Я ничего не ответила, лишь вернула ей улыбку. Это вряд ли, те парни, с которыми Филипп был сегодня, никогда не общаются с такими, как я.

Фриками.

Если ты учишься в элитной школе, это еще не значит, что в душе ты такой же аристократ. В любом городе есть та самая шайка малолетних бандитов, которая издевается над теми, кто не из их круга. Особенно прилетает неформалам с крашеными волосами или нестандартной внешностью. Вот и некоторые мои одноклассники днем короли школы, а вечером выходят на охоту в растянутых трениках. И судя по тому, как Филипп с ними мило беседовал, он точно такой же, а, значит, нам с ним не по пути.

Вероника Сергеевна высадила меня у забора, попрощавшись с той же милой улыбочкой. Я добежала до дома по дорожке, уже засыпанной январским снегопадом и выдохнула, оказавшись в домашнем тепле. Пахло пирогом и облепихой. Скорее всего, мама приготовила морс.

Свернув налево от двери, я тут же оказалась в полукруглой кухне, посреди которой стоял стол. Папа уже приступил к ужину, а мама порхала вокруг него, поднося новые порции блюд. Я села напротив главы семейства прямо в школьной форме, развалившись на зеленом стуле. Подвинула нетронутый папой пирог к себе.

— Ливана, — пропела весело мама. — Как прошел день? Говорят, у тебя появился новый друг.

— Чё? — мой голос перешел на фальцет. — То есть, pardon?

— Звонила твоя классная руководительница, сказала, ты будешь новенькому по учебе помогать.

— Меня заставили, — проворчала я, всухомятку уминая пирог. — Буду приходить позже.

— Ну и хорошо, хоть с кем-то будешь дружить, кроме жуков своих.

— С подопытными не дружат.

— Тогда выселяй своих жильцов из моей кладовой, — опять завела мама свою шарманку.

Дабы не продолжать сей диалог, я запихала оставшийся кусок пирога за щеку и поднялась на второй этаж дома. Я понимала, что чистюлю-маму бесят забродившие фрукты и рой мух над ними, но они мне еще нужны.

Свет в доме горел только на кухне, но я отлично ориентировалась, причем глаза уже все равно не открывались от усталости. Наш дом был похож на настоящее жилище феечки. Нежно-розовые и зеленые тона с кучей мелких элементов декора. Когда-то здесь жила бабушка Лора, но не долго. Дом почти продали, но тут отцу подвернулась работа в столице, а наш город как раз в нескольких километрах, буквально час езды без пробок. Ну в интерьере мы не стали ничего менять, в этом есть свой шарм.

Приняв душ, я без сил рухнула на свою огромную кровать, изголовье которой было сплавлено из темного металла в виде переплетающихся стеблей цветов. Здесь была куча подушек, на ощупь легче воздушного шарика, в таком количестве, что хватило бы на пятерых меня, и все одето в комплект темно-малинового белья, вручную вышитого бабушкой Лорой.

Я любила свою комнату. Она была не самой большой в доме, тут помещалась лишь кровать, шкаф и стол, проникало мало солнечного света даже летом, но здесь я чувствовала себя спокойно и могла творить, что душе угодно, не боясь осуждения окружающих. А еще здесь был особенных запах — цветы, сладость меда и немного мяты. Все это напоминало мне о лете, как мы с бабушкой Лорой пытаемся сделать какое-нибудь французское блюдо, но все равно заканчиваем русскими пирожками, и все это под комментарии Жанны, пока она читает газету и смешно ругается по-французски.

Эти мысли не всегда помогали мне заснуть быстрее. Частенько приходится пить снотворное, чтобы заставить себя уснуть, иначе днем я совсем буду как вареный овощ. Возможно, это из-за подростковой тревожности, но бабушка Джаннет говорит, дело в том, что магия во мне копится, но не расходуется, поэтому мой организм не находит покоя. Чтобы это наладить необходимо колдовать что-то посерьезней бытовых штук, а я, из-за недостатка волшебного образования, не умею. Могу, но последствия будут непредсказуемые.

Под замысловатое пение на языке цикады, живущей в одном из прозрачных ящиков в углу комнаты, я провалилась в сон. Хотелось бы назвать его сладким, но перед глазами все крутилась широкая улыбочка новенького. Это заставляло меня задумываться даже во сне.

