Бабушка в очередной раз благодарит Пашу за Мишку, задаёт обычные дежурные вопросы и вежливо приглашает гостя сесть за стол. Опередив Маргариту Егоровну, я ставлю на плиту кипятиться чайник и, чтобы хоть как-то отвлечься, сама достаю чашки из бабушкиного сервиза и выставляю их на стол. Тянусь к верхнему шкафчику, чтобы достать угощение и чай и, не опуская рук, поворачиваю голову, чтобы уточнить:

— Чай или кофе?

На секунду встретившись с диким зелёным взглядом, я замираю, не сразу сообразив в чем дело. Он наблюдает за мной с таким голодом, с каким смотрит хитрый лис на притаившегося в узкой норе зайца и ждёт, когда тот выйдет наружу. Только сейчас понимаю, как вместе с руками неприлично высоко поднялся мой пляжный сарафан и тут же, смутившись, одергиваю подол.

— Чай, — отвечает почти сразу, непривычно просевшим голосом.

Быстро достаю с полки нужную коробку и тут же опускаю руки, но даже не оглядываясь, знаю наверняка, что он продолжает на меня так же смотреть. Потому что между лопаток по-прежнему колет и всю спину сковывает напряжение.

Разливаю всем чай и выкладываю на стол бабушкино любимое сдобное печенье. Сажусь на самый край кухонного уголка и даже не рискую двигаться ближе к углу, где в кожаную обивку упирается крепкая ладонь, а под столом широко раскинуты мужские колени. Его присутствие в этом доме отнимает у меня все свободное пространство, но только из-за уважения к своей любимой бабушке мне приходится его здесь терпеть.

Когда его визит становится не таким шокирующим и неуместным, я потихоньку начинаю включаться в диалог, а точнее, внимательно его слушать. Потому что сама разговаривать пока не готова.

Сажусь в любимую позу, закинув ногу на ногу, и сама не замечаю, как нервно ей покачиваю, пиная кухонный уголок.

— Значит, говоришь, тренируешь теперь ребят?

— Да, буду стараться и дальше развиваться в этом направлении. — Лука на секунду отрывается от разговора с бабушкой и, глядя на меня с озадаченным видом, вопросительно выгибает темную бровь.

Или не уголок?

Заглянув под стол, тут же краснею, понимая, что все это время тапкой толкала его ногу.

Он иронично усмехается, замечая мое неспокойное состояние, и довольно потирает большим пальцем переносицу, скрывая от бабушки насмешливую улыбку. Вскинувшись, я так стремительно прячу под себя ноги, словно меня бьет током по всем нервном окончаниям, и силой мысли намертво прибиваю их к полу.

Захватив пальцами очередное печенье, отправляю его в рот и, опустив глаза, принимаюсь усердно жевать, чтобы успокоиться. Кажется, это уже пятое по счёту. Или шестое?

Ай! Неважно!

Мне не приходится считать, потому что сейчас это не просто лишние калории, а единственное доступное седативное средство. Пусть малоэффективное, но хоть как-то помогает уменьшить эмоциональное напряжение.

— Даже не сомневаюсь, что у тебя все получится с твоим-то стремлением и желанием получить свое. — врывается в сознание мягкий голос бабушки, когда не стол глухо падает открытая коробка шоколадных конфет.

Подняв голову, я встречаюсь с ее загадочным взглядом и замечаю, как тонкие губы трогает тёплая таинственная улыбка. Словно она видит меня насквозь и, оперевшись на свой большой жизненный опыт, понимает гораздо больше меня самой.

Лука, в отличии от меня, чувствует себя на этой кухне совершенно свободно и ему не приходится заедать свою неловкость сладким. Кажется, он вообще не притрагивается к угощениям, спокойно пьёт горячий чай, а когда на столе появляются конфеты, он медленно пододвигает коробку ближе ко мне.

И не подумаю тешить его своей нелепостью! Даже не притронусь.

— Ну, а с учебой как дела? Я помню, что ты собирался получить высшее образование в области физической культуры и спорта?

— Собирался! — соглашается, — Но это оказалось не так просто. Оказывается, чтобы поступить, нужно было заранее подать себя в списки на вступительные экзамены. Поэтому теперь придётся ждать ещё целый год.

