— Следственный комитет. Капитан внутренней службы Зарубин, — спешно хлопает у меня перед лицом корочкой и убирает ее в карман, спросив для уточнения: — Лукин Павел Антонович?

— Чем обязан?

В миг в голове мелькают десятки событий, за которые меня могут увезти далеко и недолго. Ничего серьёзного пришить не могут, но вот хулиганство и дебош - вполне. Удачно вспоминаю про оружие в сумке, которое подарил Козырь, и понимаю, что за него могут и добавить.

— Пройдемте с нами, — не успевает произнести, а я не успеваю опомниться, как на моих запястьях щёлкают металические наручники и бумажный стакан с кофе падает на асфальт. — вы задержаны по статье сто одиннадцатой уголовного кодекса. Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью.

Быстро схватываю, понимая, что это дело рук Серова. Вот только не могу понять, давно ли у нас следаки на крузаках последней модели катаются. Где-то внутри усиливается дурное предчувствие, и я жалею, что так и не обратил внимание на подлинность ксивы.

— Какие проблемы, мужики? — слышу за спиной уверенный голос Темы и, обернувшись, зло бросаю на него взгляд.

— Сказал же, возвращайся в зал и сумку мою прихвати. — подмигнув, пинаю ее ногой в сторону пацана, надеясь таким образом избавиться от лишней статьи. И, на мое счастье, эти двое, считая серые облака на пасмурном небе, не обращают на очевидное скидывание незаконного груза никакого внимания.

— Если есть желание, можем и тебя прихватить, — смеётся второй, обращаясь к пацану и подталкивая меня к неизвестному автомобилю.

Резко дёрнув плечом, стряхиваю с себя чужие руки и кошусь в сторону незнакомца, который в эту секунду подозрительно счастливо скалится.

— Я позвоню отцу, Лука, — кричит Тема вслед, — Он все решит.

Подойдя к иномарке, успеваю заметить, что все окна в ней наглухо тонированы. А когда оказываюсь внутри, уже не успеваю сосчитать количество пассажиров, потому что на голову неожиданно набрасывают пыльный плотный мешок, и в затылок внезапно врезается что-то тяжелое, вышибая из моего угасающего мозга ускользающее сознание.

Шум мотора, в глазах темнота, сознание время от времени гаснет, но местами даёт мне прочувствовать всем своим телом неровности дороги, по которой меня везут. Поверхность подо мной отнюдь не мягкая, судя по всему, просторный багажник того самого внедорожника.

Меня нехило мутит и укачивает. Кроме адской боли в области затылка, чувствую, как затекли руки и дико ломит все тело. Пытаюсь пошевелиться, но ничего не выходит. Понимаю, что мои руки уже освободили от наручников, но, вместо этого, их перетянули за спиной грубой веревкой. И настолько крепко, что она впивалась в кожу. Ноги, судя по всему, тоже связали, потому что я их почти не чувствую.

Опасаются. И не зря.

Спустя какое-то время двигатель автомобиля глохнет, я слышу характерный щелчок, и тут же глаза начинает разъедать яркий уличный свет. Голова гудит, как котёл. Внутри неё пустая плоскость, в которой рассеиваются чужие голоса и туго воспринимаются события.

Морщусь, стараясь привыкнуть к свету, пока меня грубо достают из багажника чьи-то здоровые руки, а потом, взяв под мышки, небрежно волочат по земле. Оказавшись в вертикальном положении, перед глазами все плывёт, но я отчетливо вижу и сразу понимаю, где мы находимся.

Это лес. Густой и глубокий. С кучей мошкары, комаров и других сосущих тварей.

Окончательно прихожу в себя, когда в лицо ударяет поток ледяной воды. Плеснули щедро, кажется, я даже рычу, когда чувствую, как холод пробирает до самых костей.

Осматриваюсь и вижу перед собой того самого капитана с фальшивой ксивой и еще одного Серовского пса. Кажется, это именно ему я засадил вчера бонусом в ухо. И заметив на его лице следы драки, усмехнувшись, только подтверждаю свои догадки.

Но... Нет. Не в ухо. В челюсть.

— Думаю, мне не стоит объяснять, почему ты здесь в таком виде? — на лице липового капитана возникает подобие довольной улыбки, обнажая ряд белоснежных зубов, и он, ударив по плечу своего товарища, передает право вести со мной переговоры ему.

