Связной явился к ней через два часа. Снова пароль — и мгновенный ответ Ильзы. В дверях стоял невысокий молодой человек.
— Вы Альта? Здравствуйте, — сказал он. — Что произошло со связью?
Ильза смотрела в лицо посланца и мучительно вспоминала, где могла его видеть. Она, несомненно, где-то встречала этого человека. Крупные приплюснутые губы, выпуклый лоб… И эти оттопыренные уши… Грин! Ну конечно, это он! Перед войной ей передали его фотографию для папаши Хюбнера — для «Банкира». Потом от Хюбнера она получила готовый паспорт, в который была вклеена та же самая фотография. Самого Грина Ильза никогда не встречала.
Курьер, передававший тогда фотографию и все необходимые данные, предупредил Альту: к Эмилю Хюбнеру должна являться только она. Она лично должна и получить паспорт. Никому не передоверяя. А курьером был Пауль, который работал с Куртом Вольфгангом…
С гравером ее познакомил тот же Пауль перед своим отъездом из Берлина. Он несколько раз повторил: с Эмилем Хюбнером поддерживать только личную связь. Он засекречен от всех.
Эмиль Хюбнер, восьмидесятилетний гравер с белой как снег бородой, жил с взрослой дочерью, зятем и внуком в берлинском пригороде, в маленьком домике, стоявшем в глубине захламленного двора. Черный ход из домика вел на соседнюю улицу.
Пауль сказал: «Тебе, Альта, доверяют самую большую тайну — подпольщик Хюбнер делает паспорта и хранит деньги организации. Выходить с ним на связь только по распоряжению Центра…»
Она встречалась с «Банкиром» дважды. Еще бы этого не помнить!
Связной рассказал, что для радиосвязи ей выделен новый радист, знаток своего дела и опытный подпольщик. Кроме того, курьер предупредил, что, если связь с Центром снова нарушится, донесения передавать через курьеров.
Через несколько дней Грин встретился с Харнаком и Шульце-Бойзеном. Они разговаривали втроем, разгуливая по опустевшим дорожкам Тиргартена. Сквозь обнаженные ветви деревьев виднелись каменные изваяния династии Гогенцоллернов, возвышавшиеся на постаментах.
В некотором отдалении от мужчин, взявшись под руку, шли две женщины: строгая Милдрид и всегда оживленная Либертас, готовые каждую секунду предупредить подпольщиков об опасности.
И опять в Берлине заработали тайные передатчики. Но донесений было так много, что радисты не успевали передавать их по назначению. Значительную часть информации пришлось отправлять с надежными курьерами.
В одной из депеш сообщалось:
«Директору. Источник Коро. План три, касающийся дальнейшего наступления на Кавказ в ноябре, отложен до весны будущего года. Перегруппировка войск должна быть осуществлена к первому мая будущего года. Техническое обеспечение удара — накапливание боеприпасов, резервной техники и прочего — должно быть завершено к первому февраля сорок второго года. Развертывание войск для наступления на Кавказ произойдет на линии: Лозовая — Чугуев — Белгород — Ахтырка — Красноград. Штаб группировки в Харькове. Детали плана будут сообщены позже. Коро».
В этом донесении Шульце-Бойзен впервые упомянул о Сталинграде, раскрывая советскому командованию стратегический замысел германских войск, направление ударов, запланированных на летнюю кампанию сорок второго года. За восемь месяцев до событий!
Сообщение Коро подтвердил Арвид Харнак, который получил эти сведения из других источников — в министерстве экономики. Харнак изучал перспективные обеспечения страны горючим. Сюда включены потребности армии. В разделе «Нефть» внимание советника привлекла одна фраза: «Получение каких-либо новых, крупных источников нефти ожидается не ранее весны, начала лета 1942 года…» Ну конечно, тут подразумевались кавказские месторождения нефти! Значительное наступление на юге России планируется на лето наступающего года!
По этому поводу в Центр ушло новое донесение. Радиосвязь между Москвой и берлинским подпольем, преодолевая все препятствия, поддерживалась уже полгода после начала войны…
6
Фрау Мирке так и распирало от переполнявших ее чувств, вызванных неожиданным событием — ей предстояло ехать не куда-нибудь, а в Берхтесгаден, в резиденцию самого фюрера… Треволнения хозяйки модного салона передавались и ее сотрудницам — модельершам, закройщицам, портнихам, которые вместе с фрау Мирке озабоченно суетились, делали последние стежки и без конца нашептывали друг другу по секрету все новые подробности предстоящей поездки. Ева Браун, любовница Гитлера, заказала вечернее платье, в котором она намерена появиться на приеме в Москве… Немецкие войска вот-вот вступят в советскую столицу. Фюрер уже назначил день военного парада и большой прием в Кремлевском дворце. Времени осталось совсем немного, и фрау Мирке срочно летит в Берхтесгаден, чтобы сделать последнюю примерку. Платье давно могло быть готово, но не находили французских кружев для его отделки. Посылали специальный самолет в Париж, а кружев-то требовалось всего полметра…
Волнения достигли своей кульминации, когда в день отъезда в ателье явились два дюжих эсэсовца и распорядились при них уложить в чемодан вещи, предназначенные для Евы Браун. Хозяйка, не дыша, укладывала туалеты, тщательно расправляя каждую складочку, а когда все было уложено, эсэсовцы заперли чемоданы и унесли их в «хорьх», стоявший перед входом в заведение фрау Мирке. Разряженная как на праздник, она уселась в машину и в сопровождении эсэсовцев отбыла на Темпельгофский аэродром.
Модный салон высшего класса, называвшийся по имени бывшей владелицы ателье «Анна Мария Кайзер», находился в центре Берлина, на Брюккен-аллее, вблизи Тиргартена. Заказать здесь платье было мечтой каждой берлинской модницы: фрау Мирке обслуживала только привилегированных особ, только сливки, или, как говорили в Берлине, крем высшего общества, во главе с Евой Браун. В ателье «Анна Мария Кайзер» заказывали свои туалеты жены заправил фашистской Германии — рейхсмаршала Геринга, Геббельса, фельдмаршала Кейтеля, министра иностранных дел Риббентропа, фельдмаршала Кессельринга, рейхсфюрера по трудовым резервам Хирля… Ну и, конечно, только у фрау Мирке шили свои костюмы все немецкие кинозвезды.
Здесь, в модном салоне на Брюккен-аллее, работала манекенщицей красивая молодая женщина — Ина Лаутеншлегер. Она не уступала внешностью голливудским актрисам. Ина обслуживала высокопоставленных клиенток, рекомендовала им фасоны, демонстрируя перед ними новинки, только что входившие в моду. Ева Браун, выбирая фасоны платьев, прибегала к услугам изящной манекенщицы и без конца заставляла Ину прохаживаться перед ней в новых и новых нарядах.
«Знатные дамы» в ожидании примерки коротали время за разговорами — обменивались светскими новостями, болтали о нарядах, сплетничали, не таясь от обаятельной и приветливой манекенщицы.
— Вы знаете, — тоном избалованной девочки говорила Браун, — я даже и представить себе не могу, как только люди едят пирожные на маргарине. Я, например…
Дальше шли рассуждения о том, кто что предпочитает, и даже удивлялись, как это люди живут на продовольственные карточки, стоят в очередях за пайком эрзац-продуктов. Но слава богу, все это скоро кончится — с Украины уже идут эшелоны с отличнейшим продовольствием.
Фрау Геббельс привозила двусмысленные анекдоты или рассказывала самые последние новости, почему-то переходя на таинственный шепот: «А вы знаете, у Риббентропов…»
Новость заключалась в том, что министр фон Риббентроп построил для дочери купальный бассейн, но оказалось, что зеленоватый кафель, которым облицевали бассейн, бледнит купальщиц. Решили это проверить. Уже наступила осень, но тем не менее к Риббентропу прислали десяток эсэсовцев, и они в плавках полезли в холодную воду. В бассейне они долго плавали вдот холода, но тель бортов, пока эксперты определяли — бледнит бассейн или не бледнит. Может быть, ола эсэсовцев действительно выглядели бледными. Во всяком случае, облицовку решили сменить.
Среди праздных разговоров и дамских пересудов случалось и так, что дамы разбалтывали услышанные от мужей секреты о предстоящих военных действиях.
