«Париж не имел больше никакого тактического значения. Несмотря на свою историческую славу, на наших картах он представлял собой только чернильное пятно, которое надо было обойти в нашем продвижении к Рейну».
А в Париже, названном в мемуарах Бредли «только чернильным пятном» на оперативной карте, жили три с половиной миллиона французов, свободолюбивых, непокоренных… Париж — жемчужину европейских столиц, город мировой культуры — зодчества, архитектуры, искусства — фашисты обрекли на уничтожение. В слепой ярости Гитлер приказал коменданту Большого Парижа генералу фон Хольтицу заминировать французскую столицу, уничтожить ее, если начнется восстание и невозможно будет отстоять город. Гитлер назначил для этого нового, надежного коменданта — за две недели до назревавших событий. Вызвал в ставку и приказал: Париж должен быть разрушен, как Карфаген.
Специалисты-подрывники, присланные из Берлина, закладывали по всему городу тяжелые авиационные торпеды, морские мины, заряды взрывчатки, тянули провода, бикфордовы шнуры к дворцам, предприятиям и жилым кварталам, к памятникам и музеям, телефонным станциям, водопроводным магистралям, к мостам через Сену… Безвестный обер-ефрейтор берлинец Дунст заправлял минированием Плас де ля Конкорд — площади Согласия — со стороны Бурбонского дворца… Все должно превратиться в прах.
В такой сложнейшей обстановке вспыхнуло восстание парижан. Началось с забастовки железнодорожников. К ним присоединились люди других профессий. Забастовка стала всеобщей. Она изолировала двадцатитысячный немецкий гарнизон от германских вооруженных сил, находившихся за пределами Большого Парижа. Наступил решающий момент: командующий германскими войсками Западного фронта маршал фон Клюге передал коменданту фон Хольтицу приказ:
«Приказываю приступить к нейтрализации и уничтожению предусмотренных объектов…»
А Гитлер нетерпеливо запрашивал — горит ли Париж?
Но было поздно. Восставшие парижане опередили врага. Это произошло на 1503-й день гитлеровской оккупации Парижа. Рано утром на стенах зданий появились первые листовки, призывавшие к вооруженному восстанию:
«Священный долг каждого парижанина — сражаться! Пробил час национального восстания! Париж, гордый своим героическим прошлым, встретит союзные войска, освобожденный от врага самими парижанами!»
Под призывом к восстанию стояли подписи членов Парижского комитета Освобождения. Живых и павших в борьбе с фашизмом. Рядом с фамилиями Жака Дюкло, Мориса Тореза стояли имена расстрелянных Габриэля Пери, Люсьена Сампэ…
На улицах Парижа строили баррикады. Мостовые были перекопаны рвами, загорожены мусорными ящиками, старыми бочками, разбитыми машинами… Как бывало испокон веков в народных восстаниях, на баррикады тянули все, что годами валялось на чердаках, во дворах и подвалах…
Рядом с отелем «Мажестик» разгорелся бой. Восставшие атаковали нацистский штаб. Осажденные сопротивлялись, стреляли из окон. Появились первые раненые. В подъезде за углом лежали ящики с трофейными гранатами, запалами. Кто-то поставил их сюда перед боем. В окна полетели гранаты, атакующие ворвались в холл отеля «Мажестик», бросились на верхние этажи.
Вооружившись немецкими автоматами, двинулись дальше. Париж сражался. Группа была уже в особняке гестаповской команды, но гестаповцы успели бежать. Камеры, в которых держали заключенных, были пусты… Всюду следы поспешного бегства: распахнутые двери, опрокинутая мебель, раскиданные бумаги, папки, в каминах груды пепла. Паннвиц и члены его команды, переселившиеся из Амстердама в Париж, поторопились сжечь бумаги, протоколы допросов — уничтожили следы своих преступлений.
На верхнем этаже, в следственном отделе команды, — никого. Только следы крови на стенах. Ванная комната, превращена в камеру пыток, разбросаны инструменты, которыми пользовались палачи…
Подавленные, вышли на улицу… Город кипел, отовсюду доносилась стрельба.
Бои в Париже продолжались несколько дней. Только через неделю, когда город был в руках восставшего народа, в Париж вступила бронетанковая дивизия Леклерка. Французских танкистов встречали толпы ликующих парижан. 25 августа комендант фон Хольтиц подписал акт о капитуляции и приказал остаткам своих войск прекратить сопротивление.
К осени 1944 года из Франции, Голландии, Бельгии были изгнаны последние вооруженные германские части. В освободительных боях вместе с англо-американскими войсками сражались бойцы французского Сопротивления. Но не только французы, здесь были испанцы, поляки, немецкие антифашисты, итальянцы, русские военнопленные, бежавшие из концентрационных и трудовых лагерей… Полк, сформированный в Безансоне из советских добровольцев, насчитывал более тысячи человек. Он участвовал в освобождении многих селений и городов, расположенных в Центральной Франции.
По всей Франции были разбросаны части франтиреров, которые давали своим отрядам имена русских городов: «Сталинград», «Москва», «Ленинград», «Каховка»… Были отряды имени Котовского, Чапаева, Ковпака, «Родина», «Свобода», «Донбасс»… Они дрались за французские города Тулон, Ниццу, Авиньон, Гренобль… Большой отряд советских партизан самостоятельно захватил один из крупнейших французских портов и город Сен-Назер и удержал его до подхода частей французского Сопротивления.
И каждый советский участник Сопротивления, вступая в отряды франтиреров, давал клятву:
«Я, патриот Советского Союза, вступая в ряды партизан, становлюсь бойцом антигитлеровского фронта. Я с честью буду нести это звание, как подобает гражданину Советского Союза. Фашистские захватчики совершили чудовищные преступления против моего народа, и я клянусь бить врага до окончательной победы моей Родины над гитлеровской Германией…
Выполняя свой долг перед моей Советской Родиной, я обязуюсь быть верным и честным по отношению к французскому народу, на чьей земле я защищаю интересы своего отечества. Я всеми силами буду поддерживать моих французских братьев в их борьбе против общего врага — гитлеровских оккупантов».
Советские патриоты выполняли интернациональный долг. Это было одно из проявлений совместной вооруженной борьбы с нацизмом, борьбы народов Европы, объединившихся в антигитлеровской коалиции. Так было не только во Франции. Антифашисты Европы отвлекали больше германских вооруженных сил, чем второй фронт, открывшийся в конце мировой войны…
Достаточно вспомнить забытый эпизод войны — восстание жителей острова Корсики. Им руководил бывший комиссар Интернациональной бригады в Испании Франсуа Витторио. Без чьей-либо помощи восставшие корсиканцы разгромили на острове несколько дивизий противника. Итало-германские войска потеряли в этих боях сто пятнадцать тысяч убитыми, ранеными и взятыми в плен.
5
Здесь следует вернуться к старым, но не забытым архивам, к папкам с надписями, предупреждающими нас и наших потомков: «Хранить вечно!»
В личном деле Николая Кузнецова — он же Пауль Вильгельм Зиберт, — ставшего к тому времени «капитаном» германского вермахта, есть лаконичная запись из его донесения, касавшаяся судьбы нацистского контрразведчика штандартенфюрера СС Ортеля.
После неудачи, постигшей его в Тегеране, Ортель возвратился в Ровно.
«В гестаповских и военных кругах города, — сообщал Кузнецов, — распространяются слухи о самоубийстве штандартенфюрера Ортеля. Труп его якобы тайно отправлен в Берлин. Версия с его самоубийством вызывает большие сомнения. Мертвым его никто не видел. Есть основания предполагать, что органы имперской безопасности умышленно распространяют такие слухи, чтобы вывести его из игры для участия в новой, пока неизвестной нам провокации…»
Разведчик Кузнецов оказался прав. Штандартенфюрер был жив… Он только изменил фамилию, внешность, отказался от эсэсовской формы, ходил в штатской одежде и пребывал в замке Фриденталь под Берлином, в штабе дивизии «Бранденбург-800», находившейся под эгидой Отто Скорцени.