Громила присаживается возле меня на корточки, сальными пальцами поднимает мой подбородок и, с силой сжимая, выдыхает в лицо:

— Я смотрю, ты, паскудник, совсем страх потерял! Кем ты себя возомнил, гаденыш малолетний? Уважаемых людей нужно знать в лицо и при встрече не колотушками своими махать, а в ноги им падать, чтобы злые дяденьки тебя потом в пробирку не закатали.

— А ты, я смотрю, неплохо стелишься под ногами у своего Боса, раз тебя так выдрессировали, — хрипло смеюсь и тут же ловлю сильный удар увесистым ботинком по рёбрам.

— Это ты зря, — выдыхает сквозь зубы. — У тебя ещё будет много времени, чтобы подумать, когда твоё тело будут медленно раздирать на кусочки дикие звери. Как думаешь, в этом лесу найдутся любители такой падали, как ты?

Я ничего не отвечаю, только смачно сплёвываю ему в ноги, демонстрируя мое к нему отношение. И, конечно же, мой собеседник остаётся недоволен моим поведением.

— Ничего, — встаёт и, закурив сигарету, добавляет. — В любом случае в этом лесу от тебя будет больше пользы. Неплохой получится перегной.

— Если тебя это так заботит, можешь составить мне компанию. В тебе удобрения раза в два больше.

— Надоел ты мне, — гадко щурится, выпуская из лёгких дым. — Честно, давно бы уже тебя пристрелил, как дичь. Но Шеф велел, чтобы ты прочувствовал все до последнего удара.

— Правильно! Верный пёс никогда не ослушается своего хозяина, — давлю на лице улыбку, несмотря на ноющую боль в рёбрах. — после выполненной команды он потом тебе обязательно почешет за ухом.

Пропускаю увесистый кулак, который впечатывается в челюсть и глухо смеюсь, глядя на то, как противника закручивает в вихре злости. Языком проверяю зубы.

На месте.

— Где Бурый, твою мать? — гневно выплевывает своему напарнику, втаптывая в землю тлеющий бычок. — Крышкой багажника что ли прибило? Я сам должен тут яму копать?

— Лысый, может, мне не показалось, что за нами был хвост?

— Какой хвост? Кому нужен этот бесполезный отброс? Иди поторопи его, пусть берет в руки лопату и копает, — бросает «капитану» и со вздохом поворачивается ко мне, — а я пока займусь тобой.

И снова бьет ногой. С размаху, со всей силы в ту же область. Под рёбра. Тело складывается пополам против воли, но я ничего не могу поделать. Я связанный по рукам и ногам. Исход этого боя известен наперёд, и, увы, не в мою пользу.

Грады ударов и чужая ненависть обрушивается на меня, когда я падаю и лицом утыкаюсь в сырую землю.

Прикрыв глаза, слабо чувствую боль, но четко вижу перед собой светлый образ.

Растерянный и испуганный голубой взгляд, который смотрит на меня с глубоким разочарованием.

Я потерял себя в этом жизненном пути. Вскоре он оборвётся ровно так же, как и Коджо. Но кем я был в этой жизни?

Я не о профессии и не о своей роли в чьей-то судьбе. Я о состоянии души. И только сейчас, когда моя жизнь подходит к концу я понимаю, что наша встреча с Цветочком не чья-то глупая ошибка. Не случайный перекос двух параллельных прямых. Это одно из важнейших посланий в мою жизнь. Должен же был появиться в моей жизни хоть кто-то, кто заставит меня взглянуть на этот мир иначе.

У всего есть смысл. И у этой встречи тоже.

Только она могла направить меня на путь истинный, но я свернул и ошибся, укоротив свою дрогу.

Чувствую на языке привкус горечи. Или крови. Черт разберёшь.

Громкий мучительный крик прерывает мои мысли. Я перестаю чувствовать на своём теле удары и плохо слышу смазанные вдали разговоры. Какая-то непонятная суета, и вскоре, кто-то запинается об мои ноги и заваливается рядом, громко скуля.

Не удивлюсь, если эти придурки устроили грызню между собой.

Прямо надо мной щёлкает лезвие ножа и я, почти, уверен, что это конец, но кто-то одним движением срезает с моих рук верёвки.

— Живой, Лука? — узнаю голос Жули, когда его ладонь хлопает меня по плечу и пытается поднять с земли.