Задумавшись, я вновь выпадаю из разговора. Подперев кулаком подбородок, украдкой кошусь в сторону парня, и скольжу по нему любопытным взглядом. Сейчас сбоку его скулы кажутся более выразительными и четкими, а легкая улыбка расслабленной и уверенной. На смуглой коже проглядываются едва заметны ямочки, именно они и заставляют меня смотреть на него гораздо дольше, чем следует. Спускаюсь ниже и туго сглатываю кусок сухого печенья, оценивая сколько же дикой силы умещается в этих рельефных руках под литыми мышцами. Его хочется разглядывать, а ещё... Еще так же безумно хочется потрогать. Но однажды я уже попыталась это сделать, на что получила грубый совет - держаться от него подольше.

— Эх, Пашка! Девушку бы тебе встретить хорошую! — Бабушкин вздох заставляет меня моргнуть и оторваться от нелепого любования.

Сама не замечаю, как после этого вздоха на каком-то подсознательном уровне тянусь в коробку за сладкой конфетой и, поднеся ее ко рту, замираю, запнувшись о тяжёлый, о чем-то мучительно раздумывающий зелёный взгляд.

— Я ее уже давно встретил, Маргарита Егоровна! — отвечает с легким оттенком усталости, невесело усмехнувшись.

А меня передергивает от этого ответа. Ощутив, как изнутри поднимается раздражение и тяжесть непрошеного чувства с головой захватывает тело, я роняю конфету мимо рта, и она с брызгами ныряет в мою чашку.

— Твою ж... — бабушкино присутствие мешает мне хорошенько выругаться, и мне приходится прикусить язык. Неловко поднявшись из-за стола, достаю с подоконника бумажную салфетку и вытираю ей стол.

— Что с тобой, внучка? — интересуется, оглядывая меня каким-то странным подозрительным взглядом. — Ты какая-то рассеянная сегодня.

— Волнуюсь за Мишку, — Нахожусь с ответом и, пряча глаза за ресницами, старюсь не смотреть на нашего непривычно молчаливого в эту минуту гостя.

Иначе сгорю со стыда.

— Ох, я тоже здорово за него испугалась, — вздыхает, положа руку на сердце, — ну, слава богу, все обошлось. Василий Иванович только сказал, что бы ногу не забывали мазать. Кстати! Вот дырявая голова. — легко хлопает себя по лбу и, суетясь, выбирается из-за стола. — Подождите, дети, я сейчас приду.

— Ба, ты куда? — в изумлении широко распахиваю глаза, застыв с сырой салфеткой в руках.

— Вы пока пейте чай. Пейте, — быстро отмахивается, подойдя к двери, — Пообщайтесь, а я скоро приду. Нужно срочно спуститься к Василию Ивановичу.

Так стремительно исчезает за дверью, что я и понять ничего не успеваю. Выбрасываю в ведро с мусором грязную салфетку и не могу удержаться от едкого высказывания:

— Куда ни плюнь, сплошная идиллия! Оказывается, ты весь такой порядочный. — произношу с сарказмом. — И работа имеется, и желание учиться, вон даже девушка!

— А что тебя удивляет? Считаешь, что мое сердце не способно на любовь? — как всегда невозмутим и расслаблен. Он откидывается на спинку, словно и ждал этого момента, когда сможет так беззастенчиво и нагло меня разглядывать.

— Я считаю, что у таких жестоких и бесчувственных людей, как ты, его вообще нет! — произношу неожиданно резко, сквозь сжатые зубы.

Видимо я так долго копила в себе это раздражение, что сейчас оно готово выбить пробку и вылить на этого зеленоглазого всю свою злость.

— Ошибаешься! — произносит с непоколебимым спокойствием, ничуть не уязвлённый этим фактом. — Даже у самого свирепого зверя рано или поздно появляется та, которую он оберегает от гиен. И чем страшнее его сила, тем безопасней место за его спиной!

Он поднимает на меня глаза, пытаясь удержать мой взгляд, но я сопротивляюсь. Не хочу сейчас на него смотреть! Потому что бесит! Потому что не могу позволить дать увидеть ему то, что сейчас происходит внутри.

Кто эта девушка, которую он заслоняет собой? Кого он готов прятать за свою широкую сильную спину и оберегать? И почему, черт возьми, я ей сейчас так завидую? Потому что хорошо понимаю, насколько там надежно.

Сергей тоже сильный защитник. Его многие боятся, но в нем совершенно нет той уверенности и твердости, которую бы я ощущала. Я не могу ему полностью довериться и не уверена в том, что могу положиться на его плечо.