Проснулась с полным отсутствием настроения из-за сновидений, вгоняющих меня в бешенство, а не умиротворение, которое положено получать ночью в кровати. Я даже имя этого парня не запомнила, но каким-то образом он отпечатался в моей голове.

Это плохо.

Ненавижу себя в моменты, когда не могу сосредоточиться на чем-то важном, а фокусируюсь на случайной мелочи, не выходящей из головы. Это всегда было моей проблемой. Вместо того, чтобы направлять все мысли на усвоение, ну скажем, заклинания левитации, я думала о круассанах, и почему они изогнутые, за что получала по пальцам тростью бабушки Джаннет.

Вот и сейчас недовольная поплелась в ванную, обернувшись пуховым одеялом. Перепрыгнула с порога островок бледно-зеленой ледяной плитки на коврик из натурального материала у раковины. Вздохнула пару раз в ожидании, пока вода нагреется. На щеке красовался отпечаток подушки, делающий меня похожей на предводителя викингов с характерным шрамом, разрезы глаз разной ширины, что говорит о еще одной бессонной ночи. Нет, сны были, правда я просыпалась, чтобы все закончилось, но как только вновь закрывала глаза, они возвращались.

В автобусе мне тоже не везло. Кое-как дотягивалась до поручня, чтобы не улететь прямиком в кабину водителя на резких остановках. С одной стороны подпирал походный рюкзак какого-то, на вид, пятиклассника, с другой прямо в рот лез мех, напоминающий облезлую канализационную крысу, с капюшона женщины, по лицу которой было понятно, что хоть слово будет кинуто в ее адрес, ты станешь первым на принудительный выход на ближайшей остановке.

С горем пополам вышла у школы. Дойдя до своей вешалки в раздевалке остановилась. Слегка задергался глаз, когда я снова увидела эту желтушную куртку на своем крючке. Держа себя в руках, перевесила ее на край.

— Не с той ноги встала? — спросила Маринка, которая с самого утра сидит здесь с остальными девочками и высматривает все интересные приходящие экземпляры. Все в одинаковой форме, нога на ногу, телефон в ярком чехле, напоминают воробьев на проводах.

— Не в том мире родилась, — ответила не оборачиваясь.

Не видела смысла приходить в школу за 20–30 минут до начала первого урока, чтобы просто ждать. Страхом опоздания я не страдала, поэтому приезжала минут за пять, чтобы хватило на раздевание и дорогу до кабинета, не теряя времени.

Раздав задание, учительница литературы упорхнула из кабинета, стуча шпильками. Она прикрылась срочным совещанием, но все давно знают, что она лично ходит встречать географа, будто он сам дорогу до кабинета не найдет. И да, в нашей гимназии учителя русского и литературы — это разные люди, потому что, цитирую, здесь преподают только настоящие профессионалы своего дела, опирающиеся полностью на предмет без лишнего шума.

Вообще мне нравилась литература, нет ничего сложного в анализе героев, если ты читал произведение, но это пока на словах, а как доходит дело до сочинения-описания — все, полундра. Ты никогда не угадаешь, чего именно от тебя хочет учитель и какие именно чувства и душевные терзания ты должен был уловить во второй главе на пятнадцатой странице третьей строчке сверху. Боюсь, даже сами авторы не догадывались, какой они оказывается смысл вложили в эти строки, пока учителя литературы любезно не подсказали.

А если начинаются задания по поиску эпитетов, аллегорий, синекдох и прочих слов страшнее заклинаний (поверьте мне), можно смело бросать белый флаг.

На русском я читала только школьную программу, остальное осваивала на французском для поднятия языка, но больше одной тоненькой книжечки это не продвигалось. Свободное время я предпочитала проводить за магической практикой или чтением, но заклинаний или сборников инструкций по колдовству.

Пока весь класс, не стесняясь, вслух обсуждал какие-то личные вопросы, я лениво перелистывала страницы учебника, делая вид, что ищу ответ на вопрос «какие преобразования необходимы русской деревне в произведении Тургенева». Но мой интерес все-таки привлек один разговор сзади: