратились в те, о которых я мечтала. Наполняя себя новыми эмоциями и впечатлениями, я только с ним готова разделять эту радость. С ним наслаждаться каждым новым днём. И с ним сходить с ума от близости, забывая о привычных вечерах с учебниками в руках.

Это впервые, когда я совершенно не скучаю по учебным будням и не жду первое сентября, чтобы послушать новую лекцию по терапии или генетике.

Но, чем ближе приближалась суббота, тем выше поднимался уровень моей тревоги и нервозности. Я страшно переживаю за Пашу, но не могу заставить его отказаться от боя и так же не могу позволить себе сомневаться в его победе. Все дело в том, что при таких травмах, как у него, противопоказаны любые физические нагрузки, чтобы уменьшить вероятность тяжёлых последствий. Как минимум, требуется исключить все тренировки и уделить достаточно времени на отдых, что он и делал, пока его противник в поту и мыле готовился к предстоящему бою.

За неделю синдромы боли практически исчезли, но это не значит, что кости полностью срослись. После сотрясения мозга и с трещинами в рёбрах на восстановление нужно гораздо больше времени. Именно поэтому сейчас, стоя в ликующей толпе зрителей, мной овладевает холодеющий ужас.

Все, как в прошлый раз: такой же громкий голос ведущего, многочисленные огни, заливающие ринг ярким светом, рёв людей и радостная Ладка рядом. Все, за исключением одного - сегодня я болею за другого бойца. И не просто болею, а умираю от нервов, желая зажмуриться и открыть глаза только в тот момент, когда рефери поднимет руку Луки. Другого исхода быть не должно. Я верю. Я чувствую.

Ожидание огромными тисками сдавливает грудь и я почти не дышу, пока двое бойцов таранят друг друга взглядом, танцуя на носочках. Меня потряхивает мелкой дрожью и голоса окружающих сливаются в один, ударяя в голову сплошным гулом.

Паша сосредоточен и спокоен, чего не скажешь о Серове, который не может угомониться и перестать красоваться перед публикой. В толпе слышны женские голоса, выкрикивающие имя МОЕГО парня, но он поднимает свой взгляд и среди остальных находит меня. Улыбается одним уголком губ и выразительно подмигивает, внушая спокойствие. Я знаю, как он умеет прятать свои эмоции за этой красивой улыбкой, но вида не подаю.

— Вот везёт же некоторым! — громко восклицает Миронова, косясь в мою сторону. — Такой красавчик! Где бы мне теперь такого найти, — задумчиво стучит пальцем по подбородку, озираясь по сторонам, а я ее почти не слушаю, потому что продолжаю смотреть в зелёные глаза.

Стараюсь улыбнуться в ответ сквозь бушующее волнение и, сжав пальцы в кулак, поднимаю руку в жесте «удачи». Усмехнувшись, он едва заметно кивает, но тут же хмурится, поднимая взгляд чуть выше. Я не понимаю этого изменения и списываю все на эмоции от предстоящего боя.

А зря. Потому что в этот момент, на мое плечо аккуратно ложится чья-то рука, а следом и женский голос:

— Моя дорогая, губу обратно закатай! Это он мне, — уверено произносит, а я открываю рот от изумления, узнавая в ее лице знакомые черты.

Злата.

Вылизанная красотка с идеальной фигурой, большими кольцами в ушах и с яркой помадой на выразительных губах. Сканирует меня ленивым взглядом, лопая пузыри из жвачки прямо перед моим лицом.

Красотой ее не обделили, но вот над манерками общения и поведения в обществе было бы неплохо поработать.

— Прикрой рот, милая. Гланды простудишь, — пальцами касается моего подбородка и фальшиво улыбается, пока я медленно прихожу в себя. — Этот парень, что в синих шортиках - мой! Просто предупреждаю, пока ты здесь, как лужица, не потекла.